3.2.1. Майкл Томаселло

Человеческий язык жестов в психологическом смысле первичен.

Л. Витгенштейн.

Майкл Томаселло (род. в 1950 г.) — известный американский психолог-эволюционист. Однако в конце 90-х годов он переехал в Германию, чтобы стать содиректором Института эволюционной антропологии в Лейпциге.

Свои размышления о происхождении языка М. Томаселло изложил в книге Origins of Human Communication «Истоки человеческого общения» (2008). В её основе лежат лекции, которые её автор прочитал в Париже в 2006 г.

Между предъязыком и языком М. Томаселло поместил не что иное, как указательный жест. «Указательный жест — громогласно заявляет он в начале своей книги — был первой формой собственно человеческой коммуникации» (Томаселло М. Истоки человеческого общения. М.: Языки славянских культур, 2011, с. 28). Не первое слово, которое произнёс народившийся человек, а… указательный жест, — вот с чего, по его мнению, начался человек. Выходит, что в начале было не слово, а указующий перст.

Указательный жест первого человека, по мнению М. Томаселло, поделил историю надвое: до его появления и после. До его появления людей ещё не было, а были их животные предки, а после того, как эти предки приобрели способность к использованию указательного жеста, так сразу же началась человеческая история.

Очень интересно узнать, почему М. Томаселло приписал указательному жесту такое эпохальное значение? Почему он стал, с его точки зрения, отправным пунктом антропогенеза? Всё дело в этой самой точке зрения. Он выбрал в своей теории глоттогенеза психологическую точку зрения по преимуществу.

М. Томаселло не пренебрегает в своей книге биологической точкой зрения на проблему глоттогенеза. Так, он указывал на биотический фактор развития предъязыка, имея в виду преимущество, которое он давал нашим предкам в их борьбе за существование. Т. Томаселло писал: «Навыки индивидуальных намерений дали представителям приматов приспособительное преимущество в условиях конкуренции» (там же, с. 276).

Не пренебрегает М. Томаселло и культурологической точкой зрения на проблему антропогенеза. Отдавая дань использованию первыми людьми орудий труда, он писал: «Навыки имитации действий изначально развивались благодаря созданию и использованию людьми орудий» (там же).

Но не биологическую и не культурологическую точки зрения М. Томаселло выдвинул в своей книге на передний план, а психологическую. Он — автор жестовой теории глоттогенеза, под которую подвёл психологический фундамент. Это означает, что своим очеловечением наши животные предки в первую очередь обязаны их успешной психической эволюции, которая дала им преимущества перед другими приматами, не сумевшими вступить на путь очеловечения. Это преимущество — развитие у наших животных предков жестовой коммуникации, которая в дальнейшем вывела их на путь преимущественного развития у первобытных людей звуковой (вокальной) коммуникации.

Своё психологическое кредо в решении проблемы глоттогенеза М. Томаселло выразил такими словами: «Основная мысль этих лекций заключается в том, что человеческую коммуникацию наделяет присущей ей силой прежде всего психологический фундамент — базовая структура, которая проявляется уже в видоспецифических формах жестов — таких, как указательные и изобразительные, а язык надстраивается над этим фундаментом и всецело полагается на него. Без этого фундамента коммуникативные конвенции были бы просто ничего не значащими звуками, как гавагай» (там же, с. 186).

М. Томаселло выделил в первоначальной истории человечества две эпохи — жестовую и вокальную. В первую эпоху жестовая коммуникация у первобытных людей, с его точки зрения, господствовала над вокальной, а во вторую эти формы коммуникации поменялись местами. В начало первой из них он и пометил указательный жест.

Указательный жест и пантомима (т. е. изобразительные жесты. — В. Д), по мнению М. Томаселло, — поворотные точки в антропогенезе вообще и глоттогенезе в частности. Он писал: «Указательный жест и пантомимическая коммуникация, таким образом, оказались важнейшими поворотными точками в эволюции человеческой коммуникации, уже воплощающими большую часть свойственных исключительно человеку форм социального познания и видов мотивации, необходимых для последующего создания знаковых (вокальных. — В.Д.) языков» (там же, с. 28).

В своей книге М. Томаселло поёт дифирамбы указательному жесту. Этот жест свидетельствует, с его точки зрения, о новом, собственно человеческом скачке в психогенезе, поскольку его использование требует таких когнитивных навыков, на которые способны только люди. «Так, — поясняет М. Томаселло, — чтобы истолковать указательный жест, необходимо уметь определять: каково намерение собеседника, почему он направляет моё внимание так, а не иначе? Но для установления этого намерения необходимо… что-то вроде совместного внимания или общего для нас опыта» (там же, с. 29).

А что же обезьяны? Обезьяны, по мнению М. Томаселло, не способны на использование указательных жестов. «Скажем, — пишет М. Томаселло, — когда поскуливающий детёныш шимпанзе разыскивает свою мать, все прочие шимпанзе поблизости почти наверняка это понимают. Но даже если какая-нибудь из оказавшихся рядом самок и знает, где мать, она не сообщит об этом потерявшемуся малышу, хотя вполне способна протянуть вперёд руку в жесте, похожем на указательный. Не сообщит потому, что в число её коммуникативных мотивов попросту не входит извещение других о чём-то лишь с целью им помочь» (там же, с. 30).

В чём дело? Почему взрослые шимпанзе не указывают своему маленькому собрату на место, где находится его мать? У них не развито чувство сотрудничества и взаимопомощи, на которое способен, по мнению М. Томаселло, лишь человек, а сознание этого чувства лежит в основе собственно человеческой коммуникации.

М. Томаселло продолжает: «И наоборот, коммуникативные мотивы человека настолько прочно укоренены в сотрудничестве, что мы не только делимся друг с другом информацией в порядке помощи, но один из главных наших способов о чём-то попросить других — это просто известить их о нашем желании, ожидая, что нам предложат помощь. Так, я могу попросить воды, просто сказав, что хочу пить (информируя вас о моём желании), поскольку знаю, что в большинстве случаев ваша готовность прийти на помощь (и то, что мы оба о ней знаем) превратит это уведомление во вполне действенную просьбу» (там же).

Из анализа приведённых примеров М. Томаселло делает вывод о специфике человеческой коммуникации: «Человеческая коммуникация, таким образом, основана на идее сотрудничества и осуществляется наиболее органично в контексте (1) взаимно предполагаемого общего знания, или общего для участников коммуникации смыслового контекста и (2) взаимно предполагаемых мотивов сотрудничества и взаимопомощи» (там же).

В своей книге М. Томаселло выдвинул на первый план три эпохи в истории коммуникации обезьян и людей: 1) эпоху жестовой коммуникации у наших ближайших животных предков — предлюдей; 2) эпоху жестовой коммуникации у первых людей — пралюдей; 3) эпоху вокальной (звуковой) коммуникации у их потомков.

Эпоха жестовой коммуникации у предлюдей.

Предлюди — животные, хотя и самые близкие к людям, поскольку люди произошли от них. Говорить о языке по отношению к ним в строгом смысле этого слова не представляется возможным. По отношению к ним целесообразно употреблять термин предъязык.

Термин предъязык я употребляю, во-первых, лишь по отношению к прямым животным предкам человека, а во-вторых, лишь по отношению к их вокально-звуковой коммуникации. Она состояла из непроизвольных возгласов, которые в XVIII в. называли «междометиями». Эти «междометия» выражали у наших животных предков те или иные чувства. Некоторые из них уже воспринимались их соплеменниками как символы или знаки (например, опасности). Именно на основе подобных знаков сложился человеческий язык.

М. Томаселло не использует термин предъязык. Более того, те вокально-звуковые символы, которыми наши животные предки уже пользовались как средством их внутривидового общения, он отодвигает на второй план, а на первый выдвигает их жестовую коммуникацию. Почему? Это его конёк.

Идея о жестовой коммуникации проходит через всю гипотезу М. Томаселло о происхождении языка. Жестовая коммуникацию выступает в ней как главная героиня в коммуникации предлюдей. Жестовая коммуникация выступает в ней как главная героиня в коммуникации пралюдей. Жестовая коммуникация выступает в ней как главная героиня в коммуникации и их ближних потомков — в том смысле, что именно на её основе, по мнению М. Томаселло, в процессе эволюции они перешли на активное использование в своём общении вокально-слуховых знаков. Стало быть, своим происхождением, с точки зрения американского учёного, язык обязан жестовому общению сначала предлюдей, а затем — пралюдей.

Идея о жестовой коммуникации у предлюдей и людей — основная идея, из которой М. Томаселло исходил в своей гипотезе о происхождении языка. Он писал: «Основная идея этих лекций состоит в следующем: чтобы понять, как люди общаются между собой при помощи языка и как эта способность могла возникнуть в ходе эволюции, сначала мы должны разобраться, как люди общаются при помощи естественных жестов. По сути, моя эволюционная гипотеза состоит в том, что первыми специфически человеческими формами коммуникации были пантомимическая коммуникация и, прежде всего, указательный жест. Социально-когнитивная и социально-мотивационная базовая структура (infrastructure), сделавшая возможными эти новые формы коммуникации, стала своего рода психологическим плацдармом для возникновения различных систем знаковой языковой коммуникации (всех шести тысяч известных языков)» (там же, с. 27–28).

Воссоздать жесты, которыми пользовались предлюди, не представляется возможным, но можно составить о них приблизительное представление по коммуникации приматов.

Попытки Уильяма Фурнесса, Кэти и Кейта Хейсов научить обезьян вокальному языку, как мы помним, оказались безуспешными. Преодолеть ограниченные возможности артикуляционного аппарата обезьян им не удалось. Зато шимпанзе Уошо, горилла Коко, орангутан Чантек и др. обезьяны, овладевшие амсленом, продемонстрировали свои поразительные способности в усвоении жестовых «языков».

Отсюда легко прийти к предположению, что у предлюдей, которые тоже были человекообразными обезьянами, дело обстояло подобным образом: ведущую роль в их общении играли жесты, а вокальные знаки имели весьма ограниченную сферу функционирования. Такой предположение, как и следовало ожидать, и сделал М. Томаселло.

Американский учёный утверждает: «Первые шаги почти наверняка относились к сфере жестов. Это становится особенно ясно при сравнении с голосовой и жестовой коммуникацией наших ближайших родичей, человекообразных обезьян. Вокализации человекообразных обезьян почти полностью предзаданы генетически, мало подвержены обучению, тесно связаны с конкретными эмоциями и адресованы без разбора всем, кто находится поблизости. А жесты человекообразных обезьян, напротив, чаще представляют собой результат обучения, используются достаточно гибко в различных социальных ситуациях для достижения различных социальных целей (причём для взаимодействия с людьми иногда выучиваются новые жесты) и адресуются конкретным индивидуумам с учётом направленности их внимания в данный момент времени. Обучение, гибкость и внимание к партнёру относятся к фундаментальным характеристикам человеческого способа коммуникации, и пока они не появились, продвижения в эволюции человека просто не могло быть» (там же, с. 32).

Отсюда следовал недвусмысленный вывод: «Именно жесты человекообразных обезьян, а не их вокализации, являются наиболее вероятными эволюционными предшественниками человеческого общения» (там же, с. 50).

Эпоха жестовой коммуникации у пралюдей.

М. Томаселло по существу порывает с общепринятой точкой зрения, в соответствии с которой считается, что понятия человек и язык (подлинный — звуковой, а не жестовый) неразрывно связаны друг с другом. Американский учёный разрывает связь между этими понятиями. Вот почему первые люди — пралюди — в его концепции выглядят как существа, создавшие естественный амслен.

Появление человека М. Томаселло связывает с прорывом, который первые люди совершили не в вокальной коммуникации, а в жестовой. Этот прорыв состоял, с его точки зрения, в том, что жестовая коммуникация у первых людей приобрела неизмеримо более активную форму, чем у их человекообразных предков.

Преобладание жестовой коммуникации над вокальной М. Томаселло объясняет так: «Вокализации всех приматов, кроме человека, очень тесно привязаны к эмоциям, и поэтому не являются произвольными. Как и большинство видов коммуникации животных, они по сути своей являются „закодированными“ средствами коммуникации, в том смысле, что животные уже рождаются с умением издавать характерные для их вида вокализации и реагировать на них характерными видоспецифическими способами» (там же, с. 192). Иначе говоря, животные «междометия» являются врождёнными, а произвольные вокальные знаки — приобретёнными.

М. Томаселло приписывает жестовый язык не только человекообразным предкам человека, но и их потомкам — первым людям. Если мы примем его точку зрения, то выйдет, что первый человек был по преимуществу не говорящим существом, а жестикулирующим. Вот как сам М. Томаселло сформулировал эту революционную идею: «Человеческая кооперативная коммуникация изначально развивалась в жестовом поле (указательный жест и пантомима)» (там же, с. 267).

М. Томаселло основательно показал существенную роль жестовой коммуникации у первобытных людей в осознании ими произвольной природы знака. Честь ему и хвала! Но принять его идею о том, что человеческий язык начался с указательных и изобразительных жестов, не представляется возможным. Человеческое общение началось не с жестового «языка», а звукового. У людей не могло быть эпохи жестовой коммуникации.

Если мы признаем жестовый «язык» за язык первых людей, то окажется, что подлинного языка у них не было. Подлинно человеческим является только вокальный язык. По отношению же к жестовым знакам можно говорить о «языке» лишь в метафорическом смысле.

Человек начался со скачка в вокальной коммуникации, а не со скачка в жестовой коммуникации. Только в этом случае связь между понятиями человек и язык останется такой, какой она и была в действительности, — неразрывной.

Эпоха вокальной коммуникации у людей.

М. Томаселло в своей книге проводит параллели не только между предками людей и обезьянами, но также между предками людей и детьми. Это вполне оправданно, поскольку онтогенез в какой-то мере повторяет филогенез. Вот почему, в частности, по доречевому онтогенезу младенцев мы можем в какой-то мере судить о доречевом прошлом наших филогенетических предков.

Младенцы, как и обезьяны, подтверждают, с точки зрения М. Томаселло, гипотезу о том, что жестовая коммуникация у наших животных предков преобладала над вокальной. Дети используют некоторые жесты ещё до овладения вокальным языком, который они начинают осваивать, как правило, на втором году их жизни.

Ещё до овладения языковой способностью маленькие дети начинают использовать указательный жест — излюбленный жест М. Томаселло. Младенцы используют этот жест, как правило, со вполне прагматической целью — побудить окружающих к тем или иным действиям. Так, в возрасте 9-12 месяцев младенцы уже могут указать на закрытое окно, чтобы его открыли, на пустой стакан, чтобы его наполнили вкусной жидкостью и т. д. (там же, с. 108–109).

Вслед за указательными жестами дети начинают овладевать и другими типами жестов — изобразительными и условными. С помощью первых дети могут изображать, например, жевание пищи, питьё молока, чтение книги и т. п.

Если до указательных и изобразительных жестов ребёнок доходит, как правило, своей головой, то условные жесты он усваивает от взрослых. Эти знаки он может сочетать с уже усвоенными им словами. Повороты головой, например, он может сочетать со словом нет; махание рукой — со словом пока, поднятие рук — со словом высоко и т. д.

Нечто подобное, очевидно, происходило и в филогенезе. М. Томаселло писал: «Самые первые условные обозначения в голосовой модальности были эмоциональным сопровождением или дополнительными звуковыми эффектами к каким-нибудь уже осмысленным жестам, основанным на реальных действиях — или, по крайней мере, к уже осмысленным совместным действиям» (там же, с. 196).

Со временем дети в значительной мере освобождаются от связей между жестовыми и языковыми знаками. Последние приобретают полную свободу от первых. Кроме того, языковые знаки приобретают безраздельное господство над жестовыми знаками. Глоттогенез, по предположению М. Томаселло, шёл по такому же пути.

Обращаясь к глоттогенезу как таковому, М. Томаселло пишет:

«Знаковые языки (вначале жестовые, затем звучащие), таким образом, появились на основе этих уже понятных жестов, заменив естественность указательного жеста и пантомимической коммуникации общей для всех (о чём каждому заведомо известно) историей социального научения. Этот процесс, разумеется, стал возможен благодаря уникальным человеческим навыкам культурного научения и подражания, позволяющим исключительно эффективно учиться у других, принимая во внимание и усваивая их намерения. В рамках той же линии эволюционного развития люди начали также создавать и передавать далее в рамках культуры грамматические правила, организованные в сложные языковые конструкции, задающие, в свою очередь, сложные типы сообщений для использования в повторяющихся коммуникативных ситуациях» (там же).

Каким образом М. Томаселло объяснял победу вокальной коммуникации над жестовой? Эту победу не следует понимать чересчур просто: как прямую замену жестовых знаков вокальными (как прямой переход жеста в слово).

Переход от жестовой доминанты в общении первобытных людей к вокальной был опосредован их способностью к осознанию произвольности знака. Эта способность возникла в результате их когнитивной эволюции. Они научились распознавать произвольность связи между той или иной реалией и обозначаемым её жестом ещё в процессе жестовой коммуникации. А что это для них значило? Они поняли, что в качестве знаков могут использоваться не только жесты, но и звуки. Более того, «люди поняли, что связь большинства коммуникативных знаков, которые они используют, носит исключительно произвольный характер, и следовательно — вуаля! — если мы захотим, то сами сможем создать какие угодно знаки» (там же, с. 190). Из этих каких угодно знаков они стали отдавать предпочтение голосовым знакам. Почему именно им?

У М. Томаселло читаем: «Голосовая модальность стала ведущей, потому что благодаря ей: становится возможным общение на более дальних расстояниях (чем при использовании жестов. — В. Д); становится возможным общение в лесу; освобождаются руки, поэтому становится возможным одновременно общаться и делать что-то руками, становится возможным воспринимать сообщения на слух, а глазами при этом искать хищников и другую важную информацию; и так далее, и так далее» (там же, с. 195–196).

Как и наш А.А. Потебня, М. Томаселло разделяет мнение, в соответствии с которым первые слова признаются за предложения, состоящие из корнесловов. Иначе говоря, пралюди первоначально употребляли лишь однословные предложения («голофразы») (там же, с. 191). Со временем они стали осваивать несколькословные предложения со всё более и более сложным синтаксисом.

Итак, в основе глоттогенической гипотезы Майкла Томаселло лежит предположение о том, что человеческий язык начался с осмысленных жестов (указательных и изобразительных), активно используемых первыми людьми.

Почему это предположение следует расценить как сомнительное? Потому что по отношению к жестовому общению термин язык употребляется лишь в метафорическом смысле. В прямом же смысле он применим только по отношению к звуковому общению. Если же мы вслед за М. Томаселло признаем жестовый «язык» первых людей за подлинно человеческий язык, то и выйдет, что настоящего, звукового, языка у них ещё не было. Иначе говоря, по М. Томаселло выходит, что первые люди были существами жестикулирующими, а не говорящими. С этим нельзя согласиться.