28. Погружение

28. Погружение

Помнится, ещё в первой главе Романа мы обнаружили несколько слоёв скрытого смысла. При этом две из найденных путеводных нитей – автобиографическая линия и линия судьбы новой гуманитарной науки очень близки и, похоже, пролегают через общие узлы. Поэтому ночные похождения Ивана Бездомного тоже можно истолковать двояко – и в контексте созревания новой науки, и в контексте судьбы Автора и его Романа.

Если главы с третьей по шестую сопоставить с периодами российской истории между 1930-м и 1990-ми годами, то налицо совпадение общего настроения каждой главы с духом соответствующего времени. Например, оканчивающейся смертью Берлиоза третьей главе соответствует период 1930-36 годов. По сути, это время исторического выбора для советской интеллигенции, которая де-факто выполняла обязанности правящего класса. Можно было, конечно, прислушаться к наиболее творческим, наиболее талантливым учёным и писателям. Но это означало бы отказ от сложившихся в борьбе за власть догм, и главное – признание своего несовершенства. Признание даже, как это ни прискорбно, превосходства молодых, свободно мыслящих и талантливых. А ведь это не только унижение, но и угроза добытому с такими боями высокому статусу «красной профессуры».

Нет, разумеется, намного проще отмахнуться, признать гениев в своём отечестве опасными безумцами. Потому движимый страхом за своё будущее Берлиоз и в его лице вся прогрессивная общественность кидается к ближайшему аппарату – доносить куда следует. Именно этот страх за свой статус ведёт к моральному краху и обезглавливанию советской интеллигенции, общему кризису середины 1930-х. Если же рассматривать 4 главу в автобиографическом контексте работы над Романом, то речь, очевидно, идёт о преодолении внутреннего сопротивления прежнего, «ветхого» Автора, его собственных страхов, которые привели к сожжению первой версии. Но начало 30-х годов для Булгакова – это и время новой надежды, и новой любви – любимая работа в МХАТе и воссоединение с музой. Поэтому остался только вопрос о новой вере, а значит и об отказе от прежнего неверия.

Начало 4 главы – это выход действия пьесы на оперативный простор, за пределы первоначального пространства, «колыбели». Этому вполне соответствует завершение рукописного текста и перепечатка текста на печатной машинке. Стремительная, нереальная и безуспешная погоня Бездомного за троицей злоумышленников в начале четвёртой главы – также легко объясняется в контексте работы над последней версией Романа. Автор никак не может угнаться за героями хотя бы по той причине, что герои эти действуют в ускоренном, да к тому же будущем времени. Из 1937-го, и даже 40-го года их никак не догнать. Невозможно даже до конца осознать, почему эти образы будущего видятся Автору именно в таком странном виде. Остаётся только замереть в удивлении… и вновь устремиться в погоню за ускользающим и ускоряющимся временем. Что же касается параллельного, обществоведческого контекста, то и тут всё совпадает. Вторая половина 1930-х – это время всеобщей погони за фантомами, преследования несуществующих шпионских организаций и банд во главе с иностранными консультантами. Кажется и «Чёрную кошку» какую-то тоже ловили в конце 1940-х.

Ключевым событием 4 главы стало ныряние Ивана в холодную глубину Москвы-реки. Само имя будущего «нового Ивана», противопоставляемого «ветхому Ивану» – Бездомному, несёт смысловую нагрузку лишь в связи с этим странным купанием: Понырёв – после ныряния. Вследствие ныряния Иван переходит в некий новый, более суровый режим своего существования.

Мы можем обратиться и к более общему смыслу четвёртой главы как иллюстрации 4-й стадии в развитии абстрактной Идеи, её внутренней структуры. Сначала, после смены центра происходит экспансия в пространстве, и только затем – смена режима. Классический исторический пример – «победоносное шествие советской власти» после свержения «старого режима» поначалу не сопровождалось сильным изменением политики на местах, и только в июле 1918-го страна нырнула в пучину гражданской войны. Не буду утомлять читателя, но прошу мне поверить на слово – есть ещё масса исторических примеров, подтверждающих это общее правило – сначала, после гибели прежнего центра, происходит экспансия нового, и лишь затем наступает смена режима и следующий этап реакции. Кстати, именно с этим столкнулся обновлённый нырянием Иван – с реакцией прохожих и милиции, так что пришлось прятаться и пробираться кривыми арбатскими закоулками.

Если теперь соотнести это обобщение с судьбой Автора, то для него такой «сменой режима» становится погружение в самую холодную глубину небытия. Так что «мелькнула даже мысль, что не удастся, пожалуй, выскочить на поверхность». Однако великие писатели не умирают, умирает только телесная оболочка. А воплощенное в Романе живое Слово продолжает жить своей собственной жизнью. Да, это Слово путешествует по Москве в очень неприглядном, самиздатовском виде, в «полосатых кальсонах» с оборванными пуговицами. Да, этот странный текст вызывает недоумённую реакцию обывателей и особенно власть предержащих. Однако наш Роман всё же смог тихими закоулками пробраться к читателю, прежде всего в литературном сообществе, смог увернуться от правоохранителей и даже «перепрыгнуть через забор». Известно ведь, что побудительным мотивом для напечатания Романа в советском журнале стала переправка рукописи на Запад и подготовка к печати перевода. Но это мы немного забежали вперёд, в пятую главу.

А в 4 главе, ещё до ныряния, между Остоженкой и рекой Иван попадает «в переулок, унылый, гадкий и скупо освещенный», где исчезает Воланд. В автобиографическом плане здесь символика ясна, несмотря на скупой свет последних дней жизни писателя. Однако, не всё ясно с квартирой №47 в доме №13, в которой по мысли Ивана, а значит и Автора – должен обязательно пребывать «профессор», то есть творческий дух. Надеюсь, что читатель помнит об иносказательном смысле жилого помещения как личности, в которой сосуществуют разные ипостаси, включая творческую. Следовательно, Автор хочет нам рассказать нам о какой-то личности, которую сам считал своим преемником по творческому духу.

Далее – «открыла Ивану дверь какая-то девочка лет пяти». Пятёрка, то есть символ тайного знания – это указание Автора на необходимость иносказательного толкования, открывающего смысл написанного об этой квартире, то есть личности. Впрочем, я уже сейчас, до истолкования тайных знаков, могу назвать это имя. Вообще, как мы уже могли убедиться, тайная символика библейских чисел или аллегорий используется Автором вовсе не как главный инструмент, а лишь для того, чтобы подтвердить правильность выбранного пути поиска или найденного толкования. На самом деле мы извлекаем скрытый смысл с помощью историософских идей и на основе содержательных совпадений смысла. И лишь потом мы обнаруживаем подтверждение в виде тайного знака, с помощью которого Булгаков вселяет в нас дополнительную уверенность.

Так и в этом случае. Мы уже обнаружили в предыдущей главе нашего исследования, что Автор зашифровал довольно сложную метафизику – развитие исторических сообществ или живых Идей через прохождение трёх больших фаз – Подъём. Надлом и Гармоническая. Эта историософская идея напрямую, без всякого посредничества тайных чисел вывела нас на фигуру великого русского учёного Льва Николаевича Гумилёва. И хотя, как философская и религиозная, эта сложная идея существовала и развивалась многие века в виде библейской, алхимической, масонской символики, но именно Лев Гумилёв заново открыл её уже как научную идею, в виде эмпирического закона, основанного на исследовании исторических и антропологических процессов.

Большинству читателей, наверняка, не нужно напоминать и тот факт, что Булгаков был в близких дружеских отношениях с Анной Ахматовой. Естественно, он был в курсе всех злоключений семьи, в том числе ареста и осуждения второго мужа Ахматовой и её сына Льва Гумилёва. Нам осталось только подтвердить наш закономерный вывод расшифровкой тайной символики. Что может означать дом №13, многоквартирный? В отличие от №302-бис число не трёхзначное, то есть речь не идёт о местопребывании какого-то вечного духа или живой Идеи, которая воплощается в разных поколениях в разные личности, квартиры. Значит, речь идёт об общности людей, живущих в одно время. Таковой является, прежде всего, семья, для которой слово дом просто синоним.

Число 13 – символ жертвы, смерти для новой жизни. Семья расстрелянного поэта Николая Гумилёва вполне достойна символики дома №13, да и все остальные члены семьи тоже были жертвами режима. Если же смотреть не в биографическом контексте, а в историческом, то дом №13 – это всё поколение интеллигенции 1920-30-х годов. Эти два возможных толкования и здесь не противоречат друг другу. Но всё же не случайно в доме №13 звучат стихи.

Число 47 относится уже не к семье или сообществу, а к конкретной личности. Слагаемое сорок, 10 х 4 – жизненный опыт, умноженный на испытания, «крест». К этим испытаниям в итоге прибавляется семёрка – Закон. Вторую цифру здесь и в иных случаях нужно толковать именно как итог жизненного пути, поскольку она пишется с плюсом в сумме 40 + 7. И если первое слагаемое может быть отнесено ко всему поколению, то научное открытие, новый Закон истории даётся далеко не каждому. Хотя, честно признаемся, у семёрки есть и другое значение – закон как воздаяние по заслугам. Таков смысл главы 7 об изгнании Лиходеева и наведении порядка в беззаконной до этого нехорошей квартире. Это второе значение числа 47 соответствует заслугам советской интеллигенции.

Теперь разъясним сложные взаимоотношения между Иваном, голой гражданкой, а также отсутствующими в кадре Фёдором Ивановичем и Кирюшкой. Не подумайте чего дурного насчёт Ахматовой, она жила не в этой, а в соседней квартире. Голая гражданка – это ипостась той самой личности, которую непосредственно перед Иваном посетил творческий дух.

Автор очень кратко и талантливо обрисовал в квартире №47 такую же картину любовного треугольника, что и в отношениях главных героев Романа. Однако все образы в этой квартире должны пониматься иносказательно, как символы духовных ипостасей личности. Поэтому голая гражданка – это, разумеется, Муза. Мало того, что она близорука, но ещё и лишена света, довольствуясь отблесками горящих углей, «адского освещения». Плюс ещё и развратница, не способная устоять перед обаянием силы очередного героя или царя. Увы, единственная из девяти Муз, вполне подходящая под эту ориентировку – это Клио, муза Истории.

Что касается имени Фёдор Иванович, то лично у меня оно почему-то ассоциируется с Тютчевым. Но в 1930-е годы, с учётом развития радио и фонографической индустрии, самой первой должна была всплыть в уме фамилия Шаляпина. Между тем сам Шаляпин ассоциируется, прежде всего, с образом Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст». Это очередное обнаружение Фауста для нас с вами уже привычно и естественно. Поэтому намёк на адское освещение даже где-то лишний. Кроме того, Автор на всякий случай, чтобы рассеять наши сомнения, в самом конце главы оставляет ещё подсказку: «И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне». Пушкин и Чайковский в «Евгении Онегине» воспели любовный треугольник, а тяжёлый бас поёт партию мужа.

Итак, портрет Музы говорит об историке, а образ Мефистофеля, то есть духа указывает на приверженность материализму. И то верно, Лев Николаевич в этом смысле был «святее папы», считал свою версию исторического материализма новой вершиной после Маркса. Хотя лично я с ним в этой оценке вполне согласен.

Пойдем дальше вместе с Автором и Иваном, «стараясь угадать, кто бы был этот наглый Кирюшка и не ему ли принадлежит противная шапка с ушами». Угадать иносказательный смысл имени Кирюшка поможет нам словарь тюремного жаргона, причём питерского. В царское, да и в довоенное время этим уменьшительным именем называли телесное наказание и самого экзекутора. В треугольнике с духом и музой Кирюшка явно младший партнёр. То есть речь идёт о телесной ипостаси нашей творческой личности, которая как-то связана с тюремным заключением. Противная зимняя шапка-ушанка указывает майским вечером далеко на Север. И в самом деле, в конце 1930-х будущий историк Лев Гумилёв отбывал срок на стройках Беломорканала, а после формального освобождения был послан работать ещё дальше, в Туруханский край.

Как раз в конце 1930-х, во время первого из двух сроков Гумилёва посещает творческий дух, который подарил ему понятие пассионарности, то есть живой психической энергии, которая движет историческими личностями и целыми народами. Что примечательно, эта идея родилась у Гумилёва в связи с исследованием причин дальних походов Александра Македонского, то есть причин экспансии в историческом пространстве. То есть символика номера главы – четвёрки, означающей постижение пространства, четырёх концов света, вполне соответствует скрытому содержанию.

После творческого духа, то есть после откровения, квартиру №47, то есть личность Гумилёва посещает молодой и бездомный дух ученика, который пытается постичь открывшуюся ему свыше высокую научную истину. Эта ученическая работа заняла у Гумилева почти сорок лет, и к концу 60-х он сумел сформулировать свою теорию пассионарности. Символически этот долгий путь ученической ипостаси отражён в найденных Иваном в дальнем углу квартиры №47 полузабытых венчальной свече и полустёртой иконе. Светильник или свеча – это символ разума. Когда свечу удастся зажечь, она будет светить для всех, нести знание. Так что находка свечи может означать научную гипотезу.

Икона – это всем понятный образ веры, которую можно обнаружить в потаённых уголках души даже завзятого материалиста. Никакое учение, никакую науку нельзя построить без веры. Это может быть вера в космические лучи, оживляющие и превращающие одряхлевшие этносы в новые, молодые и пассионарные народы и нации. Фактически Гумилёв создал для себя новую синкретическую веру, сочетающую поклонение Хан-Тенгри, тюркскому божественному Небу с обновленной верой Маркса в исторический материализм. Наверное, поэтому ни на что не похож образ на иконке, пришпиленной к толстовке комсомольца Ивана. Кстати, цепочка «толстовка – Толстой – Лев Николаевич» тоже имеет место. Другое дело, что ни эти ассоциации, ни даже вся числовая и иная символика сами по себе не дают результата, пока среди сюжетных линий мы не обнаружили путеводные нити, ведущие в глубь этого Лабиринта Идей.

Наверное, стоит ещё добавить, что в доме №13, в семье Анны Ахматовой после смерти Автора хранился один из экземпляров рукописи Романа. Из этого переулка через многочисленные перепечатки текст Булгакова тайно, крадучись по стеночке, держась подальше от оживлённых улиц, начал долгий путь к своему читателю. Символика перекрёстка путей и символика крестного пути – всё это есть в четвёртой главе. Однако, в пятой главе, о которой речь поёдет дальше, тайной символики должно быть никак не меньше.