Приложение А

Приложение А

Подготовительные материалы, опубликованные в «Живом журнале» в 2008 году:

Замысел этого исследования возник постепенно в течение 2008 года. Предлагаемые вашему вниманию записи из «живого журнала» в Интернете (oohoo.livejournal.com) помогут понять ход мыслей, который привёл к решению взяться за истолкование «Мастера и Маргариты».

А1. Волшебная сила искусства

Помнится, лет 7 назад купил дочке диск с мультиком – «В стране ловушек» называется. Режиссёр: Кирилл Георгиевич Малянтович. Производство: СССР 1975, Свердловская киностудия. Очень хорошая киносказка, всем у кого есть дети дошкольного и младшего школьного возраста, настоятельно рекомендую. В целях воспитания правильного отношения к жизни.

Но дело не только в этом. По мере неоднократного, по просьбе ребенка, просмотра сказки у меня возникло странное чувство, точнее интуитивное понимание. Что сюжет сказки не только повторяет изгибы сюжета послевоенной советской истории, но и достаточно прозрачно намекает на перипетии постсоветского будущего. Я кратко перескажу сюжет, а вы судите сами, насколько точным оказался художественный прогноз:

В самом начале некий волшебник застревает в лифте обычной советской многоэтажки. Двух детей, которые помогли ему выбраться, этот «добрый» волшебник совершенно случайно, в запале полемики отправляет в «Страну ловушек», где им грозят разные опасности и вообще они не смогут вернуться домой, если вовремя не найдут «книгу мудрости», спрятанную под дубом в темном лесу.

Теперь краткий перечень ловушек и опасностей, подстерегающих наших юных пионеров:

1. «Царство Страха», где все жители говорят шепотом, боятся тени, а руководящие Страх и Ужас отнимают у детишек последние игрушки.

2. Затем следует некий переходный период, руководящую роль в котором исполняет некий Сивый Мерин, направляющий детишек совершенно в противоположную сторону. Впрочем, здесь им встречается действительно добрый помощник Суховодов — аккуратный молодой человек в костюме и галстуке, всегда выходящий сухим из воды и помогающий детям найти выход из сложных ситуаций.

3. Затем дети попадают в «царство Матушки Лени», где с ними чуть не происходит та же беда, что со спутниками Одиссея в плену Цирцеи. Суховодову удается разбудить и вывести героев из этой ловушки, чтобы тут же угодить в следующую.

4. После бегства из сонного царства Василиса Петрова и Олег Качалкин оказываются в сияющем «обществе потребления». Девочки становятся моделями, не успевающими примерять платья. Мальчики точно так же не успевают менять машины. Причем по мере усталости от потребления выясняется, что агрессивные вещи держат своих «хозяев» в настоящем плену. И вновь Петрову и Качалкина спасает Суховодов, прикрывающий отход героев к северу.

5. Чтобы пройти к тёмному лесу, где спрятана «книга мудрости» предстоит ещё одно испытание, … но уже сейчас можно заметить практически полное совпадение сюжета с этапами послевоенного развития нашей страны.

«Царство Страха» – сталинский период. «Сивый Мерин» – хрущевский агитпроп. «Сонное царство» – брежневский застой, в середине которого появляется этот классный мультик, который однако, почему-то, не спешат часто показывать на телеэкранах. Предположим, что авторы мультика сознательно срисовали с натуры первые эпизоды «Стране Ловушек» (метафора прозрачная, с учетом известного анекдота – «Вы когда въезжали, на границе большой красный флаг видели?») Но вот дальнейшее угадывание исторического сюжета из начала 70-х, иначе как провидением не назовешь.

Все сбылось, что касается периода безудержного, патологического потребления, проедания будущего, когда страна потеряла всякие ориентиры, куда и зачем она идет. И судя по первым признакам следующего, абсолютно фарсового периода, нас всех действительно ждёт испытание «Страной дураков». Впрочем, в мультике она называется «царство непроходимой глупости», где чёрное – это белое, телега впереди лошади, и даже дважды два – пять.

Именно здесь наших героев ждет самый негостеприимный прием за одну только попытку сказать правду. Сначала оба оказываются в тюрьме, а затем Василисе грозит свадьба с дебильным «прынцем» – «Девочка из мира людей решила стать круглой дурочкой». Однако в итоге умные все же обводят дураков вокруг пальца и прорываются на свободу. В общем именно с этим я и хотел всех нас поздравить. Добро пожаловать в фарсовый период нарочитой «непроходимой глупости». Причем не только в стране, но и в мире, где практически сбывается оруэлловский сюжет противостояния трех империй – европейской, североамериканской и восточноазиатской.

Да, кстати, Суховодов вам никого не напоминает? По мне, так типичный кагэбэшник. И что характерно, сам он предпочитает остаться в «обществе потребления», оставляя нас перед вступлением в Страну Дураков. Вот собственно и вся юмореска, которую я хотел написать.

Хотя нет, остался ещё «добрый» волшебник, который всех нас собственно в эту Страну Ловушек и направил. На этот счет у меня только одна метафорическая параллель — с «добрым» и интеллигентным профессором Преображенским, который волшебной магией науки превратил свой собственный дом в нечто инфернальное. Впрочем, символика образа учёной интеллигенции этим не исчерпывается – ведь именно Преображенский был гарантом «потенции» советской власти. Так что художественные образы иногда более полно раскрывают социальные взаимосвязи и политическую подоплеку, чем любые пропагандистские и идеологические клише публицистов и политологов.

Нет, все же оцените – 1975 год, детский мультик!

24 марта 2008 г.

А2. Сказка о потерянной эпохе

Хозяин. Ты! Держи ответ! Как ты посмел не поцеловать ее?

Медведь. Но ведь вы знаете, чем это кончилось бы!

Хозяин. Нет, не знаю! Ты не любил девушку!

Медведь. Неправда!

Хозяин. Не любил, иначе волшебная сила безрассудства охватила бы тебя. Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты подпирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад – из любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке?

Медведь. Я отказался от нее.

Хозяин. Великолепный поступок. А ты знаешь, что всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда все им удается. И ты прозевал свое счастье. Прощай. Я больше не буду тебе помогать. Нет! Мешать начну тебе изо всех сил. До чего довел... Я, весельчак и шалун, заговорил из-за тебя как проповедник. Пойдем, жена, закрывать ставни.[101] 

В жизни каждого нормального человека бывают решительные моменты, когда не только внешние обстоятельства заставляют, но и борьба внутренних мотивов требуют сделать жизненный выбор. Впрочем, что касается внешних обстоятельств, то их выбор в гораздо большей степени, чем мы догадываемся, диктуется именно внутренними мотивами. Просто так гораздо проще – свалить ответственность на внешние обстоятельства. Такие же решительные моменты случаются на жизненном пути народов, государств или даже цивилизаций. Упустил момент, отказался от риска, от штурма очередного перевала, сэкономил силы, и всё – дальше от тебя уже почти ничего не зависит, разве что умение притормаживать на спуске к финальной точке. И только настоящее чудо может подарить второй шанс, возможность распознать нужный поворот, найти узкую и смертельно опасную тропу, ведущую наверх, к уже скрывшимся из вида сияющим вершинам.

Ровно 40 лет тому назад наша косолапая российская цивилизация была вынуждена делать именно такой выбор – идти на штурм очередных вершин научно-технического прогресса, взять на себя единоличное бремя мирового лидерства, заплатив за это достаточно высокую плату, включая высокие риски не справиться с ситуацией. Либо стать как все нормальные люди и страны, озаботиться бытовыми и социальными проблемами, пойти на мировую с заокеанским пройдохой администратором, который успел всем объявить о помолвке с Принцессой – современной Наукой.

Поразительное сходство сюжета геополитической интриги второй половины 20-го века с сюжетом знаменитой сказки Шварца для меня очевидно. Но боюсь, что увидеть это сходство и поверить в него смогут далеко не все. Хотя бы потому, что истинный сюжет этой драмы спрятан глубоко за кулисами идеологических и пропагандистских конструкций. Но у меня все же есть доказательства. Одно из них – биография русского гения Валентина Турчина и его главная книга – «Феномен науки».

А вот даже интересно, кто из вас, дорогие друзья, вообще знает это имя – Валентин Турчин? Или может быть, кто-то знает имя другого русского научного гения – Роберто Бартини? А кому было известно имя Сергея Королёва при его жизни? И много ли людей, даже из числа соседей и коллег Иммануила Канта по Кёнигсбергскому университету, понимали, что имеют дело с гением? Так что критерий известности или, как выразился тут недавно один мой оппонент – наличия «бренда», иногда вовсе ничего не значит. А значат только непреходящая ценность и актуальность научных и философских мыслей, а также степень их влияния на современников и потомков.

Вот, например, «академик Сахаров» – это действительно бренд, причем сугубо политический, но основанный на его реальных заслугах в сфере прикладной ядерной физики. При этом собственно в сферу политической и социальной мысли этот бренд был перенесен и укоренен во многом усилиями Валентина Турчина. Судя по всему, именно он был основным соавтором знаменитой записки Сахарова в ЦК «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Этот вывод напрашивается из сравнения содержательности и концептуальности работ самого Турчина с довольно беспомощными и наивными политическими выступлениями самого Сахарова.

А в чем собственно главный пафос сахаровских «Размышлений» и ещё одной, главной самиздатовской работы Турчина – статьи «Инерция страха»? Если вернуться к нашей метафоре – русский Медведь не желает вновь становиться медведем. Родившаяся в обличье дикого зверя новая русская цивилизация очень дорогой ценой Победы в страшной войне заплатила за свое постепенное преображение в человеческий облик. Однако послевоенный роман русского Медведя с современной наукой нёс в себе не только вдохновляющее духовное преображение, но и риск вырождения в бездушного монстра милитаристской империи. Поэтому академик Сахаров заслуживает доброй памяти хотя бы за попытку не допустить такого перерождения, и тем более этого заслуживает Турчин. Ещё и потому, что в отличие от Сахарова он не был защищен «брендом», академическими и геройскими регалиями.

За все в жизни приходится платить – тем более за победу над своими внутренними демонами. Демарш Сахарова-Турчина стоил одному ссылки, другому – высылки. Однако речь даже не о личных судьбах, а о судьбе целой цивилизации. Парадоксальным образом именно раскол и скандал в советской науке подорвал позиции политиков, рассчитывавших на развитие науки и техники для военно-политического доминирования в мире. В результате победила партия «королька» Брежнева, на словах клявшегося в любви к науке, а на деле – признавшего и реально поддержавшего лидерство США.

Но может быть, у русского Медведя и вовсе не было шансов, и 40 лет назад иссяк потенциал, заложенный Капицей и Курчатовым, Бартини и Королевым? На этот вопрос абсолютно однозначный ответ дает книга Турчина «Феномен науки», которая в 1969-м уже была набрана в типографии для издания, но в результате всех политических событий так и не увидела свет в Советском Союзе. Впервые на русском ее издали только в 93-м. Нет смысла и возможности пересказать содержание этой книги, оно слишком плотное и цельное, чтобы ужать ее до краткой рецензии. Поэтому поступим по-другому, попытаемся обозначить место, которое было по праву предназначено ей в судьбе нашей Принцессы – современной науки.

Как вы должны помнить, мама нашей Принцессы умерла сразу после ее рождения. Согласно правилам нашей расшифровки символов речь идет, очевидно, о картезианской науке, скончавшейся при рождении современной квантовой физики. Хотя при этом все фрейлины – философия, идеология и прочие гуманитарные приложения сохранили верность прежней картезианской картине мира, хотя и не чаяли сердца в новорожденной, сохраняя ее в строгой изоляции от остальной части элиты. Если говорить совершенно серьезно, уже без метафор, то современная наука как сообщество повторяет в своем развитии те же самые фазы, что и картезианская наука. Но повторяет в ускоренном темпе, на совершенной иной ресурсной основе и в новом практическом качестве. Я не буду приводить подробную аргументацию – кому интересно, могут посмотреть в книге «Государство и Традиция». Но сравнение биографий прежней и новой науки приводит нас к довольно любопытным параллелям.

Опустим моменты рождения двух научных сообществ и зафиксируем момент первого появления на широкой публике. Для картезианской науки таким моментом является Открытие Америки. Ошибочное сообщение Колумба об открытии западного пути в Индию сделало фактом общественного сознания шарообразность Земли. Это означало качественное усложнение структуры сознания – видимая реальность плоской земли оказывается мнимой, а абстрактное представление о Земном шаре становится подлинной реальностью. Привыкнув к этому несовпадению видимости и реальности, следующим шагом уже можно принять систему Коперника вместо Птолемея. Следующим естественным шагом распространения нового мышления – абстрактного, но все ещё отождествляемого с реальностью – становится его распространение Декартом на всю видимую Вселенную. Абстрактные модели Земли, Солнечной системы и Вселенной дополняются методиками, выраженными в законах Галилея, Кеплера и Ньютона. Наконец, окончательным завершением экспансии картезианского мышления становится дерзкая попытка распространить его на сам субъект познания. Кант создаёт абстрактную модель Чистого разума, а Гегель формулирует законы диалектики. Однако, вершина познания, видимое завершение абстрактного картезианского мировоззрения парадоксальным образом оказывается проявлением всех заложенных в нем противоречий. Идея «вещи в себе» взрывает тождество абстрактной модели и реальности, а идея эволюционной космогонии открывает путь к модернизации картезианской науки, завершающейся ее смертью и рождением современной Науки.

Теперь, собственно, параллели в этапах развития современной Науки. «Открытию Америки», увы, соответствует первое применение атомной бомбы этой самой Америкой. Как там пел Министр-Администратор: «Пальнул я в девушку, пальнул в хорошую?». Типично американский подход, Вы не находите? Однако затем в судьбу Принцессы вмешивается русский Медведь. Настоящий коперниканский переворот в глобальном сознании происходит после испытания русской атомной бомбы. Шарообразность Земли лишь подтверждала обращение Солнца вокруг него. Наличие самой мощной бомбы у самой богатой страны вполне соответствовало имперским правилам миропорядка, заложенным артиллеристом Бонапартом. А вот появление такой же бомбы у косматого русского Медведя – это уже удар под-дых всей прежней системе. В конце концов, никто из королевских фрейлин и министров, никогда не считал Принцессу значимым фактором в придворных интригах, скорее, наоборот. Потому собственно к ней все хорошо и относились. А тут выясняется, что вовсе не современная наука вращается вокруг политики, а даже совсем наоборот. И русский Медведь, и американский Администратор оказываются связаны с судьбой Принцессы и через неё друг с другом.

Впрочем, мы ещё не завершили проведение параллелей. Распространение универсальной научной философии Декарта по времени примерно совпадает с формированием универсальной Вестфальской системы. И научная мысль, и международная политика получают автономию от идеологических догм. Примерно то же самое на новом витке развития происходит в Международный геофизический год, когда русский Медведь запускает первый спутник.

Однако в полной мере влияние на современников картезианское мировоззрение получило после открытия Ньютоном закона всемирного тяготения. Знание о законах природы – вот подлинная высшая степень свободы. Поэтому демонстрация этой свободы от земного притяжения русским Медведем 12 апреля 1961 года – такой же момент истины в биографии современной науки, как и падение ньютонова яблока для науки картезианской.

Нужно ли специально разъяснять читателю, в чём состоит самое главное отличие современной науки от классической? Наверное, придётся. Хотя внимательный читатель, наверное, уже заметил, что для достижения феноменальных результатов современная наука требует, во-первых, сильных партнеров, готовых вкладывать огромные ресурсы, но самое главное – умеющих создавать сложнейшие системы и управлять ими. Хотя сами Королёв или Курчатов вряд ли имели достаточно времени для философского осмысления своей работы, но именно умение организовать работу множества ученых с огромными массивами информации было и остается главным в современном научном процессе. В философском плане можно сформулировать отличие современной науки так: Если картезианство полагает информацию одним из свойств материального объекта, то современная наука имеет дело со сложными процессами, материальная и информационная составляющие которых, вообще говоря, независимы и одинаково важны. Именно поэтому первое появление в свете нашей Принцессы практически совпало с рождением новой научной дисциплины – кибернетики. Поэтому после достижения прорывов в управлении энергией и материальными объектами дальнейшее развитие современной науки было также обращено к самому субъекту познания.

Теперь собственно можно сформулировать основной тезис: именно русский ученый и философ Валентин Турчин и его книга «Феномен науки» может претендовать на то же место в судьбе современной науки, какое Иммануил Кант и его «Критика чистого разума» занимает в истории классической картезианской философии и науки. При этом книга Турчина вполне удобочитаема даже для студентов, но зато строго следует заветам Канта в другом, применяя последовательный эволюционный подход к развитию абстрактных познающих систем.

Для своего времени такая книга была безусловным научным и философским прорывом, оставаясь при этом в строгих рамках современной науки. К сожалению для неё, своё прорывное значение турчинский «Феномен науки» сохраняет по сей день. Поскольку ни до, ни тем более после развала Советского Союза никто из многочисленных философов, методологов, «системных аналитиков» даже близко не подошел к такому уровню философского освоения и концептуальной систематизации разнообразных научных знаний. Именно в этом моменте кроется принципиальная разница в судьбе Канта и Турчина и судьбе их книг. «Критики» Канта вышли в свет и повлияли на развитие всей европейской науки, в рамках которой они и рождались. Книга Турчина не вышла в свет в Советском Союзе из-за политической активности ее автора. Трудно сегодня представить, насколько эта книга и авторитет ее автора оказали бы влияние на научную и философскую мысль в Советском Союзе, особенно в критический период «ускорения и перестройки». Так же сложно, глядя из России, выявить степень влияния книги Турчина на бурное развитие информатики в США, где автор и книга нашли прибежище.

Одно можно уверенно сказать, что отторжение Турчина советской системой не было случайностью истории, как и фактический отказ СССР от мирового научно-технического лидерства. Философия, идеология, научная и политическая практика советской системы, за исключением строго изолированной сверхсовременной части ВПК в определённый период, были и остаются до сих пор насквозь картезианскими, догматическими, устаревшими. Попытки влить в научно-технический прогресс массированные силы и средства лишь усугубляли и даже сегодня ещё способны усугубить реальную проблему недостаточной научной культуры и недоразвитого философского мировоззрения. При этом в конце 1960-х единственным стимулом для развития современной научной системы в СССР было нарастание мирового противостояния систем и фактический перевод всей страны в режим постоянной готовности к глобальному конфликту, включая выстраивание соответствующих сложных систем управления. Судя по уровню этой и других книг Турчина, а также наличию в СССР достаточного числа по-настоящему современных ученых, такая задача вполне могла ставиться.

Однако, возможности советской науки и объективные ограничения советской системы – это «две большие разницы». Отдавать управление страной в руки военных в союзе с учёными партийная номенклатура никогда бы не стала. При этом объективных экономических стимулов для развития научно-технической системы не было. Так что ситуация сложилась именно так – русский Медведь не захотел обращаться в монстра, а потому отказался от Принцессы – современной науки.

В этой ситуации Принцессе ничего не оставалось, как принять предложение заокеанского Администратора и перейти к нему на содержание. Живет она нынче в очень даже неплохих условиях, сыта, одета, опять же под неусыпной заботой Доктора. Именно медицинские и фармацевтические корпорации являются сегодня одним из ведущих заказчиков научных исследований и разработок. Только вот есть у меня такое ощущение, что пройдоха Администратор так и не смог найти общий язык с Принцессой. Манипуляции с финансовыми пирамидами на глобальном рынке, ограбление и выкачивание ресурсов из глобальной периферии – да, это мы можем. Встраивать самых умных и одарённых в потогонную дисциплину современных корпораций, попутно отбивая способность критического философского осмысления действительности – это у него получается даже лучше, чем у Берии. Одаривать Принцессу подарками и использовать её имя в пропагандистских и идеологических кампаниях – тоже получается. А вот сделать Принцессу по-настоящему счастливой, востребованной в решении проблем современного мира – нет, не получается.

Так что у русского Медведя, несмотря ни на что, ещё есть один единственный шанс начать все с начала, вернуть Принцессу и предложить ей руку и сердце. Без современной науки, без сложной системы управления, опирающейся на новое мировоззрение, новую философию и новую науку – России просто не выжить в современном мире. Но не факт, что и сама современная наука сможет выжить без опоры на русского Медведя. В этом случае кризис глобальной однополярной системы может ввергнуть весь мир в новое Средневековье.

Сможет ли русский Медведь преодолеть рок, зависит от каждого из нас, кто имеет ум и совесть. Только нужно перестать тратить время на пустопорожние споры и пререкания, на обсуждения чужих благоглупостей и злонамеренностей. А для начала – хотя бы начать навёрстывать упущенное за последние 40 лет.

8 июня 2008 г.

А3. «Тень – знай свое место!»

Чем хорош глобальный финансовый кризис? Прежде всего, тем, что люди, которым особо нечего терять, могут надолго расслабиться и заняться творчеством – литературным, научным или даже в одном флаконе. Тем более что за мной должок – ещё в начале августа обещал написать аналитическую «рецензию» на сюжет шварцевской «Тени». Но потом случился предсказанный «водораздел 8.8.8», а потом финансовый кризис, так что собираться с мыслями о вечных сюжетах пришлось несколько дольше, чем хотелось бы. Однако, если я снова просто изложу свое видение параллелей между сказочным сюжетом ещё одной пьесы Щварца и драматическим сюжетом российской истории, то большинство читателей скорее уверятся в том, что это с моей стороны обычная игра или банальная мания – рисовать параллельные, хотя и ломаные линии на всем, что под руку попадет. Тут же набежит какой-нибудь многомудрый пескарь и объявит плоды долгих размышлений полным бредом. Поэтому придётся заранее написать подробную объяснительную:

Прежде чем разбирать конкретные примеры, попробуем доказать общую теорему, которая звучит так: «Художественное произведение лишь тогда является великим (культовым), когда содержит в себе сказочный сюжет». Доказательство этой теоремы в свою очередь опирается на более простую лемму: «Сказка – ложь, да в ней намёк на образы и сюжеты коллективного бессознательного».

В части архетипических образов и сюжетов последнее утверждение можно считать общеизвестным, доказанным многими исследователями древних мифов и народных сказок. Но наша формулировка немного шире и предполагает наличие в коллективном бессознательном не только древних архетипов, но и более актуального содержания, а также футуристической, точнее – эсхатологической компоненты – то есть образов и сюжетов, описывающих не начало, а конец времён. Собственно, главным практическим доказательством наличия в нашем общем коллективном бессознательном как архетипических, так и эсхатологических образов и сюжетов является, с одной стороны, наличие культовых, вечных произведений, а с другой стороны – живой отклик, воодушевление слушателей, читателей, зрителей, воспринимающих эти образы и сюжеты.

Достаточно надежно установлено, что авторы таких культовых произведений получают их в виде «откровения», то есть, согласно современным психологическим воззрениям, черпают вдохновение, образы и сюжеты из «коллективного бессознательного», то есть из той части человеческой психики, которая не воспитывается или модифицируется через сознание, а наследуется в неизменном виде напрямую от предков. Поэтому архетипические или эсхатологические образы и сюжеты одинаковы для всех людей в пределах весьма больших сообществ. Воздействие культовых произведений на все сообщество трудно объяснить иначе как высвобождением особого рода психической духовной энергии в момент, когда внешний образ из религиозной мистерии, спектакля, книги, фильма совпадает с внутренним образом «коллективного бессознательного». То есть совпадение образов – это ключ к запасам психической энергии, наличие которой предполагают все самые развитые психолого-антропологические теории, называя их по-разному – «дух» у Апостола Павла и у Арнольда Тойнби, «либидо» у Фрейда и Юнга, «пассионарность» у Льва Гумилева.

Соответственно, одинакова общественная функция древних пророков и великих художников – проникнуть в глубины коллективного бессознательного и описать на современном им языке архетипы, образы и сюжеты, чтобы дать всему обществу ключ к запасам духовной энергии, необходимой для развития. Именно для этого общество оказывает давление на творца, создает вокруг него амбивалентную «творческую среду», одновременно изолирующую, ранящую амбиции и побуждающую, создающую неопределенность, требующую выхода. Все выходы для внешней, светской активности перекрыты, поэтому единственный путь для Поэта – вслед за Орфеем в преисподнюю «коллективного бессознательного», ведомый образом своей Музы, она же Эвридика, она же Ариадна. Из более близких хрестоматийных примеров достаточно вспомнить феномены Болдинской осени или публичного одиночества Булгакова.

Что касается эсхатологических образов и сюжетов, то, наверное, нет особой необходимости представлять авторов наиболее известных и вдохновляющих откровений – Иоанна Богослова и Мишеля Нострадамуса. Однако эти произведения нельзя назвать художественными, и вдохновляют они не столько массового читателя, сколько других авторов и толкователей. Но я могу назвать оказавшее и оказывающее влияние на массового читателя художественное произведение, загадка которого объясняется именно ярко прописанными эсхатологическими образами и сюжетом – это, разумеется, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Однако и кроме этого Романа Романов, эсхатологическая напряженность ХХ века отражается в образах многих культовых книг, пьес и фильмов. Причем, что характерно, образы чаще всего вполне человеческие, приземленные, а сюжет – фантастический или фантасмагорический. Впрочем, разговор об эсхатологических сюжетах в книгах и фильмах второй половины ХХ века заслуживает отдельной статьи или даже монографии. Однако читатель и сам может найти параллели в сюжетах и образах таких далеких по жанру и внешнему содержанию произведений как мистический роман «Мастер и Маргарита», пьеса «Пролетая над гнездом кукушки», кинокомедия «Кавказская пленница», шпионский телесериал «Семнадцать мгновений весны» или фантастическая притча «Сталкер», и не только. Нужно только помнить, что мифологический сюжет в любом художественном произведении вписан столь же схематично, условно, как и в любой сказке.

Основное же содержание любого романа или пьесы, как культового, так и обычного, составляет непосредственный отклик автора на давление обстоятельств и отражает состояние «творческой среды». Поэтому внешнее содержание романа Булгакова – это сатира на сообщество советских литераторов. А например, содержание книг Стругацких отражает мечты, иллюзии и фобии советской научно-технической интеллигенции. Точно так же дворянин Лев Толстой сталкивается с техногенными ужасами первой войны индустриальной эпохи – Крымской, окончательно перечеркнувшими надобность в лучших качествах прежнего дворянства – личной доблести и чести. И этот когнитивный диссонанс – несоответствие внутренней самооценки и результатов внешнего экзамена – оставляет глубокую незаживающую рану в душе дворянина, залечить которую можно, только выплеснув свои переживания на бумагу, создав в лице Андрея Болконского обобщённый светлый образ уходящего дворянства, достойно, но обреченно сопротивляющегося наступлению новой исторической эпохи.

Надеюсь, с этой констатацией никто не будет спорить, что Болконский – это обобщённый образ романтического сословия екатерининского дворянства? Нетрудно догадаться, что Пьер Безухов – это такой же обобщенный образ обновленного сословия дворянской интеллигенции, идущей на смену прежнему дворянству. Причем нетрудно заметить, что на Пьера, как и на других персонажей, Толстой смотрит со стороны, ясным и отстраненным взглядом умирающего Болконского. В Толстом тоже умер дворянин-воин, которого сменил интеллигент дворянского происхождения. Собственно, пока мы не входим в противоречие с типично интеллигентским пониманием литературного типа как отражения наиболее общих черт и смыслов. Однако интеллигентное литературоведение уходит от вопроса, откуда писатель берет эти обобщенные образы. И почему создавая типический образ, писатель ставит героя в обстоятельства сюжетной линии отнюдь не типические. Или может быть, все московские масоны переодевались в мужицкое платье и охотились на Наполеона?

Так может быть более продуктивной будет гипотеза о том, что великий писатель черпает свои бессмертные образы и сюжеты из коллективного бессознательного? Не находя должного идеала в окружающей действительности и побуждаемый совестью, то есть прочной внутренней связью с близкими по духу людьми, душа писателя обращается не к внешнему сознанию, а к внутренней интуиции, к коллективному бессознательному, где этот самый идеальный образ дворянина существует вместе с другими идеальными образами. Поэтому основной сюжет великого произведения отражает судьбу и взаимоотношения вовсе не «типичных представителей», а самих сословий (социальных слоев, субэтносов).

Напомню, что мы доказываем теорему, следовательно мы должны опереться на какие-то аксиомы – бездоказательные, априорные положения. Я мог бы, как большинство философов-интеллигентов, просто уйти и от этого вопроса, неявно приняв за аксиому «общепринятый взгляд». Но честь и совесть заставляют открыть забрало. Все выше- и нижеизложенное имеет смысл, только если принять за основу определенную аксиоматику, которую я заимствую из книги «Государство и Традиция». В частности я согласен с постулатом, что развитие отдельной личности и любого, даже самого большого сообщества, происходит по одним законам. И что взаимодействуют большие сообщества, в том числе субэтносы или сословия, точно так же как и отдельные личности.

А это означает, что поступки лидеров и отношения больших социальных групп, действующих в историческом процессе как единое целое, определяются желаниями и отношениями тех самых идеалов, живущих в той части психики, которая называется «духом». Когда сословие является активным актором истории, то желания и устремления души воздействуют на «внешнего человека» и выливаются в те или иные поступки, продиктованные исторической миссией сословия. Когда сословие уходит временно или насовсем из активной роли в истории, наиболее пассионарная его часть превращается в «творческую среду», побуждающую писателя, режиссёра (или в древние времена – пророка) создать виртуальную реальность – роман, пьесу, мистерию, в которой душа может получить внешнее соответствие идеалу, а значит ключ к духовной энергии развития – что проявляется в особой, воодушевляющей силе великого романа или иного культового произведения. Следовательно, кроме архетипических мифов и сказок, а также их эсхатологических аналогов, из коллективного бессознательного в информационную среду транслируются также актуальные образы и сюжеты, соответствующие идеалам современных сообществ.

Это и есть собственно теоретическое доказательство теоремы, вытекающей из довольно простой и наглядной системы аксиом, базовых предположений. И хотя постулаты не требуют доказательства в теории, но проходят проверку вместе со всей теорией на практике. Это доказательство не является абсолютным, но теория считается достаточно полной и стройной, если находит подтверждение при решении конкретных задач. Например, при сравнительном анализе политических процессов, если удается составить правильный прогноз. Или же для литературоведения, если удается найти в давно вдоль и поперек изученном поколениями филологов романе новые внутренние взаимосвязи.

Действительно, предположим, что Болконский и Безухов – это идеальные образы двух родственных сословий начала 19-го века – романтического дворянского офицерства и склонной к мистике дворянской интеллигенции. Но тогда и другие центральные персонажи романа должны быть идеалами реальных социальных групп. Какому большому сообществу 19-го века соответствует, например, идеал Наташи Ростовой? Вопрос, практически, на засыпку. Нужно заметить, что это достаточно противоречивый идеал. В школьных учебниках и методичках для написания сочинений принято лакировать этот образ, хотя сам Толстой довольно критически относится к своей героине. Тем не менее, образ Наташи вызывал живой отклик у современников Толстого. Так что шанс найти ответ у нас есть.

Если точно поставить вопрос, ответ рано или поздно найдется где-нибудь в дальних закоулках памяти. Главное – не суетиться, а постараться войти в состояние умиротворенного внутреннего созерцания. И действительно, достаточно быстро всплывают вдруг воспоминания о прочитанной четверть века тому назад повести А.Битова «Пушкинский дом» и о том главном впечатлении, которое я вынес по прочтении. Главный герой, типичный питерский интеллигент прочно увяз в безвыходных отношениях с двумя женскими образами – Фаиной, в которую он влюблен и ревнует ее к пройдохе Митишатьеву, и Альбиной, которая не отпускает вынужденного жить с нею героя. Не знаю, как у вас, а у меня не было ни малейшего сомнения, что автор описал отношения всего сословия питерской интеллигенции к двум столицам – Москве и Ленинграду, а также к московской номенклатуре.

Попробуем воспользоваться этой подсказкой, намекающей на то, что женские образы «коллективного бессознательного» означают столичное общество или иной базовый субэтнос, привязанный к определенному месту, как женщина к своему дому. В отличие от мужских образов – сословий или надстроечных субэтносов, связанных с определенной социальной функцией.

Осмелимся сделать предположение, что образ Наташи Ростовой – это образ Москвы XIX века, то есть в судьбе героини романа должны быть такие же повороты сюжета, как и в судьбе Белокаменной. При этом какие-то детали характера – такие, как склонность к простонародным забавам и тому подобное, ничего сами по себе не доказывают, если только не входят в противоречие. А вот общие повороты судьбы имеют доказательную силу.

Есть ли смысл напоминать, что связанные с Москвой события 1812 года были центральными не только для романа «Война и мир», но и для всей российской истории XIX века. Москва оказалась в руках узурпатора-чужеземца и спаслась ценой великого пожара. Но ведь и главная героиня была на грани погибели, фактически оказавшись во власти чуждого ей авантюриста, и вышла из ситуации, спасалась ценой горячки, смертельного жара. Мы, конечно, ей сочувствуем, и даже склонны обвинять в доведении героини до такого состояния Болконского-отца, то есть старшее поколение служилого дворянства, генералитет.

Аналогично, роман Безухова с Элен – это сосуществование будущей дворянской интеллигенции (в форме тайных обществ) с блестящим, но бездушным петербургским столичным светом. Главным событием для Петербурга в XIX веке становится декабрьский бунт масонской части дворянства против петербургской элиты. Но точно так же бунтует Пьер против Элен, разрушая брак ценой потери статуса в петербургском свете.

Эпилог романа можно трактовать как превращение Москвы в столицу победившей радикальной интеллигенции, принявшей эстафету от дворянства, скончавшегося от разрыва артиллерийских снарядов Крымской войны. И кстати, последний критический штрих к портрету Наташи («самка») не отражает ли превращение Москвы из молодого, обновившегося после пожара дворянского города в крупный промышленный центр?

Понятно, что мифологическая часть великого романа, отражающая отталкивание и притяжение, рождение и смерть идеалов-эгрегоров, отражена схематически. Но точно также схематичны все сказки и мифы, тем не менее, именно сюжетная линия взаимоотношения главных героев удерживает внимание читателя, несмотря даже на не самый удобоваримый стиль писателя.

Теперь, после достаточно развернутого обоснования, можно перейти к выполнению обещаний насчет разгадки сказочной пьесы Шварца «Тень». Надеюсь, что я уже почти убедил читателей, что сказки могут быть основаны не только на архетипических или эсхатологических, но и на актуальных образах, отражающих сюжет этого века. Это и есть разгадка тайны сказок Евгения Шварца, вдохновляющих нашего читателя и зрителя. О сюжете сказки «Обыкновенное чудо», рассказывающем о неудачном пока романе русского медведя с современной наукой, я уже писал в одной из рецензий. Нужно только отметить, что там сюжет развивался в рамках глобальной истории 20-го века, а не в рамках одной страны.

А вот сказочный сюжет пьесы «Тень», похоже, как и толстовский роман, описывает судьбы разных сословий нашей цивилизации, но уже в 20-м веке. Во всяком случае, у Толстого интеллигентный Пьер остается в целом положительным персонажем, хотя определенные радикальные замашки ему не чужды. Так и Учёный в пьесе поначалу мирно сосуществует со своей Тенью. Радикальная альтернатива внутри интеллигенции приобретает самостоятельность лишь на рубеже 20-го века. И поначалу, как и Тень в сказке, мимикрирует под интеллигентное социал-демократическое движение. Хотя импульс, порождающий радикальное революционное движение, исходит от власти. То есть это тень власти, принявшая внешние формы интеллигенции.

Между прочим, и в сюжете пьесы Тень появляется после того, как Учёный знакомится с Принцессой, попав под очарование соблазна власти. Помнится, в конце XIX века самый знаменитый ученый России Д.И.Менделеев был советником у графа Витте. Но кроме него был ещё член Государственного совета Вернадский и другие учёные, активно участвующие в политике. И все же флиртовать с властью, мечтать о светлом будущем в надежде помочь власти обустроить общество – недостаточно для плодотворного брака. Властью, как и женщиной, нужно обладать, желать и уметь ее применять. Учёный этого не умеет, но вот его Тень, рождённая от власти, имеет к этому склонность.

Любопытно, но в этой пьесе нет короля, который в обычных сказках устраивает соревнования женихов. Король давно умер, что заставляет нас подозревать, что речь идет о Боге, точнее о Религии монотеизма как прежнем, но иссякшем источнике символики власти. Умирая, Король завещал своей наследнице найти «хорошего человека», что позволяет вычислить, кто в этой пьесе скрывается под именем Принцессы. Наследницей Религии монотеизма в качестве символического источника власти является Религия разума, оно же гуманистическое мировоззрение, оно же проекция естественнонаучной философии на социальную сферу.

Еще любопытнее, что в начале пьесы Принцесса вынуждена скрываться. При этом ходят слухи, что некоторые не очень порядочные женщины выдают себя за принцессу. Это естественно для начала XX века, поскольку таких проекций было много, и некоторые гуманистические концепции вроде фрейдизма или евгеники выглядят действительно неприлично. То есть ситуация с неизвестной, скрытой от всех принцессой означает, что никто не знает, какая из множества принцесс настоящая. А критерий здесь только один – настоящая Принцесса та, которую выберет настоящий Учёный. К началу XX века именно успехи естественных наук и авторитет научного сообщества стали символическим источником власти. Но влиять на политику учёное сообщество может только через философию. Именно выбор русским учёным сообществом материалистической философии превратил её в Принцессу, после чего ее признали и все царедворцы. То есть если бы в город не приехал Учёный, то не было бы и Принцессы, а если бы не блеск символики власти, то не появилось бы и Тени. Так один социальный субъект (эгрегор) помогает усилиться другому и вместе они порождают третьего, вовлекая в сюжет пьесы все новых и новых персонажей.

В пьесе Учёный сам отправляет свою Тень к Принцессе. И это полностью соответствует реальному историческому сюжету, который, в общем-то, банален как ошибки юности. Учёный заранее, уже при появлении в городе влюблён – не в принцессу, а в свою мечту о принцессе, о будущей справедливой власти, которой не хватало лишь «хорошего человека». Он выбирает одну из множества похожих на принцессу девушек, то есть концепций своей будущей жизни, может быть наиболее похожую на свою мечту. И немедленно влюбляется в олицетворение своей мечты. Одна из хороших, но вовсе не совершенных девушек становится Принцессой, потому что так сказал Учёный.

Учёный (естественнонаучное сообщество) умеет решать задачи из физики, химии и высшей математики, но не из социальной жизни. Однако он полагает, что союз с материалистической философией, которую он сам выбрал в качестве символа власти для королевства, плюс тот непреложный факт, что он сам «хороший человек», непременно принесёт счастье им двоим и всем людям. Но в том-то и дело, что ответов на социальные вопросы у самого Учёного нет, и тем более нет у одной из «религий разума», выбранной учёным сообществом в качестве единственно верного учения.

И самое главное, что Учёный не может уклониться от этой трагической миссии. Все общество ждёт от него и подталкивает его именно к такому выбору. Потому что в отсутствии полноценного знания о социальных процессах, обществу нужна власть, освященная символом всезнания, то есть религией. Потому иначе, без власти, все институты общества пойдут вразнос и распадутся. Социальные процессы постоянно накапливают кризисную неопределённость, которую кто-то должен разрешить, пусть и по произволу. Однако Учёный по природе своей не способен к произволу. Если ему задать вопрос, как действовать в таком-то случае, он ведь думать начнёт, а не командовать, а в конце раздумий ещё и честно скажет – не знаю. И вот этому чистоплюю вы хотели доверить Принцессу – источник власти? Нет, нет и нет, ни в коем случае! Здесь нужен совсем другой, похожий как две капли, но решительный и готовый к настоящему произволу ради сохранения власти.

Кстати, у Шварца Тень, прежде чем взять власть в свои руки, становится чиновником для особых поручений, участвующим в расследованиях. В общем-то, этот эпизод согласуется с природой любых радикальных политических течений, которые на деле контролируются тайной полицией, а после революционного переворота применяют свои умения в сфере полицейского произвола. Кстати, в главе «Развитие личности» все той же книги «Государство и традиция» достаточно убедительно доказывается, что в развитии страны социальная революция имеет то же самое место и значение, как и свадьба в развитии отдельной личности. Так что можно считать удостоверенной аналогию между революцией 1917 года в сюжете российской истории и свадьбой Принцессы и Тени в сюжете пьесы.

Дальше, как и во всякой сказке, сюжет прописан схематично, раскрывая лишь узловые события во взаимоотношениях Тени, Учёного и Принцессы. Ах, нет, ещё и Аннунциаты. Кстати, вот это действительно загадочный персонаж – дочь начальника королевской стражи, да ещё любящая Учёного по-настоящему. Впрочем, если вспомнить судьбу российского научного сообщества после того, как Тень, принявшая вид «большого учёного», победила своих соперников-людоедов и утвердилась во власти, то текст пьесы очень даже соответствует 30-м годам. Благодаря начальнику стражи учёный оказался в изоляции от городского общества, в полном одиночестве, а журналист на службе у Тени каждый день уничтожает его в газете.