Гармония

В университетские годы наш «академист» встречает свой идеал женщины - слушательницу Высших женских курсов Наталию Николаевну Вокач (1882—1962). Иван Александрович зовёт её ласковым именем: Таля. В её лице он встретил не только образ красоты и женственности, но и человека общих с ним духовных интересов43. Уже в студенческие годы будущие супруги принялись за совместные труды по переводу на русский язык социально-философской литературы. Так, в июне 1906 г. они «сдали в печать перевод книги Эльцбихера “Der Anarchismus” с собственным предисловием»44.

В июне 1906 г. Ильин пишет сестре: «За последние месяцы моё социальное положение несколько изменилось; я стал помощником присяжного поверенного и о моём оставлении при университете сделано официальное заявление на факультете. В августе осложнится моё семейное положение... Думаем закрепить в глазах окружающих наши отношения, и для этого придётся проделать эту навязчивую церковность. Потом мы думаем съездить в Полянки. Но всё это не ранее середины августа. Не знаю, как сложатся у неё отношения с моей семьёй, — это меня беспокоит»45.

27 августа (9 сентября по новому стилю) Иван Александрович и Наталия Николаевна венчаются. Тестем Ильина стал коллежский секретарь кандидат права Николай Антонович Вокач (1857—1905), племянник Петра де Витте; тёщей - Мария Андреевна Муромцева (1856—19?), сестра председателя I Государственной думы С.А. Муромцева и члена Московской городской управы Н.А. Муромцева46. Двоюродная сестра Наталии Николаевны Евгения Казимировна Герцык (1875—1944), переводчица социально-философской литературы, вспоминала: «В 1906 г. наша двоюродная сестра вышла замуж за студента Ильина. Недавний революционер-эсдек, теперь неокантианец, но сохранивший тот же максимализм, он сразу же порвал с роднёй жены, как раньше со своей, насквозь буржуазной, но почему-то исключением были мы с сестрой, и он потянулся к нам со всей присущей ему пылкостью. Двоюродная сестра не была нам близка, но — умная и молчаливая — она всю жизнь делила симпатии мужа, немного ироническая к его горячности. Он же благоговел перед её мудрым спокойствием. Молодая чета жила на гроши, зарабатываемые переводом: ни он, ни она не хотели жертвовать временем, которое целиком отдавали философии. Оковали себя железной аскезой — всё строго расчислено, вплоть до того, сколько двугривенных можно в месяц потратить на извозчика; концерты, театр под запретом, а Ильин страстно любил музыку и Художественный театр. Квартира, две маленькие комнаты, блистала чистотой — заслуга Наталии, жены»47. Сам Иван Александрович отмечал, что «у Тали есть одно свойство: она ощущает в самых сложных и трагических конфликтах, в которых стоят другие, тем менее жалости к ним и тем более “верящего” требования, чем больше и выше ценит стоящего в конфликте и антиномии. Это свойство я заимствовал у неё»48. Наталия Николаевна, Таля, на всю жизнь стала неустанной помощницей, верной спутницей своего рыцаря-гения.

Посвящая свою жизнь философии, Иван Александрович не разделял идеалы и жизнь: «любовь к мудрости», стремление к Совершенству он соблюдал в повседневной жизни. К искусству, как и ко всему в жизни, Ильин относился серьёзно. Искусство, по его глубокому пониманию, должно быть таким же поиском Истины и Совершенства, как наука, философия. Он хотел, чтобы людям было понятно это великое назначение искусства, для чего надо не потреблять, а созерцать предмет искусства. К «художественно значительнейшим произведениям человеческого искусства» Ильин относит такие шедевры, как «“Царь Эдип” Софокла, “Отелло” Шекспира, патетическая соната Бетховена C-moll, соната Шопена B-moll, мрамор Микельанджело “Давид”, роман Достоевского “Бесы”»49. Л.Н. Толстого он считал «теоретиком красоты»50. Иван Александрович встречался с Л.Н. Толстым лично, в 1906 г., когда перевёл для печати книгу Эльсбихера «Анархизм» и издатель попросил его обратиться к Л.Н. Толстому с предложением написать предисловие к русскому варианту работы. И.А. Ильин приехал в Ясную Поляну и беседовал с писателем51. Философ высоко ценил художественный талант русского писателя: «Отличительная черта гения — трагическая борьба за органически-единое узрение Несказанного в элементе мысли и в элементе художественного — была свойственна Толстому в особом, своеобразном роде, и это я почувствовал с большою определённостью»52.

И.А. Ильин не принимал и разоблачал духовное разложение авангардно-модернистских направлений в искусстве уже в первое десятилетие XX в. Он указывал на их подоплёку — «сексуальные извращения»53. По этой причине у него происходят первые столкновения с Н.А. Бердяевым, Вяч. Ивановым, М. Волошиным, А. Белым и другими.

«И.А. Ильин любил кипучую духовно-культурную жизнь первопрестольной столицы и сам всегда деятельно участвовал в ней... По своим стремлениям, вкусам и навыкам был более европейцем, чем типичным московским обывателем»54,

— вспоминал В.Н. Сперанский. Музыка была общей большой любовью Ивана Александровича и Наталии Николаевны. Они серьёзно готовились к встрече с музыкой, как и с другими произведениями искусства. В изгнании Иван Александрович описывает традицию культурного московского общества: заранее готовить себя к прослушиванию концерта за несколько дней. Слушателям «в хорошие времена у нас в России было обыкновение готовиться к предстоящему концерту; я говорю не об авторе или исполнителе, а о нас, слушателях, несущих в концерт внимательный слух и раскрытое сердце. И понятно, чем значительнее был концерт (дирижирует Никит или Рахманинов, Метнер, Гофман, Ивайэ, Казальс...) тем важнее было “подготовиться”. Надо было в сосредоточенной тишине предчувствием почувствовать программу; надо было “вспомнить” слышанное и постараться предвосхитить неслышанное; проиграть себе тему или даже всю “вещь”, хотя бы и слабо в техническом отношении, хотя бы намёком (о, музыкальное воображение доделает многое!...), и попытаться из них охватить и увидеть целое... И сколь по-иному слушается концерт, к которому так удалось музыкально и духовно “подготовиться”»55. Супруги были знакомы с семейством Метнеров, и на всю жизнь у Ильина завязывается дружба с единомышленником

— композитором Николаем Карловичем Метнером, которого Иван Александрович считал человеком большого таланта и произведения которого любил слушать56. Многие годы спустя он вспоминал, как «в первый раз в жизни слушал знаменитую сонату Метнера E-moll (op. 25, № 2) с эпиграфом из Тютчева: “О чём ты воешь, ветр ночной”... Она идёт без “частей” и без перерыва; и длится тридцать пять минут; длительность для фортепианной пьесы огромная. Музыка бездонного содержания, стихийного порыва, сложнейшего развития и построения. И власть этого изумительного артиста так велика, что все просторы души, к которым он воззвал, разверзлись, все вихри вскружились, все осанны из бездн пропелись, и внимание отпало лишь с последним, дерзновенно-прекрасным, упоительным финальным аккордом. Долгие годы прошли с тех пор; а душа никогда не забудет этого полёта, этого художественного потрясения»57.

Ильины любили театр, прежде всего — МХАТ. Иван Александрович был знаком и общался с Константином Сергеевичем Станиславским: «Этот человек, выдвинувший Россию в сценическом искусстве на то положение, на которое Толстой поставил её в художественном и моральнофилософском отношении, имеет какую-то необычайно притягательную силу. От него прекраснее жить на свете»58. Путь К.С. Станиславского, считал Ильин, есть «дух, движущий ныне в театре» — «в переживании и в режиссёрстве и в декорации»59. Иван Александрович видел в Станиславском учёного, исследователя человеческой души, и позже пытался сотрудничать с ним в этой сфере. Он просит свою сестру писательницу Л.Я. Гуревич описать сущность пути К.С. Станиславского: «Если ты не скажешь этого, то кто же теперь может сказать это? А главное: я твёрдо убеждён, что для этого нужны не книги, а личные восприятия человека, любящего художественный театр так, как ты его любишь, и внутреннее размышление над ними. Здесь работа — бесконечно соблазнительная, благодарная и неотложная — ибо постановки Станиславского — до известной степени эфемериды. Забудь сомнения и всякую скромность, вспомни, что у тебя есть огромный источник для верного написания, и пиши. Этот источник — то интенсивное и интимное ощущение его личности, которое так цельно и эстетично, так прекрасно живёт в тебе; мысль, преломленная в этом источнике, — есть Cluckskind60 духовного мира, и если за неё можно беспокоиться, то... что же тогда вообще можно говорить с уверенностью на этом свете?!»61.

Глава 4.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК