Познать человека

Летом 1912 г. вернувшиеся в Москву Ильины подбирают квартиру. В итоге они поселяются во втором доме по Крестовоздвиженскому переулку, в квартире № 36⁹³. «Профессорские года — квартира в Крестовоздвиженском переулке, IV этаж - балкон — пол-Москвы — и вид на этот купол. 10 лет зрелой жизни 1912—1922 (до изгнания). Здесь я задумал мою книгу о Монархии. Символ — Кремль Московский

— Дворец — купол венчающий — превосходное по стилю и вкусу сооружение — миросозерцание... Сколько вокруг этого дворца гулялось, Александровский сад — кремлёвские стены

— детство - все ворота — купол этот!.. И мимо него же меня увозили в тюрьму на Лубянку... Потом...»⁹⁴.

Иван Александрович продолжает научную и педагогическую деятельность. Прежде всего, его интересует верный подход к познанию истины. «То, о чём я читаю (лекции), постоянно волнует меня. Слушаю, как в душе растут травы и деревья и всё крепнет и сбрасывает свою субъективистич-ность — она Сама: Очевидность духовных обстояний. Пределы моих интересов за это время: Студия Станиславского и Психиатрическая клиника»⁹⁵. Он вновь возвращается к сотрудничеству со Станиславским для преодоления стены между субъектом и объектом познания. «Я был у Станиславского в среду 17 октября, обедал и просидел весь вечер. Впечатление такое, что этот гениальный человек гораздо нужнее мне и гораздо больше даёт мне, чем я ему. Или точнее: то, что у меня есть — или уже имеется у него, или ему субъективно не нужно; а то, что ему нужно практически и по его самочувствию — сотворчество в феноменологическом изучении аффективной жизни, — на это у меня не хватит времени; отчасти не хватит и доброй воли, ибо калеча непосредственность моего мышления феноменологической работой над мыслью, я испытываю острую потребность не калечить моего чувствования, сумасшедше-углубленного культурою “произвольного чувствования”»⁹⁶. Знакомство с Гуссерлем и феноменологией дало Ильину новый опыт научного познания и теперь он соединяет этот опыт с прежним увлечением системой Станиславского. Всё это помогает учёному укрепиться в духовном постижении основ личности, способной погружаться в Предмет как родовое духовное понятие. И.А. Ильину и как правоведу не обойти проблему личности и личностного сознания. Феноменологические изыскания учёного помогают ему глубже понять и само право, а также правосознание, как явление личного духа.

Надо сказать, что в отличие от многих столичных интеллигентов того времени Иван Александрович всегда оставался христианином, человеком глубокой сознательной веры. Так в 1912 — 1913 гг. учёный «серьёзно ощутил некоторое расхождение» с любимым адресатом — сестрой Любовью Яковлевной Гуревич именно на почве религиозной веры: «Оно совсем не от того возникло, что ты “застряла” или “отстала” или что-нибудь подобное. Я вообще не в состоянии судить, от чего именно возникло оно. Но впечатление у меня такое сложилось. Накапливалось давно, проверялось, недопрове-рялось, откладывалось, оставлялось под сомнением. Теперь сразу мобилизовалось и состоялось в форме определённого ощущения. Именно - мне кажется, что у тебя недостаёт как бы некоторой решительности религиозно видеть и верить. Знаю, что утверждение это дерзостное, и недоказуемое, и, может быть, неверное; но я его и высказываю лишь в форме “впечатления”. И не подумай (избави Бог!), что я выдумал это впечатление для того, чтобы избавиться от необходимости признать, что мои слова “не стояли на высоте моей мысли”; ибо если ты даже способна допустить во мне такую необузданную мелочность, то прими хоть то во внимание, что, по моему глубокому и принципиальному убеждению, никто, кроме меня, не может быть компетентен в вопросе о соответствии моих слов — моим (!!) мыслям: ибо ведь они мои мысли. По одному этому уязвлённость не могла породить моё “впечатление”»⁹⁷. Для Ильина всегда было безусловным, что Бог есть. «Есть, это несомненно, удосто-верительно. Его Бытие гораздо несомненнее нашего, ибо Его Бытием — мы только и живём и дышим. Милость Его и благодать Его я столь незаслуженно и достоверно испытал на себе, что трудно говорить об этом без слёз»⁹⁸.

В 1912 г. — 1914 гг. выходит несколько статей И.А. Ильина религиозно-философского характера: «Шлейермахер и его “Речи о религии”» («Русская мысль». М., 1912. № 23. Кн.2); «О возрождении гегелианства» («Русская мысль». М., 1912. №33. Кн.4); «Философия Фихте как религия совести» («Вопросы философии и психологии». М., 1914, Кн. 123(3)); «Учение Гегеля о сущности спекулятивной мысли» («Логос». Т. I. Вып. II. СПб., М., 1914)»⁹⁹.

Христианское мировоззрение помогает Ильину увидеть духовное достоинство человека. В течение всего своего творчества — от первых статей по правоведению и истории философии до объёмной монографии об «аксиомах религиозного опыта» и философских эссе последнего периода своего творчества — мыслитель последовательно развивает определённый взгляд на человека. «Человеку реально дан от Бога и от природы особый, определённый способ телесного существования, душевной жизни и духовного бытия: индивидуальный способ, — убеждён И.А. Ильин. — Всякая теория и всякая педагогика и политика, которые с ним не считаются, вступают на ложный и обречённый путь»¹⁰⁰. В понимании Ильина «живая личность» человека являет собою «телесно-душевно-духовный организм»¹⁰¹, т.е., человек обладает трёхсоставным — телесным, душевным и духовным — естеством¹⁰².

«Человеку “от природы”, следовательно, от Бога, дан некий способ земного бытия: трёхмерная живая телесность»¹⁰³. Каждый человек «пожизненно связан с одним единственным в своём роде телом, которое его овеществляет, изолирует, обслуживает, питает и символизирует» и которое является той «вещественной пропастью», что отделяет одних людей от других¹⁰⁴. В этом заключается «первоначальная аксиома человеческого существования».

Внешне-земное существование человека благодаря телесному составу обусловлено материальными причинами: «Тело человека есть вещь, находящаяся среди других вещей», и для того, «чтобы жить, человек должен заниматься этими вещами, приспособлять^ к своим потребностям, посвящать им своё время, отдавать им свой труд, совершенствовать их, вкладывать в них себя и свои ценности, как бы облекаясь в них, — словом, превращать их в объективное выражение и продолжение собственной личности»¹⁰⁵. В таком течении жизни «тела среди других тел», «вещи среди вещей», человек «не нуждается в “сердце”, т.е. в живом и деятельном чувстве любви к Богу, к человеку и ко всему живому»¹⁰⁶. Однако «мы не можем и не должны презирать или тем более “отвергать” наше тело: ведь оно вводит нас в вещественный мир, полный разума и красоты: оно открывает нам все чудеса Бого-созданной твари, всю значительность, и чистоту, и величие материальной природы. Тело есть необходимое и естественное орудие нашего приобщения к Божиему миру»¹⁰⁷. Более того, эта телесная «одинокость» человека имеет свои «великие и благодатные преимущества, потому что она есть живая основа и необходимая предпосылка свободы духовности, личного очищения и просветления» и без неё у человека не было той внутренней отрешённости, которая делает его независимо существующим индивидуумом. При отсутствии этой одинокости «человек был бы подобен дому с прозрачными стенами, в котором снаружи всё всегда всем видно» — «вечный сквозняк, вечный проход и пролом, безличное и бесформенное смешение, вечно попранная святыня»¹⁰⁸.

Однако тело человека несвободно, «оно находится в пространстве и во времени, среди множества других тел и вещей — то огромных, как планеты... то небольших, как животные и люди, то мельчайших, как пылинки, бактерии» — и всё это «делает тело человека несвободным в движении, смертным и распадающимся до смерти, и всегда подчинённым всем законам и причинам вещественной природы»¹⁰⁹.

Следующая ступень проявления личности — «душа с её разнообразными функциями и силами, индивидуальная форма жизни и инстинкта»¹¹⁰. «Душа — это весь поток не-телесных переживаний человека, помыслов, чувствований, болевых ощущений; приятных и неприятных, значительных и незначительных состояний; воспоминаний и забвений, деловых соображений и праздных фантазий и т.д.»¹¹¹ Душевное не пространственно, не протяжённо, не материально, хотя оно и длится во времени и потому нередко описывается как душевный процесс¹¹². К тому же, «силы души могут быть заполнены нечувственными содержаниями, т.е. такими, которые лишены не только пространственно-материального, но и протяжённо-образного характера и не имеют для себя никакого, не только “адекватного”, но даже подобного чувственного коррелята»¹¹³.

По убеждению И.А. Ильина, душа так же индивидуально неповторима, как и тело, и «все разговоры о “коллективной душе” и “коллективном бессознательном” идут от людей, мыслящих неточно или же испугавшихся своего одиночества (например, своей беспомощности или своей ответственности). Коллективная душа есть плод фантазии или абстрактной мысли»¹¹⁴.

И всё же душа человека, как и тело, несвободна. Прежде всего, она несвободна своей таинственной связанностью с телом, которое обусловлено жизнью своей природы: «Тело человека ищет своих удовольствий... В это оно вовлекает человеческую душу, приучая её ориентироваться не вверх, а вниз, и незаметно превращая её в своё хитрое, изворотливое и лживое орудие»¹¹⁵. Душа связана и своим внутренним устройством: «...законами сознания и бессознательного, силою инстинкта и влечений, законами мышления, воображения, чувства и воли»¹¹⁶.

Но уже внешняя жизнь человека отражает его сверх-телесные и сверхчувственные восприятия — веру, знание, добродетель, правосознание, любовь, уважение, честь, патриотизм¹¹⁷. Это, указывает И.А. Ильин, и есть проявления человеческого духа. «Человек есть не только живой организм: он есть живой дух», которому «подобает свобода веры и любви, созерцания, убеждений и творчества»¹¹⁸. «Мир духовного смысла», внутренние силы и способности человека, определяемые Ильиным, это — «чувствование (жизнь сердца)»; воля (способность решать, собирать свои внутренние силы); способность воображения («духовная интуиция»); энергия мысли (разум)¹¹⁹. Как видим, «духовность человека отнюдь не совпадает с сознанием, отнюдь не исчерпывается мыслью, отнюдь не ограничивается сферою слов и высказываний. Духовность глубже всего этого»¹²⁰. По мысли Ильина, «дух человека есть личная энергия, и притом разумная энергия; разумная не в смысле “сознания” или “рассудочного мышления”, а в смысле предметного созерцания, зрячего выбора и действия в силу духовно-достаточного основания»¹²¹. То есть духовное проявляется в человеке как через его способность к рационально-логическому мышлению (человеческий разум), так и через чувства, обращённые к нравственно-ценностным ориентирам (человеческое сердце, познающее любовь, совесть, чувство справедливости, молитвенное обретение Божественной очевидности). Сложно отрицать эти носящие нематериальный характер повседневные душевные и духовные чувствования.

Но не всякая интеллектуальная и чувственная жизнь человека является проявлением истинного духа. Чтобы яснее представить реальную суть духовных основ бытия, И.А. Ильин изъясняет: «Дух есть начало внутреннего закона и меры... Дух всегда несёт человеку идею священного запрета и долга... Дух открывает человеку путь к Богу»¹²². И «духовными органами» человека являются «очевидность, совесть, правосознание, художественное видение, любовь»¹²³. «Дух это то, что объективно значительно в душе», «лишь те душевные состояния, в которых человек живёт своими главными, благородными силами и стремлениями, обращёнными на познание истины, на созерцание или осуществление красоты, на совершение добра, на общение с Божеством — в умозрении, молитве и таинстве; словом, на то, что человек признаёт высшим и безусловным благом»^ш. Здесь Ильин говорит об объективной основе человеческого духа, том Абсолюте, который даёт человеческой личности смысл её существования. Говоря о духовном, он всегда поднимает проблему качества. Индивидуальный дух, в «соответствии с православным созерцанием, не есть бренное небытие; он является самостоятельным, исполненным ответственности творением, которое идёт своеобразным путём в земной жизни, равно как и в истории, и во Вселенной», и этот земной путь — лишь начальный эпизод, отмечает Ильин: «дальнейшее сокрыто, ждёт своего часа, и это значит, что человеческий дух в его единственной индивидуальности бессмертен»¹²⁴.

Духживётповсюду, где появляется или переживается людьми Совершенство, проявляется влечение к Совершенству как смысл человеческой жизни, как внутренняя и реальная творческая причина¹²⁵. Вопрос же о нравственно-совершенном решается совестью, как «особым органом духа или особым актом опытного восприятия»¹²⁶. «Призывы совести бесконечно расширяют горизонт человеческих возможностей, утверждая в каждом из нас способность найти путь к совершенству и вступить на него»¹²⁷. Именно «совесть утверждает, созидает и укрепляет духовно-личное начало в человеке»¹²⁸. Верное и целостное переживание совестного акта становится в жизни человека неким переломным пунктом, когда духов-ное достоинство получает своё утверждение и «несомнительную подлинность»¹²⁹. Именно дух, пишет Ильин, открывает человеку «настоящий, подлинный, достойный Предмет для его любви, тот Предмет, который сам по себе выше мира»¹³⁰. И только «внутренний духовный опыт делает человекообразное существо воистину человеком, т.е. духовной личностью, с неразложимым, священным центром, с индивидуальным характером, со способностью духовно творить и наполнять духом общественную жизнь, свободу, семью, родину, государство, частную собственность, науку и искусство»¹³¹.

Почему же множество людей не замечают своей духовной сущности? Потому, отвечает Ильин, что «люди живут слишком часто вне духовного опыта»¹³². Да, «дух живёт во плоти, но не совпадает с ней, не подчиняется ей и не разделяет её земную судьбу»^т. «Дух не телесен», и «не совпадает с телом по способу бытия (ибо он не протяжён, не пространствен, не имеет ни анатомического и биохимического состава, ни физиологических функций, не подлежит огню и воде, не испытывает нервной боли и т.д.)»¹³³. Тело лишь «материальный носитель духа»¹³⁴. Дух пользуется «одушевлённым телом», лишь как «своим выразительным знаком и действующим орудием»¹³⁵. Также «дух, ведя до известной степени душевную жизнь, отнюдь не совпадает и с нею и не исчерпывается ею», ибо «он способен утверждать свою независимость от инстинктивных влечений»¹³⁶.

Именно дух есть та «живая сила, энергия, которая чувствует себя выбирающей, решающей и действующей»¹³⁷. Именно «дух есть по существу своему начало самодеятельное и самоопределяющееся; и притом — во всех сферах его жизни»:

«1. Поскольку человек живёт волею, постольку ему необходимы собственные решения, напряжения и усилия, собственная стойкость и верность. Никто не может сделать “за другого” волевых усилий»;

«2. Поскольку дух человека живёт пониманием и мыслью, постольку человек призван сам понимать и иметь свои собственные мысли, воззрения и убеждения. Человека, неспособного к этому, еще Аристотель определял как “раба от природы”; и был прав... Умственная зрелость есть способность духа к самостоятельному наблюдению и к самодеятельному исследованию»;

«3. Поскольку дух человека живёт чувством и любовью, постольку приходит в движение самая глубокая и интимная сторона его духовного существа. Нельзя полюбить “за другого”... Любовь, этот “личнейший” огонь духа и души, загорается и гаснет по законам самобытности и самостоятельности»;

«4. Закон духовной автономии подтверждается и на творческом воображении человека... Художник может уйти в сферу духовных Предметов — только свободно любя и созерцая, сосредоточивая свои лучшие силы, своё вдохновение на свободно воспринятом и выношенном эстетическом содержании»¹³⁸.

И.А. Ильин говорит о «царственной свободе духа»¹³⁹: лишь дух «умеет хранить свою самостоятельность и независимость от тела и способен даже повелевать ему»¹⁴⁰. «Человека освобождает только прорыв к духу, только осуществление духовных состояний¹⁴¹. И при должном внимании дух «переживается человеком как самая настоящая реальность»¹⁴². Дух есть «самое главное в человеке»: «сила личного самоутверждения в “предстоянии Богу” и в “достоинстве”»; «живое чувство ответственности»; «живая воля к Совершенству»; «дар очевидности»; «любовь и служение»; «сила личного самоуправления»; «дар свободы», «потребность священного», «радость верного ранга», «дар молитвы», «сила поющего сердца», «источник всей истинной культуры»¹⁴³.

Однако свобода предполагает выбор: «... человек живёт всегда один-на-один с собой, предоставленный себе самому на своё духовное усмотрение, постижение, обращение, решение, очищение и просветление; или же — на своё разнуздание, ожесточение и погубление»¹⁴³. Человек может добровольно поработить свой дух бездуховным явлениям: «Если человек верит только в чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в жизни, ах любя, им служа и предаваясь, — то он сам неизбежно превратится в чувственное существо, ... в наслаждающееся бездуховное животное; и это будет выражаться в его лице,... смотреть из его глаз и управлять его поступками»¹⁴⁴. И наоборот, «если человек верует в Бога..., то божественные содержания становятся для него жизненным центром»¹⁴⁵. В любом случае возникает некое тождество индивидуальной души и предмета, на который направлена личная духовная энергия. Духовный рост предполагает волевое преодоление хаоса, культивирование душевных состояний. Духовное понимание личности даёт Ильину возможность утверждать «аксиому жизни»: «Жизнь имеет смысл и может совершенствоваться только тогда, когда бережётся и растится качество; нет его - и гибель становится неминуемой. А качество творится и обеспечивается прежде всего и больше всего культурой личного духа»^н6. Да, «человеку не легко быть духом и растить в себе подлинную (т.е. автономную) духовность... Но ссылка на трудность великого задания не даёт права погасить самую цель и призвание»¹⁴⁷.

Таким образом, научные взгляды Ильина исходят из того, что «человек есть по существу своему живой, личный дух»¹⁴⁸, и этот «дух есть живая личность, ответственная перед Богом и отвечающая за себя перед другими людьми, — за свои верова-

ния и воззрения, за своё делание и неделание»¹⁴⁴. «Человеку дано быть духом, в этом основной смысл его жизни»¹⁴⁵ и под его водительством каждый человек призван «осуществлять в себе задуманную Богом гармонию духа, души и тела»¹⁴⁶.

На основе духовного понимания личности у И.А. Ильина формируется и соответствующее понимание общества и организующих его явлений — права и государства.

Глава 7.