ЗАКОНОПРОЕКТ ОБ ОТМЕНЕ ФЕОДАЛЬНЫХ ПОВИННОСТЕЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАКОНОПРОЕКТ ОБ ОТМЕНЕ ФЕОДАЛЬНЫХ ПОВИННОСТЕЙ

Кёльн, 29 июля. Если какой-нибудь житель Рейнской провинции позабыл, чем он обязан «иноземному господству» и «гнету корсиканского тирана», пусть прочитает законопроект о безвозмездной отмене различных повинностей и поборов, который г-н Ганземан предложил «на обсуждение» своим соглашателям в благословенном 1848 году. Сеньориальная власть [Lehnsherrlichkeit], чинш при аллодификации крестьянского держания [Allodifikationszins], посмертный побор [Sterbefall], лучшая голова скота [Besthaupt], курмед [Kurmede], охранные деньги [Schutzgeld], судебный побор [Jurisdiktionszins], судебные штрафы [Dreidinggelder], бортнический чинш [Zuchtgelder], пошлина за приложение печати к документу [Siegelgelder], десятина скотом [Blutzehnt], десятина с ульев [Bienenzehnt] и т. д. — как чуждо, как варварски звучат эти нелепые названия для нашего слуха, цивилизованного французским революционным разрушением феодализма и Code Napoleon{98}! Как непонятна для нас вся эта груда средневековых повинностей и поборов, эта кунсткамера насквозь прогнившего хлама допотопных времен!

И все же сними обувь твою с ног твоих, немецкий патриот, ибо ты стоишь на священной земле! Все эти варварские обычаи — это обломки христианско-германской славы, это последние звенья цепи, которая тянется через всю историю и связывает тебя с величием твоих предков вплоть до самых лесов, где жили херуски! Этот затхлый воздух, этот феодальный ил, которые мы вновь обнаруживаем здесь в классически натуральном виде, являются продуктами, издревле свойственными нашему отечеству, и всякий истый немец должен воскликнуть вместе с поэтом:

Ведь это же воздух отчизны!

Он жжет Своею живительной силой

Мне щеки. Вся эта дорожная грязь —

Навоз моей родины милой![163]

Когда читаешь этот законопроект, то кажется на первый взгляд, будто наш министр земледелия, г-н Гирке, по приказу г-на Ганземана наносит необычайно «смелый удар», будто он одним росчерком пера уничтожает все средневековье, и, разумеется, совершенно безвозмездно!

Однако, если всмотреться в мотивировку проекта, то оказывается, что она начинается как раз с доказательства того, что, в сущности, недопустима безвозмездная отмена каких бы то ни было феодальных повинностей, т. е. со смелого утверждения, которое прямо противоречит «смелому удару».

Между этими двумя видами смелости и лавирует теперь осторожно и предусмотрительно практическая робость г-на министра. Слева — «всеобщее благо» и «требования духа времени», справа — «благоприобретенные права помещиков», посредине — «похвальная идея более свободного развития сельских отношений», воплощенная в стыдливой растерянности г-на Гирке, — что за картина!

Одним словом, г-н Гирке полностью признает, что, в общем, феодальные повинности подлежат отмене только за выкуп. Тем самым сохраняются самые обременительные, самые распространенные, самые существенные повинности или, так как они на практике уже уничтожены крестьянами, они снова восстанавливаются.

Но, — полагает г-н Гирке, —

«если все же отдельные отношения, внутреннее обоснование которых недостаточно или дальнейшее существование которых несовместимо с требованиями духа времени и со всеобщим благом, будут отменены без выкупа, то пострадавшие от этого лица не смогут не признать, что они приносят некоторые жертвы не только во имя всеобщего блага, но и во имя своих собственных правильно понятых интересов, дабы сделать мирными и дружественными отношения между привилегированными лицами и лицами обязанными и тем самым сохранить за землевладением вообще то положение в государстве, которое приличествует ему для блага целого».

Революция в деревне состояла в фактической отмене всех феодальных повинностей. Министерство дела, которое-де признает революцию, признает ее в деревне таким образом, что под сурдинку ее уничтожает. Вернуть целиком старый status quo{99} невозможно; крестьяне тогда просто-напросто перебили бы своих господ-феодалов — это понимает даже г-н Гирке. Поэтому отменяется широковещательный список незначительных, лишь кое-где существующих феодальных повинностей и восстанавливается главная феодальная повинность, которая выражается одним словом — барщина.

С потерей всех подлежащих отмене прав дворянство жертвует меньше чем 50000 талеров в год, а спасает тем самым несколько миллионов. Более того, как надеется министр, оно помирится таким путем с крестьянами и даже заполучит в будущем их голоса на выборах в палату. В самом деле, сделка была бы недурной, если бы только г-н Гирке не просчитался!

Таким образом были бы устранены протесты со стороны крестьян, а также со стороны дворянства, поскольку последнее правильно понимает свое положение. Остается еще палата, сомнения юридического и радикального крючкотворства. Различие между повинностями, подлежащими и не подлежащими отмене, которое является не чем иным, как различием между повинностями, не имеющими почти никакой ценности, и повинностями, обладающими весьма большой ценностью, — это различие, чтобы удовлетворить палату, должно получить мнимое юридическое и экономическое обоснование. Г-ну Гирке предстоит доказать, что подлежащие отмене повинности 1) имеют недостаточное внутреннее обоснование, 2) противоречат общему благу, 3) противоречат требованиям духа времени и 4) их отмена, по существу, не является нарушением права собственности, экспроприацией без компенсации.

Чтобы доказать недостаточную обоснованность этих поборов и повинностей, г-н Гирке углубляется в самые темные области ленного права. Он призывает на помощь все «вначале очень медленное развитие германских государств на протяжении целого тысячелетия». Но разве это поможет г-ну Гирке? Чем больше он углубляется в далекое прошлое, чем больше ворошит залежавшийся ил ленного права, тем больше это право дает ему доказательств вовсе

не слабой, а с феодальной точки зрения весьма солидной обоснованности упомянутых повинностей; и несчастный министр только выставляет себя на посмешище, когда изо всех сил старается изложить ленное право в понятиях современного гражданского права, заставляя феодального барона XII века судить и рядить на манер буржуа XIX века.

Г-н Гирке благополучно унаследовал основной принцип г-на фон Патова: безвозмездно отменить все, что вытекает из сеньориальной власти и наследственной крепостной зависимости, все же прочее — лишь за выкуп. Но неужто г-н Гирке думает, будто нужно обладать особой проницательностью, чтобы доказать ему, что вообще все подлежащие отмене повинности точно также «вытекают из сеньериальной власти»?

Излишне, пожалуй, добавлять, что г-н Гирке ради последовательности всюду наряду с феодальными правовыми определениями протаскивает современные правовые понятия и в случаях крайней необходимости всегда апеллирует к ним. Но если г-н Гирке к некоторым из этих повинностей подходит с меркой требований современного права, то непонятно, почему это не делается по отношению ко всем повинностям. Впрочем, тогда барщину было бы, конечно, весьма трудно согласовать со свободой личности и собственности.

Но еще хуже приходится г-ну Гирке с его разграничениями, когда он оперирует аргументом общественного блага и требованиями духа времени. Ведь само собой понятно, что если эти незначительные повинности мешают общественному благу и противоречат требованиям духа времени, то в еще большей степени это относится к таким повинностям, как барщина, отработки, лаудемии и т. д. Или г-н Гирке считает право ощипывать крестьянских гусей (§ 1, № 14) устаревшим, а право ощипывать самих крестьян — отвечающим духу времени?

Далее следует доказательство того, что предусматриваемая законопроектом отмена феодальных повинностей не нарушает права собственности. Доказательство этой вопиющей неправды можно, разумеется, приводить только для видимости, а именно только таким образом, что дворянству путем подсчетов внушается, что эти права не имеют для него ценности, хотя это, разумеется, может быть доказано лишь приблизительно. И вот г-н Гирке с величайшей тщательностью производит подсчет по всем 18 разделам первого параграфа и не замечает при этом, что в той же самой мере, в какой ему удается доказать ничтожность упомянутых повинностей, он доказывает также ничтожность собственного законопроекта. Добрейший г-н Гирке! Как тяжело нам разрушать его приятную иллюзию и растаптывать его архимедовско-феодальные чертежи!

Но тут возникает еще одно затруднение! При прежних выкупах повинностей, подлежащих ныне уничтожению, как и при всех выкупах вообще, крестьяне были страшно надуваемы подкупленными комиссиями, которые действовали в пользу дворянства. Крестьяне требуют теперь пересмотра всех выкупных договоров, заключенных при старом правительстве, и крестьяне совершенно правы.

Но г-ну Гирке до этого нет дела. Требованию крестьянства «противоречат формальное право и закон». Но они вообще противоречат всякому прогрессу, ибо всякий новый закон отменяет старое формальное право и старый закон.

«Последствия этого можно с уверенностью предсказать: для того чтобы доставить обязанным крестьянам выгоды путем мероприятий, противоречащих правовым нормам всех времен» (революции также противоречат правовым нормам всех времен), «пришлось бы нанести неисчислимый вред весьма значительной части землевладения в государстве, а вместе с тем (!) и самому государству»!

И тут г-н Гирке с потрясающей основательностью доказывает, что подобный образ действий

«поставит под вопрос и потрясет все правовые устои землевладения и тем самым, в связке бесчисленными процессами и издержками, нанесет землевладению, этой главной основе национального благосостояния, трудно исцелимую рану», что «нарушение правовых норм, определяющих действительность договоров, явилось бы покушением на совершенно несомненные договорные отношения, вследствие чего было бы поколеблено всякое доверие к стабильности гражданского права и тем самым подвергнут страшнейшей опасности весь деловой оборот»!!!

Таким образом, г-н Гирке видит в этом нарушение права собственности, которое поколебало бы все правовые нормы. Но почему безвозмездная отмена повинностей, о которых идет речь в законопроекте, не является таким же нарушением? Здесь ведь не просто совершенно несомненные договорные отношения, — здесь налицо безоговорочно осуществлявшееся с незапамятных времен неоспоримое право, тогда как требование пересмотра касается таких договоров, которые ни в коем случае не являются неоспоримыми, так как подкупы и надувательства общеизвестны и могут быть во многих случаях доказаны документально.

Мы не можем этого отрицать: как ни незначительны отменяемые повинности, отменой их г-н Гирке «доставляет обязанным крестьянам выгоды путем мероприятий, противоречащих правовым нормам всех времен», чему «прямо противоречит формальное право и закон»; он «расшатывает все правовые устои землевладения», он покушается на «совершенно несомненные» права в самой их основе.

В самом деле, г-н Гирке, стоило ли совершать такие тяжкие прегрешения, чтобы достигнуть столь жалких результатов? —

В действительности г-н Гирке посягает на собственность, — это бесспорно, — но не на современную буржуазную собственность, а на феодальную. Этим разрушением феодальной собственности он укрепляет буржуазную собственность, вырастающую на развалинах феодальной. И он лишь потому не желает пересмотра выкупных договоров, что посредством этих договоров феодальные отношения собственности были превращены в буржуазные и что, следовательно, он не может подвергнуть их пересмотру, не затрагивая вместе с тем формально и буржуазной собственности. А буржуазная собственность, разумеется, столь же священна и неприкосновенна, сколь феодальная уязвима и прикосновенна, — в меру потребности и смелости господ министров.

Каков же краткий смысл этого длинного закона?

Самое убедительное доказательство того, что немецкая революция 1848 г. есть лишь пародия французской революции 1789 года.

4 августа 1789 г., три педели спустя после взятия Бастилии, французский народ в один день осилил все феодальные повинности.

11 июля 1848 г., четыре месяца спустя после мартовских баррикад, феодальные повинности осилили немецкий народ. Teste Gierke cum Hansemanno{100}.

Французская буржуазия 1789 года ни на минуту не покидала своих союзников, крестьян. Она знала, что основой ее господства было уничтожение феодализма в деревне, создание свободного землевладельческого [grundbesitzenden] крестьянского класса.

Немецкая буржуазия 1848 года без всякого зазрения совести предает этих крестьян, своих самых естественных союзников, которые представляют из себя плоть от ее плоти и без которых она бессильна против дворянства.

Сохранение феодальных прав, санкционирование их под видом (иллюзорного) выкупа — таков результат немецкой революции 1848 года. Гора родила мышь!

Написано К. Марксом 29 июля 1848 г.

Печатается no тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 60, 30 июля 1848 г.

Перевод с немецкого