ПЕРЕМИРИЕ С ДАНИЕЙ
ПЕРЕМИРИЕ С ДАНИЕЙ
Кёльн, 7 сентября.
«Что станет с Германией, если Пруссия не будет больше стоять во главе ее, если прусские войска не будут больше охранять честь Германии, если мощь и влияние Пруссии как великой державы уступят место фантастическому господству иллюзорной германской центральной власти!»
Так хвастливо заявляет прусская партия, партия героев «с богом за короля и отечество», контрреволюционное дворянство Восточной Померании и Укермарка.
И вот Пруссия стояла во главе Германии, Пруссия охраняла ее честь — в Шлезвиг-Гольштейне.
А каков же результат? После ряда легких, бесславных побед над слабым врагом, после войны, ведение которой тормозилось самой трусливой дипломатией, после постыдных отступлений перед разбитой армией, наконец — перемирие, столь оскорбительное для Германии, что даже прусский генерал нашел основание не подписывать его.
Снова начались военные действия и переговоры. Имперский регент дал прусскому правительству полномочия заключить договор о перемирии; эти полномочия не были контрассигнованы ни одним из имперских министров и потому не имели никакой законной силы. Согласно этим полномочиям признавался первый договор о перемирии, но со следующими изменениями: 1) состав нового правительства Шлезвиг-Гольштейна должен быть еще до заключения перемирия «согласован таким образом, чтобы можно было считать обеспеченным существование и успешную деятельность нового правительства»; 2) все законы и распоряжения временного правительства, изданные до заключения перемирия, сохраняют полную законную силу; 3) все остающиеся в Шлезвиг-Гольштейне войска подчиняются приказам германского главнокомандующего.
Если сравнить эту инструкцию с условиями первого прусско-датского проекта, то цель ее станет совершенно ясной. Условия эти обеспечивают далеко не все то, что могла потребовать победоносная Германия; но, уступая во многом по форме, они спасают многое по существу.
Первое условие должно было гарантировать, что в новом правительстве шлезвиг-гольштейнское (немецкое) направление сохранит перевес над датским. Как же поступает Пруссия? Она соглашается на то, чтобы глава датской партии в Шлезвиг-Гольштейне, Карл Мольтке, стал главой нового правительства и чтобы Дания имела в правительстве три голоса против двух шлезвиг-гольштейнских.
Второе условие должно было означать признание, если не самого временного правительства, признанного Союзным сеймом, то его прежней деятельности. Его постановления должны были сохранять силу. Как же поступает Пруссия? Под тем предлогом, что Дания тоже отказывается от иллюзорных постановлений, издававшихся для герцогств в Копенгагене и никогда не имевших ни малейшей силы закона за пределами острова Альсена{146}, — под этим предлогом контрреволюционная Пруссия соглашается уничтожить все постановления временного правительства.
Наконец, третье условие должно было означать предварительное признание единства герцогств и их включения в состав Германии; подчинение всех остающихся в Шлезвиге и Гольштейне войск германскому главнокомандующему должно было свести на нет попытку датчан контрабандным путем опять отправить в Шлезвиг шлезвигских уроженцев, служивших в датской армии. А Пруссия? Пруссия соглашается на то, чтобы шлезвигские войска были отделены от гольштейнскнх, изъяты из-под власти германского главнокомандующего и просто переданы в распоряжение нового правительства, на три пятых датского по своему составу.
Кроме того, Пруссия была уполномочена заключить только трехмесячное перемирие (статья 1 первоначального проекта), а заключила его собственной властью на семь месяцев; это значит, что она обеспечила датчанам перемирие в продолжение зимних месяцев, когда флот, эта главная сила датчан, неспособен к блокаде германского и шлезвигского побережья и когда мороз позволил бы немцам перейти по льду Малый Бельт, завоевать Фюнен{147} и ограничить территорию Дании одной Зеландией.
Словом, во всех трех пунктах Пруссия растоптала данные ей полномочия. Почему бы и нет? Ведь они не были контрассигнованы! И разве г-н Кампгаузен, посол Пруссии при центральной власти, в своем письме от 2 сентября его «превосходительству» (!!) г-ну Хекшеру не говорил прямо, что прусское правительство «на основе этих полномочий считает себя вправе заключить договор без всяких оговорок»?
Но этого еще мало. Имперский регент посылает помощника статс-секретаря, «своего» Макса Гагерна в Берлин, а оттуда в Шлезвиг для наблюдения за переговорами. Он дает ему полномочия, опять-таки не контрассигнованные. Г-н Гагерн — мы не знаем, какой прием встретил он в Берлине — приезжает в герцогства. Уполномоченные Пруссии для ведения переговоров находятся в Мальмё. Ему об этом ничего не сообщают. — В Любеке происходит обмен ратификационными грамотами. Тогда г-ну Гагерну сообщают, что этот обмен уже произошел и что он теперь спокойно может отправляться домой. Разумеется, неудачливому Гагерну с его не контрассигнованными полномочиями не остается ничего другого, как возвратиться во Франкфурт и жаловаться на то, какую жалкую роль ему пришлось сыграть.
Так родилось славное перемирие, которое связывает немцам руки в самое благоприятное для ведения войны время года, уничтожает революционное правительство и демократическое Учредительное собрание Шлезвиг-Гольштейна, отменяет все декреты этого правительства, признанного Союзным сеймом, передает герцогства датскому по своему составу правительству, во главе которого находится ненавистный Мольтке, вырывает шлезвигских солдат из их полков, изымает их из-под власти германского главнокомандующего и передает датскому правительству [герцогств], которое по своему усмотрению может их распустить, — перемирие, принуждающее немецкие войска отступить от Кёнигсау{148} к Ганноверу и Мекленбургу и передающее Лауенбург в руки старого реакционного датского правительства{149}.
Не только Шлезвиг-Гольштейн, но и вся Германия, за исключением старо-прусских провинций, возмущена этим позорным перемирием. А имперское министерство, которому г-н Кампгаузен сообщил о перемирии, сперва испугалось, но в конце концов все же взяло на себя ответственность за него. Да и что было ему делать? По-видимому, г-н Кампгаузен прибегнул к угрозам, а для трусливого, контрреволюционного имперского министерства официальная Пруссия все еще представляет силу. Но затем дело дошло до Национального собрания. Необходимо было его согласие, и, как ни примерно поведение этого Собрания, его «превосходительство» г-н Хекшер все-таки чувствовал себя неловко, выступая с этим документом. Он огласил его, сопровождая тысячами реверансов и самыми смиренными просьбами сохранять спокойствие и умеренность. Последовала всеобщая буря. Даже правый центр, даже часть правых и сам г-н Дальман были охвачены сильнейшим гневом. Комиссиям было дано поручение представить доклад в течение 24 часов. На основании этого доклада решено было немедленно приостановить отступление войск. Решение о самом перемирии еще не принято.
Наконец-то Национальное собрание приняло энергичное решение, хотя министерство заявило, что оно подаст в отставку, если подобное решение будет принято. Это решение означает не отказ от перемирия, а его нарушение. В герцогствах оно вызовет не только возбуждение, но и открытое сопротивление как проведению перемирия, так и новому правительству; оно приведет к новым осложнениям.
Мы, однако, питаем мало надежды на то, что Собрание отвергнет само перемирие. Г-ну Радовицу достаточно перетянуть на свою сторону только девять голосов из центра, чтобы получить большинство. И разве ему не удастся это в течение тех нескольких дней, которые остаются до решения?
Если Собрание решит сохранить перемирие в силе, то результатом этого будет провозглашение республики и гражданская война в Шлезвиг-Гольштейне, полное подчинение Пруссии центральной власти, всеобщее презрение всей Европы к центральной власти и к Собранию и вместе с тем множество осложнений, достаточных для того, чтобы любое будущее имперское министерство погибло под тяжестью неразрешимых трудностей.
Если оно постановит отменить перемирие, то результатом этого будет европейская война, разрыв между Пруссией и Германией, новые революции, распад Пруссии и действительное единство Германии. Пусть Собрание не дает себя запугать: не менее двух третей Пруссии стоит на стороне Германии.
Но разве представители буржуазии во Франкфурте не согласятся скорее проглотить любое оскорбление, разве они не предпочтут отдаться в рабство Пруссии, чем решиться на европейскую революционную войну и подвергнуть себя новым бурям, которые будут угрожать их собственному классовому господству в Германии?
Мы думаем, что дело будет именно так. Слишком сильна трусость буржуазной натуры. Мы не верим, что Франкфуртское собрание спасет в Шлезвиг-Гольштейне уже поруганную в Польше честь Германии.
Написано Ф. Энгельсом 7 сентября 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 97, 8 сентября 1848 г.
Перевод с немецкого