47 МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ[168] В МАНЧЕСТЕР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

47

МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ[168]

В МАНЧЕСТЕР

Лондон, 2 декабря [1850 г.] 64, Deanstreet, Soho

Дорогой Энгельс!

Я был несколько дней серьезно болен, и поэтому ты получишь это письмо, а также извещение о получении обоих почтовых переводов, позже, чем мне этого хотелось. Зейлеру я отослал 71/2 шиллингов. Что касается «Independance», то мы оба в данный момент ничего не должны Зейлеру, так как он, выбрав подходящее время, позволил своему хозяину себя выселить, оставив ему в качестве компенсации за те 10 фунтов, которые он был ему должен, лишь неоплаченную «Independance», движимое имущество на 18 пенсов и две или три книги, одолженные у меня и других. Он действительно в высокой степени обладает талантом чисто по-американски ликвидировать превышение своих расходов над доходами.

Великий Хейльберг прибыл сюда со своей так называемой молодой женой. Я не имел чести видеть сказочного Тука, который, конечно, прибыл сюда из-за океана гораздо более значительным — это опасный конкурент для Зейлера. Он совершенно завладел Бамбергером, называет его «братцем» и старую Амшель «тетенькой».

Номера «Revue» я еще не видел и ничего не слыхал о нем. Веду переговоры с Кёльном об издании трехмесячника.

Частью из-за нездоровья, частью намеренно я встречаюсь с другими в Палтни-сторз лишь в дни официальных заседаний. Так как эти господа много дебатировали вопрос о том, скучное ли это общество или нет, то я, естественно, предоставляю им самим прийти между собой к соглашению относительно приятности их времяпрепровождения. А сам я показываюсь там редко. Мы оба убедились на опыте, что эти люди тем меньше начинают тебя ценить, чем больше ты отдаешь им свое время. Кроме того, они мне надоели, и я хочу использовать свое время возможно более продуктивно. Друг Шрамм, игравший в продолжение нескольких недель роль недовольного и убедившийся, наконец, что решительно никто не намерен чинить препятствия естественным сменам его настроений, все более проникается состоянием духа, характерным для образцовых меблированных комнат.

На Грейт-Уиндмилл[169] царит сильное раздражение по поводу потери 16 ф. ст. по приговору суда. Особенно неистовствует Леман. Его гнев не уляжется, пока Бауэр{227} и Пфендер не будут публично заклеймены во всех европейских газетах как воры и преступники. Маленький Бауэр утверждает теперь, конечно, в приливе морального негодования, что уплата хотя бы одного пфеннига в пользу Грейт-Уиндмилл или на общественную благотворительность была бы непростительным оскорблением английского уда и «признанием буржуазии».

Между тем великие мужи с Грейт-Уиндмилл-стрит имели триумф, как явствует из следующего документа:

«К демократам всех наций»

«Граждане! Изгнанники-эмигранты в Англии, и по одному этому поставленные в более благоприятные условия для того, чтобы судить о политических движениях на континенте, мы» (заметь! в этой единственной фразе, обходящейся без подлежащего, связки и сказуемого, допущена грубая грамматическая ошибка; надо бы сказать: и потому поставленные в более благоприятные условия, чем вы, прочие, для того чтобы) «имели возможность следить и активно наблюдать за всеми махинациями союзных держав, готовящихся к новому вторжению во Францию, где» (вот здорово!) «северных казаков ждут их сообщники, для того чтобы» (опять: для того чтобы) «потушить в самом очаге» (на родине Бартелеми и Потье) «вулкан мировой революции.

Короли и аристократы Европы поняли, что настало время возвести плотину, чтобы сдержать народные волны» (лучше было бы сказать: народный маразм{228}), «которые грозят поглотить их пошатнувшиеся троны.

В России, Австрии, Пруссии, Баварии, Ганновере, Вюртемберге, Саксонии, словом — во всех немецких государствах уже объединены многочисленные войска» (войска… уже объединены!). «В Италии 130000 человек угрожают границам Швейцарии. Форарльберг занят восьмидесятитысячной армией. Верхний Рейн занят 80000 вюртембержцев, баденцев и пруссаков. Майн охраняют 80000 баварцев и австрийцев. В то время как 370000 человек занимают указанные нами пункты, Пруссия мобилизовала 200000 солдат, которых она держит наготове (sic!{229}), чтобы бросить их на границы Бельгии и Франции; Голландию и Бельгию участники коалиции вынудят поддержать вторжение с помощью армии численностью в 150000 человек. В Богемии{230} стоят в полной готовности 150000 человек и ждут лишь приказа, чтобы соединиться с майнской армией, численность которой тогда будет доходить до 230000 человек. Возле Вены сосредоточено 80000 человек. 300000 русских расположились лагерем в Польше и 80000 — в окрестностях Петербурга. Эти армии вместе образуют военную силу в 1300000 бойцов, ожидающих только сигнала к нападению. Позади этих войск стоят также наготове (!) 180000 австрийцев, 200000 пруссаков, 100000 солдат, поставленных мелкими государствами Германии, и 220000 русских. Все эти армии вместе составляют резерв в 700000 человек, не считая неисчислимых (sic!) орд варваров, которые московский Аттила готов призвать из глубин Азии, чтобы, как некогда (!), обрушить их на европейскую цивилизацию.

Немецкие газеты1» (в примечании специально приводится, в угоду Люнингу, паршивая фраза из «Neue Deutsche Zeitung») «и наши собственные сведения дают нам возможность раскрыть тайные планы держав, уполномоченные которых собрались 25 октября в Варшаве. В этой (!) конференции было решено, что показная война, чорт возьми, вот так дипломаты!) «между, Пруссией и Австрией должна послужить предлогом для действий солдат, которых воля царя превращает в слепое орудие и в диких наемных убийц в борьбе против защитников свободы». (Браво!) «Ввиду этих фактов невозможно больше сомневаться: в данный момент организуется уже начатая (!!) кровавая расправа со всеми республиканцами. Ярость наших врагов не могли утолить июньские дни 1848 г. с их кровавыми расправами и последовавшими затем изгнаниями, опустошение и порабощение Венгрии Австрией, предание Италии во власть папы и иезуитов, после того как Римская республика была задушена солдатами французского правительства. Они мечтают о порабощении всех народов, борющихся за торжество всеобщей свободы. Если демократия не будет достаточно бдительна, Польша, Венгрия, Германия, Италия и Франция будут вскоре снова отданы во власть дикой солдатни Николая, который, желая побудить варваров к борьбе, обещает предоставить им Европу на ноток и разграбление.

Вперед же, вперед! против этой грозящей нам опасности… французские, немецкие, итальянские, польские и венгерские республиканцы, сбросим с себя это оцепенение» (пьянство Шаппера и Виллиха!), «которое ослабляет наши силы и подготовляет легкую победу нашим угнетателям. Вперед!.. Пусть за нынешними днями бездействия и позора последуют дни трудов и славы, которые нам готовит священная война за свободу! Когда вы ознакомитесь с опасностями, на которые мы вам указываем, вы поймете, как и мы, что было бы безумием дольше выжидать нападения общего врага; мы должны все подготовить и предупредить окружающую нас опасность». (Попробуйте-ка предупредить опасность, которая вас окружает!) «Граждане демократы-социалисты, наше спасение лишь в нас самих, мы должны рассчитывать лишь на свои собственные силы; наученные опытом прошлого, мы должны вооружиться против предстоящего предательства. Будем избегать, будем в особенности избегать ловушек, подготовленных для нас змеями (!) дипломатии. Ученики Меттерниха и Талейрана рассчитывают в этот момент потушить факел революции, вызвав во Франции, при помощи подготовляемого ими нашествия, национальную войну, во время которой народы стали бы истреблять друг друга на пользу врагам их освобождения. Нет, граждане! Не нужно больше национальных войн! Барьеры, которые воздвигнуты деспотами между нациями, разделенными ими на части, должны быть снесены, и смешавшиеся воедино народы» (действительно: смешавшиеся) «будут впредь иметь лишь одно знамя, на котором мы кровью наших мучеников написали: «Всемирная демократическая и социальная республика!»

От имени своих союзов: Члены комитета французского эмигрантского общества демократов-социалистов в Лондоне: Адан (Камбрер), Бартелеми (Эмманюэль), Каперон (Полен), Фанон, Гуте, Тьерри, Видиль (Жюль). Делегаты постоянной комиссии секции польской демократии в Лондоне: Завашкевич, Варскироский. Члены демократически-социалистического комитета немецких эмигрантов[170] и Общества немецких рабочих: Диц (Освальд), Геберт (А.), Майер (Адольф), Шертнер (А.), Шаппер (Карл), Виллих (Август). Делегаты венгерского демократического союза в Лондоне: Молинари, Шимони.

Лондон, 16 ноября 1850 г.»

Коль для клопов уж это не годится,

То хуже вряд ли даже и приснится.{231}

Когда я прочитал манифест Роллена, Мадзини, Руге и др. к немцам[171], где их призывают петь боевую песнь, напоминают им, что их предки назывались «франками», и где говорится, что прусский король уже решился на то, чтобы позволить Австрии разбить себя, — то я полагал, что не может быть ничего глупее этого. Но нет! Появляется манифест Фанона — Каперона— Гуте, — как называет его «Patrie», этих dii minorum gentium{232}, — того же содержания, как правильно замечает эта газета, но без блеска, без стиля, с самыми жалкими цветами красноречия, вроде выражений: «змеи», «наемные убийцы» и «кровавые бойни»! Приводя несколько строк из этого шедевра, «Independance» сообщает, что его составителями были «самые безвестные рядовые демократы» и что эти бедняги послали манифест корреспонденту этой газеты в Лондоне, хотя она и придерживается консервативного направления. Так жаждали они, чтобы оно было напечатано. В наказание газета не приводит ни одного имени, a «Patrie» называет только три вышеупомянутых. В довершение всего они пересылают через одного штраубингера (этот же субъект рассказал вчера сию печальную историю Пфендеру) 50 экземпляров для отправки во Францию. Недалеко от Булони он выбросил 49 штук в море, а в Булони, ввиду отсутствия у него паспорта, его вернули в Лондон, и этот штраубингер рассказывает, «что теперь он собирается в Бостон».

Будь здоров и отвечай немедленно.

Твой К.Маркс

Кстати! Напиши же, наконец, достойному Дронке, чтобы он отвечал на письма по делам Союза, а не только обращался с просьбой о деньгах. Господа кёльнцы[172] еще ничего о себе не дали знать. Вейдемейер упоминает о «Хауде», который жестоко поплатился в Германии, а теперь опять находится здесь; он его считает «в общем славным парнем».

Ты должен серьезно подумать, о чем тебе написать. Англия не подходит, так как об этом уже имеются две статьи, а вместе со статьей Эккариуса, пожалуй, и все три. О Франции тоже много не скажешь. Быть может, ты смог бы, в связи с новейшими произведениями Мадзини, взять, наконец, за шиворот этих жалких итальянцев вместе с их революцией? (Его «Республика и монархия» и т. д. и его «Религия, папа» и т. д.)

[Приписка Женни Маркс]

Дорогой г-н Энгельс!

Ваше дружеское участие в связи с постигшим нас тяжелым ударом — потерей нашего маленького любимца, моего бедного, стоившего мне стольких страданий крошки{233}, — принесло мне большое облегчение, тем более, что в последние тяжелые дни я имела все основания горько жаловаться на нашего друга Ш[рамма]. Моему мужу и всем нам сильно недоставало Вас, и мы часто тосковали без Вас. Все же я рада, что Вы уехали отсюда и находитесь на верном пути к тому, чтобы стать крупным хлопчатобумажным лордом. Постарайтесь только поосновательнее вклиниться между обоими враждующими братьями; эта борьба сделает Вас необходимым Вашему почтенному папаше, и мысленно я уже Вас в качестве Фридриха Энгельса junior{234} и компаньона Вашего отца. Но самое лучшее при этом все же то, что Вы, несмотря на торговлю хлопком и прочее, останетесь прежним Фрицем и, говоря языком трех архидемократов, Фридриха-Вильгельма (первого), Кинкеля и Мадзини, «не отойдете от священного дела свободы». Карл уже написал Вам кое-что о здешней грязи; я еще прибавлю несколько фактов. Толстый невежа Хауде в своем клеветническом турне по Германии потерял весь свой жир и очень неловко себя чувствует, когда кого-нибудь встречает. У диктатора Гиппопотама{235}, говорят, появился маленький гиппопотам сомнительного происхождения, и рыцарь Грейт-Уиндмилл Виллих Гогенцоллерн увеличил свою благородную свиту несколькими негодяями и разбойниками с большой дороги. Наша собственная публика перебивается изо дня в день, занимая в долг несколько пенсов. Рингс зарабатывает теперь кое-что в качестве клакера у герцога Брауншвейгского, который опять произносит речи перед судом.

На недавнем польском банкете, который сообща устроили французские, немецкие, венгерские и польские crapauds{236} (Виллих, Фиески, Адан и др.), дело дошло до драки. Больше мы ничего не слыхали об этой шайке.

Вчера вечером мы были на первой лекции Эрнеста Джонса по истории папства. Его лекция была очень хороша и для англичанина является прямо выдающейся; для нас, немцев, прошедших муштру Гегеля, Фейербаха и т. д., она была не вполне на высоте. Бедный Гарни был при смерти; у него был нарыв в дыхательном горле. Ему еще нельзя говорить. Английский врач дважды оперировал его и не попадал на больное место. Его «Red Republican» превратился в «Friend of the People». Ну, на сей раз хватит. Дети много говорят о дяде Ангельсе, а маленький Тилль{237}, следуя Вашим уважаемым инструкциям, дорогой г-н Энгельс, великолепно поет песню о «старой шубе и лихом венике».

На рождество, я надеюсь, мы Вас увидим.

Ваша Женни Маркс

Впервые полностью опубликовано на языке оригинала в Marx — Engels Gesamtausgabe. Dritte Abteilung, Bd. 1, 1929 и на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., т. XXI, 1929 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого и французского