10 МАРКС — АРНОЛЬДУ РУГЕ В ДРЕЗДЕН

10

МАРКС — АРНОЛЬДУ РУГЕ

В ДРЕЗДЕН

Кёльн, 25 января [1843 г.]

Дорогой…^{564}

Вы, вероятно, уже знаете, что «Rheinische Zeitung» запрещена, осуждена, получила смертный приговор. Предел ее жизни — конец марта. В течение этого времени, до казни, газета подвергается двойной цензуре. Наш цензор^{565}, порядочный человек, поставлен под цензуру здешнего регирунгспрезидента фон Герлаха, рабски послушного дуралея. Готовые номера нашей газеты должны представляться в полицию, где их обнюхивают, и если только полицейский нос почует что-либо нехристианское, непрусское, — номер газеты не может выйти в свет.

Запрещение газеты вызвано совпадением ряда особых обстоятельств: ее распространенностью; моим «Оправданием мозельского корреспондента», где здорово досталось некоторым весьма высокопоставленным государственным деятелям; нашим упорным отказом назвать лицо, приславшее нам законопроект о браке[390]; созывом ландтага, на который мы могли бы оказать влияние своей агитацией; наконец, нашей критикой запрещения «Leipziger Allgemeine Zeitung»^{566} и «Deutsche Jahrbьcher».

Министерский рескрипт, который появится на днях в газетах, еще слабее, — если только это возможно, — чем предыдущие. В качестве мотивов приводятся:

1) Лживое утверждение, что мы не имели якобы разрешения, как будто в Пруссии, где ни одна собака не может жить без своего полицейского номерка, «Rheinische Zeitung» могла бы выходить хотя бы один день, не имея на то официального основания.

2) Цензурная инструкция от 24 декабря имела целью установить цензуру тенденции. Под тенденцией понимали воображение, романтическую веру в обладание свободой, обладать которой realiter^{567} люди не могли бы себе позволить. Если рассудительное иезуитство, царившее при прежнем правительстве, имело суровую рассудочную физиономию, то это романтическое иезуитство требует главным образом силы воображения. Подцензурная печать должна научиться жить иллюзией свободы, а также иллюзией о том великолепном муже^{568}, который высочайше эту иллюзию дозволил. Но если цензурная инструкция стремилась к цензуре тенденции, то теперь министерский рескрипт разъясняет, что запрещение, закрытие и было изобретено во Франкфурте для насквозь дурной тенденции. Цензура существует-де лишь для того, чтобы пресекать отклонения от хорошей тенденции, хотя инструкция утверждает как раз обратное — именно, что хорошей тенденции разрешаются отклонения.

3) Старая галиматья о дурном образе мыслей, о пустой теории и прочая трескотня.

Меня все это не удивило. Вы знаете, каково с самого начала было мое мнение относительно цензурной инструкции. Я вижу в этом только последовательность; в закрытии «Rheinische Zeitung» я вижу некоторый прогресс политического сознания и потому я оставляю это дело. К тому же я стал задыхаться в этой атмосфере. Противно быть под ярмом — даже во имя свободы; противно действовать булавочными уколами, вместо того чтобы драться дубинами. Мне надоели лицемерие, глупость, грубый произвол, мне надоело приспособляться, изворачиваться, покоряться, считаться с каждой мелочной придиркой. Словом, правительство вернуло мне свободу.

Как я уже однажды писал Вам, у меня произошел разлад с семьей^{569}, и, пока моя мать жива, я не имею права на свое имущество. Кроме того, я обручился и не могу, не должен и не хочу покинуть Германию без своей невесты^{570}. Поэтому, если бы, например, мне представилась возможность редактировать в Цюрихе, вместе с Гервегом, «Deutscher Bote»[391], то это было бы очень кстати. В Германии я не могу больше ничего предпринять. Здесь люди сами портятся. Поэтому я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы дали мне совет и высказали свои соображения по этому вопросу.

Я работаю над несколькими вещами, которые здесь, в Германии, не найдут ни цензора, ни издателя, ни вообще какой бы то ни было возможности существования. Жду вскоре ответа от Вас.

Ваш Маркс

Впервые опубликовано в журнале «Documente des Socialismus», Bd. I, 1902 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого