12 МАРКС — ЛЮДВИГУ ФЕЙЕРБАХУ[400] В БРУКБЕРГ

12

МАРКС — ЛЮДВИГУ ФЕЙЕРБАХУ[400]

В БРУКБЕРГ

Крёйцнах, 3 октября 1843 г.

Милостивый государь!

Доктор Руге несколько месяцев тому назад, проездом, сообщил Вам наш план издания «Deutsch-Franzosische Jahrbucher» и одновременно получил от Вас обещание сотрудничества. Дело теперь настолько налажено, что местом печатания и издания выбран Париж, и первый месячный выпуск должен появиться до конца ноября.

До моей поездки в Париж, которая состоится через несколько дней, я не мог не совершить небольшую эпистолярную прогулку к Вам, поскольку я не имел возможности лично познакомиться с Вами.

Вы — один из первых писателей, провозгласивших необходимость французско-немецкого научного союза. Поэтому Вы, несомненно, одним из первых поддержите предприятие, которое имеет целью претворить в действительность этот союз. Дело в том, что существует план опубликовать promiscue^{574} произведения немецких и французских авторов. Лучшие авторы в Париже дали свое согласие. Мы были бы очень рады получить от Вас какую-нибудь статью, а у Вас, вероятно, лежит что-нибудь наготове.

Из Вашего предисловия ко второму изданию «Сущности христианства» я почти с уверенностью могу сделать заключение, что Вы заняты обстоятельной работой о Шеллинге или хотя бы предполагаете написать еще что-нибудь об этом хвастуне[401]. В самом деле, это был бы славный дебют!

Шеллинг, как Вы знаете, — 38-ой член Германского союза. Вся немецкая полиция находится в его распоряжении, в чем я однажды сам имел возможность убедиться как редактор «Rheinische Zeitung». Дело в том, что цензурная инструкция не пропускает ничего, что направлено против святого Шеллинга. Поэтому в Германии можно критиковать Шеллинга только в книгах объемом больше 21 листа, а книги больше 21 листа — это не книги для народа. Книга Каппа заслуживает всяческого одобрения, но она слишком обстоятельна и в ней выводы неудачно оторваны от фактов. К тому же наши. правительства нашли способ обезвредить подобные произведения. О них нельзя писать. Их либо замалчивают, либо разделываются с ними с помощью нескольких презрительных реплик в немногочисленных официозных изданиях, где помещаются рецензии. Сам великий Шеллинг делает вид, что ничего не знает об этой критике, и ему удалось, устроив фискальный шум по поводу стряпни старого Паулюса[402], отвлечь внимание от книги Каппа. Это был мастерский дипломатический прием!

А теперь представьте себе, что Шеллинг будет развенчан в Париже перед лицом всех французских писателей! Его тщеславие будет задето, прусское правительство будет уязвлено самым неприятным образом; это будет удар по внешнему суверенитету Шеллинга, а тщеславный монарх больше дорожит своим внешним суверенитетом, чем внутренним.

Как ловко г-н Шеллинг поймал на удочку французов — сперва слабого эклектика Кузена, позднее даже талантливого Леру! Ведь Пьеру Леру и ему подобным Шеллинг все еще представляется тем человеком, который на место трансцендентного идеализма поставил разумный реализм, на место абстрактной мысли — мысль, облеченную в плоть и кровь, на место цеховой философии — мировую философию! Французским романтикам и мистикам Шеллинг говорит: я — соединение философии и теологии; французским материалистам: я — соединение плоти и идеи; французским скептикам: я — разрушитель догматики, одним словом: я… Шеллинг! Шеллинг сумел объединить не только философию и теологию, но также философию и дипломатию. Он сделал философию всеобщей дипломатической наукой, дипломатией на все случаи жизни. Критика Шеллинга является поэтому косвенным образом критикой всей нашей политики и, в особенности, прусской политики. Философия Шеллинга — это прусская политика sub specie philosophiae^{575}.

Вы бы поэтому оказали предпринятому нам делу, а еще больше истине, большую услугу, если бы сейчас же, для первого выпуска, дали характеристику Шеллинга. Вы как раз самый подходящий человек для этого, так как Вы — прямая противоположность Шеллингу. Искренняя юношеская мысль Шеллинга, — мы должны признавать все хорошее и в нашем противнике, — для осуществления которой у него не было, однако, никаких способностей, кроме воображения, никакой энергии, кроме тщеславия, никакого возбуждающего средства, кроме опиума, никакого органа, кроме легко возбудимой женственной восприимчивости, — эта искренняя юношеская мысль Шеллинга, которая у него осталась фантастической юношеской мечтой, для Вас стала истиной, действительностью, серьезным, мужественным делом. Шеллинг есть поэтому Ваша предвосхищенная карикатура, а как только действительность выступает против карикатуры, последняя должна рассеяться, как туман. Я считаю Вас поэтому необходимым, естественным, призванным их величествами природой и историей противником Шеллинга. Ваша борьба с ним — это борьба подлинной философии против философии мнимой.

Надеясь, что Вы сочтете это удобным, я твердо рассчитываю получить от Вас статью[403]. Мой адрес: «Г-ну Мёйреру. Rue Vanneau № 23 в Париже для д-ра Маркса». Моя жена, которая с Вами не знакома, шлет Вам привет. Вы не представляете себе, сколько приверженцев у Вас среди прекрасного пола.

Ваш доктор Маркс

Впервые опубликовано в сокращенном виде в книге К. Грюна: «Ludwig Feuerbach in seinem Briefwechsel und Nachlass, sowie in seiner Philosophischen Charahterentwicklung». Bd. I, Leipzig und Heidelberg, 1874

Полностью публикуется впервые

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого