ГЛАВА II.

ГЛАВА II.

Я над?юсь, что читатели изъ словъ генерала не станутъ еще заключать объ Вельскомъ. Правда, онъ им?лъ н?которыя особенности; но изъ этого еще не сл?дуетъ, чтобы онъ былъ ужаснымъ чудакомъ. Англоманомъ же назвалъ его генералъ въ томъ смысл?, въ какомъ Русскіе купцы продаютъ Н?мецкое шампанское.

Вельскій им?лъ много привычекъ не-Московскихъ и вообще любилъ создавать себ? образъ жизни самъ, тогда только сл?дуя принятымъ обычаямъ, когда они совпадались съ его мыслями. Не смотря на древность своего дворянства, привычки жизни своей составилъ онъ себ? по образцу средняго сословія образованной Европы, перенимая иное у Англичанъ, другое у Н?мцевъ, иное у Французовъ, не пренебрегая впрочемъ и Русскаго, когда оно не м?шало его вкусамъ и входило въ тотъ смыслъ, который онъ старался дать своей жизни. Къ его крыльцу, вм?сто швейцара, былъ прид?ланъ колокольчикъ. Вм?сто стаи лакеевъ, им?лъ онъ самую не многочисленную прислугу, и ту вольную. Въ комнатахъ его не было ничего лишняго, но все нужное, все удобное. Мебели отличались роскошью изящества, покоя и чистоты, а не золота. На стол? его всегда лежала посл?дняя иностранная газета и н?сколько литературныхъ журналовъ. Въ кабинет? его были вс? зам?чательныя новости наукъ и словесностей. Кухня его была Русская, то есть, не древне-Русская, не множество блюдъ безъ конца и безъ вкуса, но Русская новая, эклектически-Европейская, то есть, такая, какимъ со временемъ должно быть Русское просв?щеніе. Маленькую карету его возили дв? лошади и почти всегда безъ лакея. Щеголеватость его платья зам?чали не многіе, — такъ оно было просто и однообразно. Вообще опрятность, покой, вкусъ, простота и Англійское удобство были отличительнымъ характеромъ вс?хъ его роскошей.

Воспитанная посреди такихъ привычекъ, подъ надзоромъ отца умнаго и просв?щеннаго, проведя пять л?тъ въ чужихъ краяхъ, въ кругу самыхъ отборныхъ обществъ, въ атмосфер? изящныхъ искусствъ и умственной аристократіи; одаренная самыми счастливыми способностями и красотою не общею, — Софья Вельская, семнадцати л?тъ, была бы одною изъ зам?чательныхъ д?вушекъ въ самыхъ образованныхъ земляхъ, а т?мъ больше въ Россіи. Не смотря на то, однако, она въ Москв? не понравилась сначала. И въ самомъ д?л?, между нею и большинствомъ Московскихъ дамъ было не много общаго. Что занимало ее, не занимало ихъ; а ихъ разговоры были ей не по сердцу. Важное для нихъ, казалось ей неважнымъ; а любопытное для нея, заставляло ихъ з?вать. Она не могла см?яться, когда другія см?ялись, и, б?дная, см?ялась почти всегда одна. Она не верт?ла фразъ, не искала сентенцій, говорила просто, какъ думала, и только то, что думала, — и потому прослыла ограниченною. Она слушала, когда ей говорили, и не могла говорить, когда ее не слушали или не понимали, — и потому прослыла странною. Не находя людей по сердцу, она молчала сколько могла, — и потому прослыла гордою. Поведенія своего она не разсчитывала на эффектъ, — и потому прослыла вм?ст? и сентиментальною и холодною. Она не восхищалась любезностями Московскихъ кавалеровъ, — и потому прослыла пустою. Она невольно скучала посреди несходныхъ съ нею обществъ, и потому прослыла скучною.

Къ этому еще надобно прибавить, что Софья была заст?нчива.