3.4. Автаркическая экономика как экономическая база социализма

Настоящую важность и своё подлинное содержание тезис о социализме в одной стране приобрёл лишь тогда, когда в 1928 г. прежняя линия нэпа была отменена и Сталин предпринял резкую смену курса. В результате этого советская модель социализма постепенно начала принимать определённую форму, так как теперь уже речь шла не о теоретических и идеологических спорах, а о практическом преобразовании общества в его определяющих сферах. В контексте крупного хлебного кризиса 1928 г. Сталин осознал крах прежней партийной линии постепенного врастания в социализм. Он ушёл от неё, нарушив только что принятые решения XVI съезда (которые ориентировали на осторожное проведение индустриализации и тем более коллективизации сельского хозяйства), ускоряя и насильственно подгоняя коллективизацию сельского хозяйства и индустриализацию. Первая пятилетка показала, что такой социализм будет строиться на базе автаркической экономики.

Это оказало большое воздействие на всё развитие возникавшего в Советском Союзе социалистического общества, а позже — и на развитие социализма во всех остальных странах социалистического лагеря, возникшего после Второй мировой войны. Автаркия социалистической экономики, ограниченность собственными национальными ресурсами и возможностями развития и значительная изолированность от мировой экономики и от международного экономического разделения труда стали определяющей чертой советской модели социализма.

С теоретической точки зрения предположение, будто социалистическое общество сможет не только временно, но и постоянно существовать на основе автаркической экономики, просто бессмысленно. Эта идея противоречила элементарным понятиям марксистской политической экономии и исторического материализма. А с практической точки зрения, она игнорировала уровень интернационализации производительных сил. Как Маркс и Энгельс говорили ещё в «Манифесте Коммунистической партии», капиталистический способ производства основывается на производительных силах, имеющих врождённую тенденцию к растущей интернационализации экономической жизни и к формированию мирового рынка. Как позже писал и обосновывал Ленин в своей основополагающей работе «Империализм как высшая стадия капитализма», эта тенденция к тому времени привела к установлению международного монополистического капитала и к единой, хотя в то же время весьма противоречивой мировой экономике. Чрезвычайно выросшие производительные силы империализма были уже во многом продуктом международного экономического разделения труда и обмена на мировом рынке.

Национальные территории и национальные границы государств с их таможенными барьерами и другими юридическими препятствиями для циркуляции капиталов и товаров стали слишком узки не только для дальнейшего развития производительных сил и производственных отношений современного монополистического капитализма, они препятствовали также реализации растущих прибылей. Поэтому национальные границы и барьеры были сломаны и ликвидированы не только растущей интернационализацией экономики, но и империалистическим закабалением всё новых стран, а в экстремальных случаях — и империалистическими завоевательными войнами ради передела мира.

Перед этими объективно существующими факторами глобализации производства и возрастания стоимости[181] намерение построить социалистическое общество на основе автаркической национальной экономики являлось историческим анахронизмом. Оно не могло рассчитывать на долговременный успех.

Это противоречие между национальными и интернациональными принципами при построении социализма было с одной стороны очевидным, а с другой — столь сложным, что понадобился бы весьма глубокий анализ и размышления для поиска подходов, которые с течением времени могли бы привести к решению. Но Сталин не мог и не хотел делать этого по различным причинам — хотя бы из-за его недостаточных экономических знаний, а также из-за авторитарной жажды власти, исключавшей деловое сотрудничество с представителями других взглядов. Для этого понадобились бы знания и авторитет Ленина либо, после его смерти, добросовестное сотрудничество коллектива, который действовал бы исключительно в интересах социализма, а не в силу личных амбиций и неприязни.

В столь сложных и противоречивых условиях линия Сталина зашла в тупик. В практической политике он попал в ситуацию, условия которой просто гнали его вперёд в отсутствие долговременных и продуманных концепций. Срочной и торопливой коллективизацией сельского хозяйства он хотел разрешить хлебный кризис. При этом создание 200 000 колхозов, навязанное за короткое время в рамках «обобществления» крестьянских средств производства, не решило хлебную проблему, а ещё более обострило её. Коллективизированное сельское хозяйство нуждалось в тракторах, молотилках, грузовиках и полевых машинах, которых отстающая промышленность не могла поставить. Таким образом, условия вынудили Сталина начать срочную индустриализацию, которая тоже планировалась более скромной.

В течение долгого времени Сталин выступал против требования развития социалистической промышленности как решающей экономической основы роста рабочего класса и социализма по долгосрочному плану, поскольку, по его мнению, такая «сверхиндустриализация» слишком обременила бы крестьянство, тем самым разрушив его союз с пролетариатом. Однако на практике не было другого пути, кроме использования излишков сельского хозяйства в качестве источника накопления средств для проведения индустриализации до тех пор, покуда промышленность не сможет сама из своего прибавочного продукта обеспечивать более высокие объёмы накопления для расширенного воспроизводства. Такая политика, реализуемая в дальней перспективе, могла бы учитывать и интересы крестьян, поскольку те по своим экономическим соображениям были заинтересованы в развитии индустрии. При поддержке Бухарина Сталин отверг такую политику, причём в первую очередь руководствуясь не фактическими доводами, а борьбой с оппозицией.

Однако в силу условий, созданных его политикой, он был вынужден ещё более обременить крестьянство, уже обедневшее из-за насильственной коллективизации его средств производства, из-за изъятий и налогов ради получения средств для импорта промышленного оборудования из капиталистической заграницы: даже в тяжкие времена голода зерно должно было экспортироваться ради финансирования оборудования и машин для индустриализации.

Собственной политикой Сталин сам разрушил союз между рабочим классом и крестьянством. В это время уровень жизни рабочего класса и населения в целом также заметно снизился в связи с огромными расходами на промышленность и сельское хозяйство. Всё общество было вынуждено приносить жертвы из-за того, чего явно можно было избежать при планировании на долгосрочную перспективу и при менее торопливом и хаотическом проведении индустриализации и коллективизации.

Во время быстрой индустриализации оборот внешней торговли Советского Союза заметно вырос из-за импорта машин, оборудования и целых заводов; по всей вероятности, существовала возможность и после индустриализации продолжить его рост и таким образом постепенно вывести советскую экономику из автаркической изоляции. Однако Сталин вынашивал иные планы, и после того как Советский Союз стал индустриальной страной, объём внешней торговли вновь уменьшился, а значит, вновь усилился крен в сторону автаркии. По-видимому, Сталин, чрезвычайно впечатлённый быстрым прогрессом социалистической индустрии, и правда поверил, что «большевики могут взять любые крепости», как он сам выражался.

В ходе двух первых пятилеток советская индустрия достигла темпов роста значительно выше таковых у развитых капиталистических стран. Разумеется, это стало крупным достижением, которое могло создать впечатление, будто Советский Союз уже обогнал капитализм по скорости развития, и теперь необходимо в ближайшее время догнать его по объёмам экономики.

Подобные утверждения вводили в заблуждение, вызывая иллюзии насчёт реального состояния советской экономики и её положения в мировой экономике. Процентные показатели роста опираются на предыдущий уровень развития: чем ниже был исходный пункт, тем выше будет рост. Это ничего не говорит об объёме производства и о реальной производственной мощности. Однако ещё больше иллюзий должно было создать заявление Сталина, будто в обозримом времени Советский Союз догонит капиталистические страны ещё и по объёмам. Мы отстали на сто лет, сказал он, и эту отсталость мы должны преодолеть за десять лет.

Однако при этом он забыл пояснить, что означает преодолеть экономическую отсталость по сравнению с капитализмом. Либо он не знал, что это означает достигнуть уровня производства на душу населения развитых капиталистических стран и превысить его, либо он намеренно умолчал об этом, так как любому, имеющему хотя бы элементарное экономическое образование, должно быть ясно, что это задача, невыполнимая за обозримое время, тем более для автаркической экономики. Идея о том, что это достижимо за десять лет, была чистой фантазией. Сталинская выдача желаемого за действительное создала иллюзии в отношении реально достигнутой экономической производительности, что в долгосрочной перспективе возымело отрицательные последствия. Когда реальность расходится с тем, что изображается пропагандой, неизбежно возникают недовольство и негативные настроения.

Взгляд о социализме в одной отдельно взятой стране в ограниченном смысле мог бы быть верным в рамках более широкой теории международного социализма, если рассматривать это изолированное развитие как временное состояние, обусловленное особыми обстоятельствами, которое могло бы позднее завершиться благодаря продолжению международных пролетарских революций, с некоторым запозданием вновь вступив на путь международного развития социализма. Тогда оно должно было привести не к автаркической социалистической национальной экономике, а к решению сложной проблемы противоречивых взаимоотношений экономики единственного социалистического государства с мировой экономикой и мировым рынком. Ленин уже упоминал об этих проблемах, и на основе его идей, вполне возможно, нашлись бы другие пути для решения связанных с этим противоречий, вместо автаркического развития.

Если продумать высказывания и замечания Ленина, сделанные им в последние годы жизни о различных аспектах этой проблематики, то можно понять, что, несмотря на изолированность советского государства, он неустанно искал пути и возможности не терять связь советской экономики с мировым рынком, а сплетать их более тесно. Переплетение и взаимодействие национальных и международных особенностей и аспектов экономического развития социализма, очевидно, занимало важное место в его рассуждениях. При этом он видел не только сиюминутное состояние, а прежде всего более длительную перспективу, поскольку ему было ясно, что великая историческая задача формирования способа производства с более высокой производительностью труда, чем существующая при капитализме, достижима только в контексте международного экономического разделения труда через мировой рынок, а вовсе не в изолированной автаркической экономике. Даже если другие социалистические революции ещё долгое время не произойдут, социалистическое государство, временно остающееся в одиночестве, благодаря растущей интернационализации экономической жизни неизбежно должно будет войти во взаимодействие с мировой экономикой и с международным экономическим разделением труда. На это оно должно было ориентироваться в долгосрочной перспективе. Таково было убеждение Ленина.

В этом контексте он видел серьёзную проблему в неизбежном влиянии мирового рынка на внутреннее экономическое развитие Советской России, считая, что следует глубоко заняться этой проблемой. Мировой рынок станет для Советской России «важнейшим оселком», говорил он. Он предостерегал, что танки Крезо (большой французский концерн) опасны, но гораздо опаснее дешёвые трактора Крезо.

Что имел в виду Ленин? Вероятнее всего, он предвидел, что Советский Союз в своём экономическом развитии вынужден будет закупать трактора и другие машины на мировом рынке, поскольку собственного производства будет недостаточно. Но тогда выяснится, что Крезо и капиталистические фирмы предлагают эти трактора гораздо дешевле и в лучшем исполнении, чем советские заводы, поскольку капиталистическая конкуренция даёт гораздо более высокую производительность труда. Поэтому Ленин требовал от советской промышленности как можно быстрее достичь столь высокой производительности труда, что она уже не должна будет бояться мирового рынка, а сможет использовать его, чтобы своим экспортом более дешёвых товаров приобретать растущее экономическое влияние на другие страны и таким образом в будущем одержать верх в экономическом соревновании с капитализмом. Социализм будет использовать своё влияние на мировое развитие прежде всего за счёт своих экономических достижений, повторял Ленин неоднократно, постоянно возвращаясь к основной проблеме — повышению производительности труда — от которой в конечном счёте будет зависеть вопрос превосходства социализма.

К сожалению, Ленин уже не смог развить эти мысли и сформулировать пути и шаги по реализации подобной линии. Он намечал уступить концессии капиталистическим фирмам, разрешить иностранные инвестиции капитала, смешанные фирмы и другие формы экономического сотрудничества, чтобы использовать сильные импульсы мировой экономики для развития социалистической экономики, не попадая при этом в такую зависимость, которая могла бы заблокировать социалистический путь развития. В монополии советского государства на внешнюю торговлю он видел важный защитный механизм, призванный предотвратить подобный исход.

Однако Сталин, по-видимому, не понимал этих фундаментальных экономических взаимосвязей и, вероятно, считал, что территориальная величина страны и богатство её природных ресурсов являются достаточной базой для создания автаркической социалистической экономики независимо от мировой экономики и мирового рынка. В свете мыслей Ленина о трудной проблеме диалектической связи экономики социалистической страны с мировой экономикой и с мировым рынком взгляд Сталина на социализм в одной стране представляется схематической абсолютизацией верной точки зрения в рамках весьма упрощённой теории социализма в целом. Поскольку этот взгляд мог опираться на некоторые реальные факты и к тому же казался достаточно простым и понятным, Сталин смог навязать свою версию построения социализма в одной отдельно взятой стране не только ВКП(б), но и Коммунистическому Интернационалу, чей аппарат, после смещения Зиновьева с поста председателя Исполкома в 1926 г., он так же крепко держал в своих руках. В качестве своего доверенного лица он поставил на этот пост Бухарина, и тот беспрекословно поддерживал курс Сталина на социализм в одной стране с его стремлениями к автаркии, хотя как экономист он должен был бы понимать, к чему это может привести.

Троцкий, напротив, был выдающимся и последовательным представителем международного понимания социализма; в этом отношении он всецело стоял на стороне Ленина. И хотя он был смещён с важного поста наркомвоенмора и понижен до начальника управления Совета Народного Хозяйства, однако он всё ещё оставался членом Политбюро. Троцкий использовал возможности своего поста в СНХ, чтобы показать на основе новейших статистических данных советской экономики и экономики США огромную важность мирового рынка и международного разделения труда для развития Советского Союза. В работе «К социализму или к капитализму» он опирался на понимание того, что историческое будущее принадлежит той общественной системе, которая установит способ производства с более высокой производительностью труда. Для иллюстрации огромности исторической задачи, которая встанет перед советской экономикой в ближайшие десятилетия, Троцкий сравнил величину национального дохода Советского Союза с национальным доходом США в 1925 г. и констатировал, «что средняя производительность труда, обусловленная оборудованием, организацией, навыками и прочим, в Америке в десять или, по крайней мере, шесть раз выше, чем у нас»[182].

Производительность труда советской экономики в 1925 г. составляла, таким образом, примерно 15 % американской. Но Троцкий не считал это причиной для отчаяния, говоря, что столь огромная отсталость преодолима, поскольку социалистический способ производства обладает рядом важных преимуществ перед капиталистическим, которые при правильном использовании дали бы быстрый рост производительности труда. Важным фактором при этом, по Троцкому, является активное участие в международном экономическом разделении труда через мировой рынок. Даже высокоразвитая страна вроде Англии не смогла бы установить социалистическое общество на основе автаркической экономики, поскольку социализм в большей степени, чем капитализм, нуждается в международной экономической базе. Эта база — покуда первая социалистическая страна ещё будет оставаться в одиночестве — может быть создана только путём активного участия в международном экономическом разделении труда на мировом рынке. Разумеется, такое развитие, писал Троцкий, несёт в себе не только выгоды, но и опасности. Однако их можно избежать с помощью государственной монополии на внешнюю торговлю и проведения умелой внешней политики.

Нельзя не заметить, что здесь Троцкий использовал и развил мысли Ленина, стремясь вывести дебаты за рамки ограниченного цитатничества, характер которого они приобрели у Сталина, поскольку тот парировал не фактами и цифрами, а лишь ограниченным набором ленинских цитат, вырванных из контекста. Но Сталин, а вместе с ним и Бухарин, последовательно игнорировали эти попытки, отвечая лишь клеветой и обвинениями. Сталин даже дошёл до утверждения, будто бы в книге Троцкого он не нашёл ни слова о социализме.

Ещё в ходе дискуссии в Исполкоме Коминтерна, состоявшейся в том же 1925 г., Троцкий отметил, что советской экономике, изолированной от мирового рынка, вероятно, потребуется пятьдесят — сто лет, чтобы достичь нынешнего международного уровня производительности труда. Однако к тому времени, по Троцкому, наверняка разовьётся и капитализм, так что дистанция, вероятно, сохранится. На это Сталин ответил свысока, что это чушь, поскольку социализм сумеет ликвидировать это отставание за десять лет. Он был убеждён, что десятилетия хватит, чтобы установить социализм как способ производства, который по крайней мере достигнет производительности труда капитализма. Это убеждение послужило ещё одним основанием его модели социализма.

Судя по всему, Сталин не обладал даже элементарными экономическими знаниями, чтобы хотя бы сколько-нибудь реалистично оценить масштабы проблемы. Как рассказывал в своих воспоминаниях экономист Е. Варга (1879–1964), всегда, когда его вызывали к Сталину, на письменном столе лежал раскрытый на случайной странице том «Капитала» Маркса. Изучал ли его Сталин или нет, но его решения не столько основывались на знаниях политической экономии, сколько вынуждались обстоятельствами, в которые он сам попал вследствие своей малопродуманной сиюминутной политики.

Постоянный курс на максимально возможное автаркическое экономическое развитие стал, без сомнения, одной из решающих причин отставания в производительности труда, которое советская экономика не смогла преодолеть на протяжении десятилетий. Поскольку она не принимала активного участия в мировом рынке, ограничивая свой экспорт в основном сырьём, она не имела и сравнительной меры для определения собственной производительности труда. Не случайно никогда не существовало точных данных об уровне производительности труда в сравнении с международным уровнем, а имелись лишь ничего не говорящие показатели роста по сравнению с предыдущим годом или с последней пятилеткой. В сущности эти цифры служили лишь самоуспокоению, если не самообману.

Ещё одним негативным последствием преимущественно автаркического экономического развития стал низкий рост уровня жизни населения. Догма об опережающем росте промышленности, производящей средства производства, означала пренебрежение промышленностью, производящей предметы потребления. Это привело к ситуации, когда предложение всех предметов потребления — питания, одежды, товаров ежедневного пользования, более сложных технических потребительских товаров и т. д. — оставалось относительно скромным, а наряду с этим чаще всего и невысокого качества. Для массы населения социализм означал в целом социализм бедности, что противоречило объявленным целям социализма и чего можно было избежать путём более разумного развития экономики. Нет сомнений, что сложившееся положение заметно снизило привлекательность социалистического общества как внутри Союза, так и вне его.

Поскольку и после возникновения сообщества социалистических государств теория социализма в одной стране продолжала считаться необсуждаемой догмой «марксизма-ленинизма», то построение социалистического общества в каждой отдельной стране сообщества также считалась преимущественно национальной задачей, находившейся в суверенной компетенции соответствующего государства и его руководящей партии.

Сделанное Сталиным в его последней работе («Экономические проблемы социализма в СССР») утверждение о том, что страны социалистического лагеря уже составляют социалистический мировой рынок, было лишено реального основания и выдавало желаемое за действительное. На деле поддерживалось экономическое сотрудничество и совместные решения социалистических стран, однако не был использован шанс объединить экономический и научный потенциал всех социалистических стран с тем, чтобы дальнейшее развитие социализма могло решаться как международная задача и чтобы при этом возникла социалистическая общественная система как система мировая. Без этого каждая отдельная социалистическая страна со своей в целом автаркической экономикой оставалась один на один перед мировым рынком и должна была пытаться хоть как-то принять мало-мальское участие в международном разделении труда за счёт международной торговли. В силу более низкой производительности труда это всегда было связано с потерями и вело к растущему внешнему долгу у капиталистических банков и государств. Впрочем, верно также и то, что соревнование двух систем (проще говоря, холодная война) происходило на экономическом поле в основном посредством эмбарго и бойкота. Один только Координационный комитет по экспортному контролю (КоКом), основанный по инициативе США в 1949 г., препятствовал участию социалистических стран в международном разделении труда путём запретов на экспорт. В документе об основании этой организации было недвусмысленно указано: «Политика США заключается в использовании своих экономических ресурсов и преимуществ в торговле со странами коммунистических режимов с целью поддерживать национальную безопасность и внешнеполитические цели США».