8.6. Мировой рынок и международное разделение труда

Для хода всей истории социализма как в Советском Союзе, так и во всех остальных социалистических странах, были существенно важны внешние условия, оказывавшие чрезвычайное влияние на внутреннее развитие в качестве факторов объективного порядка. Под внешними условиями Сталин подразумевал в первую очередь опасность военного вторжения. Ленин же считал совершенно иначе. Хотя и он видел опасность войны, однако в долгосрочной перспективе гораздо более «угрожающим» ему представлялось экономическое воздействие мирового рынка и неизбежное экономическое соревнование между капиталистической и социалистической общественными системами. (Хотя танки Крезо опасны, но гораздо бо?льшую опасность представляют дешёвые трактора той же самой французской фирмы).

Почему Ленину эта проблема виделась совершенно иначе, чем Сталину? Теоретически после опыта империалистической военной поддержки контрреволюции можно было считать реальной опасность нового военного вторжения. Однако на практике этот вопрос стоял не столь абстрактно, а был связан с конкретно-историческим международным положением после Первой мировой войны. Ситуация характеризовалась тем, что империалистические державы Европы были ослаблены войной, имелись острые противоречия и противоположность интересов между победившими и побеждёнными державами, и, кроме того, можно было рассчитывать на решительное сопротивление трудящихся капиталистических стран новой военной авантюре.

Сложившееся положение позволяло использовать противоречия между империалистическими государствами, при помощи умелой дипломатии (по крайней мере на некоторое время) сдерживая опасность войны или сохраняя её на невысоком уровне. Ленин считал возможным временное — но отнюдь не кратковременное — «мирное сосуществование» между двумя общественными системами, и усматривал важнейшую задачу советской внешней политики и дипломатии в том, чтобы выиграть «передышку» в неизбежном споре между системами. При этом он оставался убеждён, что будущее, разумеется, решит, кто кого победит окончательно. Не путём войны, а экономически.

Ленин, а наряду с ним Троцкий, Зиновьев и Каменев вполне сознавали, что задача создания производительных сил, обеспечивающих более высокую производительность труда, чем при капитализме, совершенно невыполнима в условиях автаркической экономики, в сущности отгораживающейся от мирового рынка. Производительные силы капитализма возникли при посредстве мирового рынка уже как результат международного разделения труда, поэтому было иллюзией преодолеть эту ступень развития современных производительных сил вне международного разделения труда в рамках автаркической экономики отдельного государства.

Из этого следовали два вывода: во-первых, что Советский Союз, обладая монополией на внешнюю торговлю, с помощью импорта и экспорта обязан был принимать всё большее участие в международном разделении труда, и, во-вторых, что потребуется много времени для достижения необходимого уровня развития производительных сил.

Отвечая на сталинский тезис о построении социализма в одной стране, Троцкий поднял эти вопросы в работе «К социализму или к капитализму?»:

«Основной экономический перевес буржуазных государств состоит в том, что капитализм пока ещё производит более дешёвые товары и притом лучшего качества, чем социализм. Другими словами, производительность труда пока ещё значительно выше в странах, живущих инерцией старой капиталистической культуры, чем в стране, которая только начинает применять социалистические методы в условиях унаследованного бескультурья. Мы знаем основной закон истории: побеждает, в конце концов, тот режим, который обеспечивает человеческому обществу более высокий уровень хозяйства. Историческая тяжба решается — не сразу, не одним ударом — сравнительным коэффициентом производительности труда»[291].

Для иллюстрации важности вопроса он привёл сравнение производства на душу населения США и Советского Союза, из чего следовало, что на тот момент производительность труда в США была в шесть раз выше, чем в Советском Союзе. Однако столь огромная разница, согласно Троцкому, не означала, что социализм идёт к поражению, поскольку социалистический способ производства располагает более важными преимуществами, которые необходимо задействовать. Кроме того, перспективы дальнейшего роста при капитализме остаются весьма неопределёнными.

В то время как в прежний период восстановления советской экономики для сравнения достижений использовались цифры и цены довоенного уровня в России, пишет Троцкий дальше, в будущем встанет необходимость использовать другие показатели:

«Нам нужно будет твёрдо знать отныне в каждый данный момент, насколько наша продукция по массе своей, по качеству и по цене отстаёт от продукции европейского или мирового рынка. [...] Нам придётся сосредоточить своё внимание на новых индексах, выражающих сравнение нашей продукции с продукцией мирового рынка как со стороны качества, так и со стороны цены»[292].

Троцкий был убеждён, что социализм, несмотря на нелёгкие начальные условия, сумеет ликвидировать значительное отставание в развитии производительных сил и производительности труда, поскольку сможет достичь более стабильного и более масштабного экономического роста, чем капитализм, благодаря преимуществам социалистического способа производства. К этим преимуществам он причислял то, что при социализме уже не существует паразитических классов, выводящих большую часть прибавочного продукта из фондов накопления, что отсутствуют непроизводительные расходы, возникающие в капиталистическом способе производства из-за конкурентной борьбы и из-за экономического параллелизма, что плановая экономика позволяет осуществлять производство более рационально, и что, наконец, нет потерь от периодических кризисов.

Благодаря этим преимуществам, считал Троцкий, можно в ближайшие годы достичь 18?процентного роста промышленного производства. Однако такое развитие не сможет происходить автаркически, поскольку никакая страна не в силах производить весь объём оборудования, машин и аппаратов, необходимых для развития современных производительных сил.

«Мировое разделение труда не есть такое обстоятельство, которое можно скинуть со счетов. Всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами, вытекающими из условий мирового разделения труда»[293].

Однако советская внешняя торговля, возобновлённая по окончании гражданской войны, на деле ограничивалась преимущественно экспортом пшеницы и сырья вроде древесины. Импортировалось оборудование, машины и детали, необходимые для восстановления промышленности. Поскольку товарное производство зерна достигло лишь половины довоенного уровня, то экспорт зерна, и следовательно, его импорт были весьма ограничены. Только в период ускоренной индустриализации внешняя торговля заметно выросла, поскольку в то время в большом количестве импортировались заводы, целые промышленные единицы и установки. После того как промышленность в целом была оборудована, импорт был снижен и связи с мировым рынком вновь ограничились, поскольку дальнейшее экономическое развитие должно было происходить в основном автаркически.

Процесс воспроизводства в советской экономике задумывался как внутренний процесс со строгим административным планированием и управлением объёма выпуска всех значимых продуктов, и потому отделённый от мирового рынка. Следовательно, объективное исследование уровня производительности труда на основе закона стоимости в действительности было невозможно, да к нему и не стремились. Успехи и достижения экономического развития Советского Союза оценивались по внутренним критериям, в первую очередь по политическим, в связи с чем они значительно переоценивались.

К этому добавилось то, что быстрое развитие индустриальной базы произошло также за счёт изменения общего уровня жизни. Сильное превышение выпуска изделий подразделения I (производство средств производства) над подразделением II (производство предметов потребления) привело не к ощутимому оживлению внутреннего рынка, а скорее к его сокращению. И к тому же правомерное опережающее развитие подразделения I было возведено в экономическую догму, так что развитие индустрии предметов потребления заметно отставало и впоследствии.

Политика автаркического развития социализма в стране, изолированной от мирового рынка, вызвала экономические последствия, не позволившие на практике догнать и перегнать капитализм по уровню развития современных производительных сил и производительности труда, тем более за короткий срок.

Кроме того, производить самостоятельно все необходимые товары при автаркическом производстве было невозможно, несмотря на самые невероятные усилия. Это была вынуждена испытать на себе ГДР — и потерпела фиаско. С другой стороны, бурное развитие Китая демонстрирует, какие возможности предоставляет активное участие в мировом рынке.

Несмотря на то, что Советский Союз находился в неблагоприятном положении, распространялось необоснованное представление, будто для достижения экономического превосходства над капитализмом достаточно добывать уголь и нефть и производить сталь и чугун. Эти базовые материалы, конечно, необходимы, но с ходом развития научно-технической революции они всё больше теряли своё значение (за исключением нефти и газа, из-за чего Россия и в наши дни продолжает делать на них ставку). Однако исключительно за счёт этого нельзя было достичь более высокого уровня жизни — нужны были ещё и лёгкая промышленность, производство предметов потребления и оказание услуг. Именно этим в Советском Союзе пренебрегали, вследствие чего российская экономика страдает по сию пору.

Лишь в области военной и космической техники удалось достичь огромных успехов, в определённых пунктах даже задавая мировой уровень. Можно понять, что после потрясений Второй мировой войны советское руководство было весьма чувствительно к военной угрозе, и потому создало для себя военно-промышленный комплекс. Оборонная промышленность исследовала и производила в основном независимо от административного централизованного экономического руководства, составляя относительно самостоятельный экономический сектор, по причинам секретности герметично изолированный от остальной экономики. В его рамках научно-техническая революция достигла заметных и иногда даже впечатляющих успехов, но они не оказывали никакого влияния на обычную гражданскую промышленность.

В гражданской экономике, напротив, попросту проспали научно-техническую революцию, как рассказывал в своей книге о горбачёвском времени «Кто предал СССР» Егор Лигачёв, один из ключевых политиков КПСС.

«[...] хочу обратиться к истории так и не состоявшихся Пленумов ЦК КПСС, которые предполагалось посвятить вопросам научно-технической революции, ибо здесь коренится один из главных узлов нынешних социально-экономических противоречий.

Вообще говоря, Пленум по НТР намечался еще при Брежневе [...] мы с нашим громадным научно-техническим и интеллектуальным потенциалом могли бы успеть на мировой поезд НТР, мчавшийся в третье тысячелетие.

Однако год шёл за годом, а Пленум всё откладывали и откладывали. К сожалению, не последнюю роль [...] в охлаждении интереса к самым острым проблемам НТР сыграли некоторые наши ученые-обществоведы»[294].

Указание на общественные науки относится к статье, опубликованной директором Института мировой экономики АН СССР Арбатовым. В ней он защищал взгляд, что в США царит неумеренная переоценка роли электронной обработки данных в управлении экономическими процессами, что, по его мнению, является большим заблуждением. Эта техника лишь требует больших вложений, принося малую пользу. По этому поводу Лигачёв саркастически отмечает:

«Этот „ошибочный“ бум привел к быстрой компьютеризации Америки, а мы оказались в хвосте, значительно отстав от развитых стран. [...] такие суждения, отдававшие приоритет традиционным, административно-командным методам управления, как бы создавали общий фон, на котором необходимость Пленума ЦК по НТР не выглядела насущной. Вдобавок, утверждение, что США совершают серьёзную ошибку, чрезмерно увлекаясь „электронным бумом“, успокаивало руководящие умы»[295].

Как далее повествует Лигачёв, позднее, в конце концов, такой пленум ЦК был запланирован и подготовлен на 1984 год. Но незадолго до намеченной даты генеральный секретарь Черненко посчитал, что пленум по научно-техническому прогрессу проводить не стоит, и тот был попросту отменён.

Однако не все социалистические страны настолько недооценивали или даже относились свысока к научно-техническому прогрессу. Особенно это касается ЧССР и ГДР. Там уже в 1960?е годы возобладало вполне новое мышление — не только в политическом руководстве, но и, как уже было показано, в общественных науках.

В общественных науках, в политической экономии, социологии и философии темы научно-технической революции и роли науки как производительной силы занимали важное место и интенсивно прорабатывались[296]. В Чехословакии, например, экономисты, социологи и философы под руководством Радована Рихты провели и представили руководству обширное исследование воздействия научно-технической революции на общество и в особенности на социализм.

В этих двух странах предпринимались интенсивные попытки активного участия в научно-техническом прогрессе и внедрения его результатов в производство. Однако они едва ли находили партнёров для сотрудничества в Советском Союзе и в остальных социалистических странах, а попытки использовать мировой рынок наталкивались на значительные затруднения в силу эмбарго со стороны империалистических стран. Как следствие, зачастую они были вынуждены самостоятельно, за счёт дорогого и невыгодного труда, производить компоненты самой современной технологии, уже давно представленные на мировом рынке.

В своей последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952) Сталин утверждал, что единого мирового рынка уже нет, поскольку благодаря объединению социалистического содружества государств возник социалистический мировой рынок. Действительно, была основана международная экономическая организация СЭВ (Совет экономической взаимопомощи), однако было более чем преувеличением называть её мировым рынком. Уже само название СЭВ говорило о том, что это объединение было очень далеко от интеграции экономических потенциалов. Амбиции СЭВ стать вторым «мировым рынком» априори были нереалистичными — они всего лишь представляли собой пожелание Сталина, вытекавшее из его субъективизма, и не имели ничего общего с экономической реальностью.

Однако почему же Советский Союз и другие социалистические страны не смогли объединиться экономически? Это бы вполне соответствовало идеям Ленина и других вождей коммунистического движения.

Если учесть, что ЧССР и ГДР экономически уже в 1950?е годы (и тем более в 1960?е годы) были качественно выше развиты, чем Советский Союз, равноправное объединение — если бы оно не стало подчинением остальных стран СССР — имело бы определённые последствия для их взаимоотношений. Однако Советский Союз не был готов оставить своё ведущее положение.

Впрочем, при обсуждении причин гибели социализма нельзя забывать, что весьма важный аспект объективных факторов, оказывавших большое влияние на ход истории, составляли действия империалистических держав. Это началось ещё с империалистической военной интервенции в 1918 г. с целью поддержки царистской контрреволюции; продолжалось в многочисленных враждебных действиях в основном британского империализма в 1920?х годах; достигло кульминации в агрессии империалистической Германии против Советского Союза и продолжилось после Второй мировой войны в виде Холодной войны империалистических стран под руководством США.

Эта Холодная война осуществлялась на всех уровнях с беспощадной остротой, поскольку правящие силы международного монополистического капитала видели угрозу своему существованию в наличии и развитии социализма, несмотря на все его проблемы. Холодная война в области экономики осуществлялась в основном за счёт эмбарго для нанесения урона и препятствования экономическому развитию Советского Союза. В области общественно-политической жизни значительное улучшение уровня жизни трудящихся в Европе было явной мерой борьбы против социализма с целью подорвать его влияние и социальную привлекательность. (С другой стороны, без существования социализма рабочему классу капиталистических стран не суждено было вырвать социальные уступки у эксплуататорского класса.)

На политическом уровне частью этой широкомасштабной борьбы были действия по препятствованию любым стремлениям к объединению социалистических и коммунистических партий и по интеграции социал-демократии в буржуазный парламентаризм, равно как и непосредственные запреты коммунистических партий. В идеологическом и психологическом отношении был задействован полный перечень способов манипуляции сознанием, причём ведущая роль отводилась иллюзорной военной угрозе Западной Европе со стороны Советского Союза. Нельзя сказать, что эта широко скоординированная и целенаправленная классовая борьба империализма против Советского Союза не имела успеха: она помешала и затруднила его развитие, снизив привлекательность СССР (там, где он не сделал этого сам собственными промахами).

Особую важность приобрела военная составляющая: империалистические державы за счёт многочисленных мер достигли угрожающего военного потенциала. К таковым относятся перевооружение Германии, включение военного потенциала ФРГ в агрессивный военный альянс НАТО и систематическое окружение Советского Союза военными базами.

Нельзя упрекать советское руководство в том, что, учась на опыте Второй мировой войны, оно предприняло всё возможное для достижения военно-стратегического равновесия и обеспечения мира. Однако оно заплатило за это очень высокую цену, поскольку большие расходы на армию превратились в тяжкую ношу, воспрепятствовав быстрому социальному прогрессу и, наконец, превысив экономическую возможности советской экономики. Стратегическая цель США и их союзников вооружить Советский Союз до смерти была достигнута.

Сегодня можно спрашивать себя: было ли правильным решение участвовать в этой гонке вооружений? Уничтожить противника больше чем один раз в принципе невозможно. Зачем же потребовалось большее количество атомного оружия — то, что в ту пору называли overkill [сверхуничтожением]?

Было совершенно правильно, что руководство СССР предпринимало немало попыток прекратить эту убийственную гонку вооружений и улучшить отношения с империалистическими странами, в особенности с США. Эта линия мирного сосуществования вполне соответствовала идеям Ленина. Позднейшие неоднократные упрёки в том, что своими высказываниями на XX съезде КПСС о мирном сосуществовании систем Хрущёв сошёл с пути классовой борьбы, перейдя к ревизионизму, совершенно неправомерны. Совершенно очевидно отошло от верной линии (использовать политику мирного сосуществования как форму международной классовой борьбы) руководство КПСС при Горбачёве, когда оно начало всё сильнее настаивать на «общечеловеческих интересах». Оно игнорировало то, что даже уважение «общечеловеческих интересов» не заставит империалистов прекратить борьбу против социализма. И при сотрудничестве обеих общественных систем ради решения «общечеловеческих задач» не отменяются ни противоречия между системами, ни противоположность их интересов. Кажется, в Москве забыли, чем кончила антигитлеровская коалиция.

Какую же роль в борьбе за мир играло сообщество социалистических стран?

Здесь требуется проводить различие между военной стороной — представленной Варшавским договором с общим верховным командованием — и экономическим, политическим и идеологическим сотрудничеством. Военный союз работал вполне эффективно и мог гарантировать общую безопасность. С другой стороны, общая организация социалистического содружества вовсе не была эффективной. Она оказалась не способна к выработке и реализации общей стратегии развития международного социализма. Совещания на заседаниях государств Варшавского договора — если речь не шла о военных проблемах — по большей части носили формальный характер, на них с речами выступали главы государств и партий. Каждая партия пыталась показать свои успехи и создать впечатление, что дома нет проблем и трудностей. Никогда не производилось серьёзного, глубокого анализа международного социализма. Потому отсутствовало и ясное представление о том, как должно выглядеть его будущее. Решения таких заседаний чаще всего сводились к общим декларациям без определения мер по решению насущных задач.

Ведущая держава социалистического сообщества, без сомнения, больше всего была ответственна за это. Политика КПСС и Советского Союза была в сущности не результатом согласия всех интересов, представленных в сообществе, с целью развить и усилить социализм как международную систему, а самостоятельной величиной, колебавшейся между поддержкой государственных великодержавных интересов Советского Союза и задачами сообщества, и поэтому часто находила себя поставленной перед свершившимися фактами. Остальные социалистические страны, однако, тоже были не без греха, так как и их национальный эгоизм всё более выходил на первый план.

Отрава национализма находилась уже в само?й сталинской концепции социализма в одной стране (как национальной задачи) и в советской модели социализма, что, при наличии соответствующего поля деятельности, соблазняло на самостоятельное осуществление тех или иных действий в рамках национальных границ.