6.2. Новые условия для развития социализма после Второй мировой войны

После победы над гитлеровским фашизмом империалистические силы США и Англии отнюдь не были заинтересованы создавать для социализма в Европе более благоприятные начальные условия. Совершенно напротив: они видели в нём ещё бо?льшую угрозу, чем в своё время видели её в Октябрьской революции. Антигитлеровская коалиция была временным альянсом для достижения конкретной цели между крайне противоречивыми партнёрами, и любые надежды на то, что это соглашение после окончания войны, после достижения главной цели коалиции, будет действовать и дальше — не имели под собой никаких реальных оснований. Враждебность империалистических держав к социализму была лишь отложена на время, а вовсе не забыта. Объективные классовые противоречия, разумеется, никуда не делись!

Чтобы понять теоретические и практические вопросы борьбы коммунистических партий в Западной Европе, необходимо исследовать условия, установившиеся при окончании войны. Здесь они весьма значительно отличались от условий Восточной и Юго-Восточной Европы, чьи страны попадали в сферу влияния Советского Союза.

Ещё до окончания совместной борьбы против фашистской Германии проявились различные признаки, по которым можно было судить, что империалистические силы всерьёз готовились воспрепятствовать опасному с их точки зрения ходу событий.

Нет прямых доказательств, что неоднократные задержки открытия на Западе Второго фронта, согласованного с Советским Союзом, осуществлялись с целью ослабить Советский Союз, который вынужден был выносить всю тяжесть войны на востоке. Однако такое подозрение небезосновательно. Поскольку, разумеется, не было случайностью то, что в 1943 г. западные союзники, вместо того чтобы, как было договорено, открыть Западный фронт во Франции, открыли фронт на юге, чтобы прежде всего занять Италию. Рим вышел из войны, установив буржуазно-монархическое правительство. Оно сразу же попыталось ограничить влияние коммунистов, однако не сумело воспрепятствовать формированию под руководством коммунистов и социалистов партизанской армии, начавшей борьбу против германских оккупационных войск и против остатков режима Муссолини на севере Италии. Американские войска, проникшие в Италию с юга, позаботились о том, чтобы административные полномочия перешли в руки буржуазных политиков, а влияние коммунистов и социалистов было ограничено. Американские освободители создали альянс буржуазных сил, организованных главным образом в партии Христианская демократия (Democratica Cristiana), с Ватиканом и мафией, чтобы не допустить последовательного антифашистского и социалистического развития событий. Судя по всему, американское правительство даже привезло боссов мафии из США для налаживания связей с итальянским преступным миром. И даже больше того: в 1946 г. оно допустило создание политической партии муссолиниевских фашистов под новой вывеской.

Перед окончанием войны до прихода американских войск итальянские партизаны освободили Северную Италию от правления Муссолини, восстановленного с германской помощью в 1943 г.. Муссолини и другие фашистские бонзы были арестованы, предстали перед революционным трибуналом и приговорены к смерти. Власть в северных регионах фактически находилась в руках антифашистских партизан. Однако затем американская армия установила военное правительство в качестве высшей власти на всей территории Италии. Оно назначило гражданское правительство, в котором в том числе приняли участие коммунисты и социалисты, однако они едва ли могли что-либо противопоставить реакционному большинству. А в 1948 г. коммунисты были выведены из правительства.

Под руководством Пальмиро Тольятти, бывшего в течение многих лет одним из важнейших работников Коминтерна, Итальянская Коммунистическая партия (ИКП) выработала стратегию политической борьбы за преобразование монархического режима в антифашистско-демократическую республику. Была поставлена цель достичь этого путём получения «гегемонии» в политической и культурной жизни страны. С помощью такой гегемонии должен был открыться путь к социализму. Перед своим возвращением в Италию Тольятти обсуждал эту стратегию в Москве со Сталиным.

На первом совещании «Бюро Коминформа», созданного в 1947 г., разразилась острая дискуссия между представителями Коммунистической партии Югославии и Коммунистической партии Италии. Югославы упрекали итальянцев в оппортунизме, поскольку те отказались от перевода антифашистской освободительной борьбы в плоскость социалистической революции и завоевания власти.

На первый взгляд этот упрёк кажется правомерным, поскольку столь благоприятные условия для завоевания власти в Италии социалистами определённо не повторились бы в обозримом будущем. Однако дела в Италии обстояли не так просто, как в Югославии. Югославская народно-освободительная армия под руководством компартии освободила всю страну в сущности своими собственными силами, и Югославия имела не империалистическую оккупационную власть в своей стране, а Красную Армию, всецело стоявшую на стороне социалистических сил.

Если бы в Италии не было военной оккупации со стороны американской армии, то полный захват политической власти антифашистскими силами под руководством находившихся в союзе Коммунистической и Социалистической партий, вероятно, был бы возможен. Но именно чтобы воспрепятствовать этому, западные союзники и высадились в Сицилии и на Аппенинском полуострове.

Тольятти в интервью газете «L'Unit?», данном 2 апреля 1944 г., заявил:

«Сегодня мы не можем позволить себе руководствоваться так называемым узкопартийным интересом. В эти дни мы обязаны действовать ради прямых жизненных интересов нашей страны. А эти интересы мы сможем эффективно защитить, если будем всё больше расширять и укреплять единство тех, кто готов сражаться против интервента — без различия, какова их вера и каково их политическое направление. Коммунистическая партия, рабочий класс — это те, кто должен взять в свои руки флаг национальных интересов, преданных фашизмом и группами, передавшими ему власть»[225].

Заявление Тольятти позднее получило название «Салернский поворот», поскольку в нём известный руководитель коммунистического движения впервые сформулировал линию антифашистской освободительной борьбы как национальный путь к социализму через неизбежную промежуточную ступень антифашистско-демократической республики. 22 апреля в освобождённой части Италии было установлено «правительство национального единства» под руководством маршала Бадольо. В нём Пальмиро Тольятти стал министром без портфеля.

На основе этой политической линии ИКП стала весьма заметной политической и культурной силой в стране и пользовалась значительным влиянием на ход формирования республики, на её конституцию и на политическую жизнь. Почему этот путь не привёл в конце концов к социализму в Италии — это сложный вопрос, на который непросто ответить. В этом сыграли роль различные факторы: создание блоков после распада антигитлеровской коалиции, Холодная война между общественными системами и военными блоками, воздействие секретного доклада Хрущёва на XX съезде КПСС (послужившего разрыву единства действий между Коммунистической и Социалистической партиями) и прежде всего сильное давление американского империализма на правительство в Риме, которое было вынуждено вывести коммунистических министров из своего состава.

Несмотря на несколько иные условия, во Франции сложилась схожая ситуация. В отличие от Италии, Франция не была союзником нацистской Германии, и поэтому после войны в ней не устанавливалась оккупационная власть. При этом сопротивление нацистам осуществлялось независимо от политических лагерей. Коммунисты и социалисты входили в довольно сильную в военном отношении освободительную армию, созданную генералом де Голлем. Уже 25 ноября 1942 г. представители ФКП и де Голля заключили договорённость о совместных действиях партии с «Forces fran?aises combattantes». В мае 1943 г. был основан Национальный Совет Сопротивления. После того как Алжир стал бастионом «Свободной Франции», 3 июня 1943 г. был создан Французский Комитет Национального Освобождения, в состав которого даже были приняты два коммуниста.

Хотя влияние коммунистов в силу их активной борьбы против фашистской оккупации и чрезвычайно возросло, благодаря чему они были введены во вновь установленное правительство, однако влияние социалистических сил во Франции в целом осталось всё же меньшим, чем в Италии, поскольку во Франции коммунисты не поддерживали столь тесное сотрудничество с Социалистической партией.

Франсуа Биллу, один из руководителей ФКП и затем министр в правительстве де Голля, оценивал в ретроспективе:

«Тот, кто считал или продолжает считать, будто бы после освобождения можно было установить во Франции социалистический строй, сильно ошибается. Для этого отсутствовали внутренние и внешние условия. Попытка установить социалистический режим очень скоро закончилась бы кровопролитием, в котором ядро революционных сил народных масс, вставших на позиции Коммунистической партии или находившихся под её влиянием, просто погибло бы»[226].

В интервью, данном британской газете «Таймс» 18 ноября 1946 г., генеральный секретарь ФКП Морис Торез заявил:

«Ясно, что Коммунистическая партия как часть правительства в рамках парламентской системы, в чьём построении она принимала участие, будет строго придерживаться демократической программы, благодаря которой она получила доверие народных масс. Прогресс демократии во всём мире [...] предоставляет возможность выбора других путей достижения социализма, помимо тех, что были выбраны русскими коммунистами. Во всяком случае, этот путь в каждой стране свой»[227].

Но и во Франции коммунистические министры, в силу давления США, были выведены из состава правительства. С тех пор ФКП действовала как сильная оппозиционная партия.

Никто не станет отрицать, что таким образом империализму удалось устранить возникшую в Западной Европе благодаря поражению фашизма возможность общественного развития, ведущую к социализму. Для достижения этой цели Черчилль, отъявленный враг социализма ещё с 1917 г., даже был готов сохранить и перевооружить остатки германских вооружённых сил, чтобы их можно было незамедлительно пустить в ход против Советского Союза. Говорят, что сразу после победы над фашистской Германией он обронил: «Мы убили не ту свинью». Кроме того, в мае 1945 г. он поручил разработать план, ставший известным общественности лишь в 1998 г., под названием «Operation Unthinkable» («Операция „Немыслимое“»). Дата нападения на Советский Союз была назначена на 1 июля 1945 г. Планировалось задействовать британские и американские войска. Примерно 47 дивизий западных союзников (приблизительно 50 % расположенных в Германии войск) и 100 000 членов бывшей германской армии должны были начать войну против Красной Армии. Из-за военного превосходства Советского Союза и из-за трудности разъяснения народам мира, почему вдруг началась война против союзника по антигитлеровской коалиции, этот план был отвергнут по причине его нереализуемости.

Если бы в Западной Европе антифашистская освободительная борьба переросла в социалистическое развитие, тогда оно имело бы собственную социальную и политическую базу и собственные движущие силы в соответствующих странах. Оно не навязывалось бы извне и, вероятно, привело бы к тому, что советская модель социализма осталась бы лишь советской. Таким образом могло возникнуть представление о социализме, во-первых, более ориентированное на первоначальные идеи научного социализма, и, во-вторых, более соответствующее цивилизационным и демократическим традициям Европы. Однако в реальности американский империализм навязал этим странам извне путь развития, фактически диктовавший другую модель.

Утверждения Черчилля и Трумэна, будто Советский Союз готовится оккупировать всю Европу, чтобы ввести там коммунизм и таким образом продвинуть мировую революцию, были совершенно абсурдными. У Москвы в то время были совершенно другие заботы, в первую очередь направленные на восстановление сильно разрушенной страны. Холодная война против Советского Союза началась со столь огромной волны антикоммунизма, что рациональное мышление было задушено, и на веру принималась самая глупая ложь. В той же Германии благоприятствующая этому основа в мышлении уже существовала — благодаря нацистскому антикоммунизму, царившему там десятилетиями.

В новом американском президенте Трумэне Черчилль нашёл столь же фанатичного противника социализма, и вскоре они оба с помощью абсурдных обвинений начали Холодную войну против прежнего союзника — СССР. Застрельщиком выступил Черчилль в своей печально известной речь в Фултоне. Американский министр иностранных дел повторил эти обвинения в речи в Штутгарте, а американский президент объявил о новой внешнеполитической программе — доктрине Трумэна. За кратчайшее время всюду была поднята антисоветская и антикоммунистическая истерия.

Хотя хронологическая последовательность этих событий хорошо известна, вновь и вновь повторяется утверждение, будто бы именно Советский Союз виновен во взрыве Холодной войны. Яковлев совершенно антиисторично утверждает:

«Холодная война началась после раскола мира на две враждебные системы, то есть в 1917 г. Действительно, конфронтация систем прошла различные этапы. Были спокойные моменты и обострения. Все помнят совместную борьбу против гитлеровской Германии. Но органическая вражда между демократией и деспотией, которая могла бы вырасти в новую мировую войну, оставалась»[228].

Отношения между только что возникшим Советским Союзом и империалистическими государствами начались не с холодной, а с горячей войны, а именно когда Англия, Франция и США активно вмешались в гражданскую войну в Советской России. После того, как они потерпели поражение, наступил довольно долгий период, в течение которого отношения были более-менее нормализованы благодаря установлению дипломатических связей, причём советская дипломатия смогла умело воспользоваться противоположностью их интересов, тем более что империалистические государства по различным причинам были заинтересованы в поддержании нормальных отношений. Чрезвычайно враждебное отношение Яковлева к советскому государству характеризуется и тем, что он ещё и упрекает империалистические государства в том, что они вообще установили отношения с Советским Союзом. Он пишет об этом так:

«В то же время для меня лично остаётся загадкой, почему западные демократии столь быстро смирились с режимом, пришедшим к власти в 1917 году незаконным путём, развязавшим кровавую оргию, расколовшим человечество»[229].

Во время Второй мировой войны эти отношения ещё более усложнились, поскольку Советский Союз теперь вынужден был войти в альянс с главными империалистическими державами, чтобы не позволить другому империалистическому государству, а именно Германии, завоевать весь мир и подчинить его варварскому режиму террора. Проще говоря, потребовалось изгнать дьявола при помощи сатаны.

После победы над нацистской Германией возникла совершенно новая ситуация. Во-первых, Советский Союз вышел из войны мировой державой, приобретя в мире серьёзную репутацию, кроме того, он также приобрёл военный опыт. Во-вторых, в важнейших западноевропейских странах возникли социальные и политические условия для общественного развития с социалистической перспективой. В-третьих, с большой вероятностью можно было ожидать, что восточноевропейские страны, находившиеся теперь под прямым влиянием Советского Союза, пойдут в социалистическом направлении. В-четвёртых, начался распад колониального правления империалистических государств над странами Африки и Азии с возникновением антиколониальных национальных освободительных движений, в некоторых из которых коммунистические силы обладали заметным влиянием.

В мировой политике сложилась качественно новая ситуация, вызывавшая беспокойство главных империалистических держав и побуждавшая их к новой стратегической ориентации в выстраивании отношений с Советским Союзом. Однако выводы, сделанные из этого, с одной стороны, советским правительством, а с другой — ведущими силами империализма, серьёзно отличались. Внешнеполитическая линия Советского Союза была нацелена на продолжение союза и сотрудничества с прежними союзниками для совместного обеспечения мирного будущего. Ради этого была основана Организация Объединённых Наций (ООН), а также заключён Потсдамский договор, подписанный в августе 1945 г. Он содержал важные пункты, соблюдение и выполнение которых должно было гарантировать длительный мир в Европе и в мире.

Но чернила на подписях под Потсдамским договором ещё не успели просохнуть, как западные державы начали обходить или полностью игнорировать его главные пункты. В конце концов они односторонне прекратили деятельность Союзнического Контрольного Совета в Германии и подготовили создание отдельного западногерманского государства. Они прекратили оговорённые поставки репараций в Советский Союз и экономически раскололи Германию, односторонне сменив валюту. В конце концов они поручили «парламентскому совету» выработать основной закон (конституцию). Всё это служило для введения значительного экономического, а затем и военного потенциала этого государства в антисоветский фронт, чтобы таким образом установить в Центральной Европе мощный барьер против социализма, хотя один из важнейших пунктов договора о Германии гласил, что в будущем она не имеет права присоединяться к военным альянсам.

Дипломатические усилия Советского Союза были направлены на сохранение прежних союзнических отношений и сотрудничества с империалистическими державами, и, несмотря на противоречие между общественными системами, на ограничение конфликта мирным соревнованием. Но империалистические государства, ведомые США, не приняли этого, а создали антисоветский блок, чьей общей целью было сдерживание («containment») социализма, отбрасывание («rollback») его, и, в конце концов, его уничтожение.

Таким образом, холодная война вслед за горячей совершенно не была стихийным и неизбежным результатом существования двух противоположных общественных систем — она являлась сознательно и планомерно реализуемой политикой, чьей целью было всеми средствами воспрепятствовать успешному развитию социализма: экономическими, политическими, идеологическими и психологическими усилиями, а также военной угрозой победить его и стереть с лица земли. Для этой цели была основана Организация Северо-Атлантического Договора (НАТО), которая преподносилась как альянс для защиты западного мира перед угрозой военной агрессии. Хотя Советский Союз и не упоминался, тем не менее он подразумевался, поскольку, когда он запросил членства в этом «оборонном альянсе», он получил отказ.

С помощью плана Маршалла западноевропейские страны были столь сильно экономически привязаны к США и в военном отношении скованы НАТО, что их будущее поведение и политика по большей части могли направляться интересами американского империализма, и потому они автоматически становились соучастниками Холодной войны.

В такой обстановке вскоре стало ясно, что в главных государствах Западной Европы уже нельзя рассчитывать на социалистическое развитие.

Иное положение сложилось в Восточной Европе, которая в связи с проходившими в ней военными операциями Красной Армии по уничтожению германского фашизма попала в зону влияния Советского Союза. Сталин в беседе с югославским политиком Милованом Джиласом якобы упомянул, что общественное развитие в соответствующих зонах влияния определяется оккупационными властями. Эти слова вполне могли быть сказаны Сталиным, однако это не доказано. Если это правда, тогда это означало бы, что восточноевропейским государствам социалистическая система была навязана властью победителей.

Хотя такой взгляд и распространяется антисоциалистической пропагандой, он совершенно не соответствует фактам.

Положение в этих странах было весьма различным — как экономически, так и политически. И прямое влияние Советского Союза также не везде было одинаковым.

Уровень экономического развития, уже включавший условия, подходящие для перехода к социализму, был по-настоящему достигнут лишь Чехословакией и в большей степени той частью Германии, которая составляла советскую зону оккупации. Польша, Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия и Албания были слабо и в различной степени индустриально развиты, так что потребовался бы довольно длительный переходный период для создания экономических и всех прочих условий для перехода к социализму. В их реальном положении опыт советской модели социализма, конечно, мог быть полезен в течение какого-то времени, между тем как в Чехословакии и Восточной Германии его слабые стороны и недостатки весьма вероятно проявились бы раньше.

В политическом отношении положение также было весьма различным: в Чехословакии существовало сильное рабочее движение с относительно большой и влиятельной компартией. Она также смогла достичь тесного сотрудничества с Социалистической партией, а через некоторое время — слияния двух партий в единую коммунистическую партию, пользовавшуюся весьма высоким влиянием среди населения. Уже в 1948 г. она смогла взять на себя правительственные обязанности, самым обеспечив надёжные политические условия для перехода к социализму. Несмотря на то, что советские войска и военные советники всё ещё оставались в стране, это не было решающим фактором. На взятие власти Коммунистической партией это, по-видимому, повлияло меньше, чем реалии внутренней классовой борьбы.

Относительно благоприятные политические условия существовали и в Югославии, поскольку Народно-освободительная армия под руководством компартии фактически освободила страну собственными силами, впоследствии заполучив политическую власть при построении нового федеративного государства. Коммунистическая партия Югославии единственная в зоне советского влияния сразу объявила построение социалистического общества целью общественного развития, что послужило одной из причин произошедших вскоре конфликтов с руководством ВКП(б). Очевидно, самостоятельное решение КПЮ не было согласовано с московскими руководителями, хотя действия югославских руководителей теоретически и соответствовали ленинской теории революции.

Ситуация в Польше была крайне тяжёлой. Развитие исторических взаимоотношений между Россией и Польшей в течение ряда веков создало здесь очень сильные антирусские настроения. В 1772 г. польское государство лишилось независимости и было разделено между Россией, Пруссией и Австрией. Большая часть польского народа столетиями страдала под гнётом царской России, что оставило в историческом сознании глубокие следы. Ленин говорил, что никакой другой народ не страдал столько при царском режиме, как польский, и поэтому нет народа, который бы так страшно не любил Россию, как поляки[230].

В результате Октябрьской революции польское государство вновь обрело независимость, что, однако, не привело автоматически к изменению отношения к русским, тем более что в 1920 г. даже произошла война между обеими странами, спровоцированная польским президентом Пилсудским. Она закончилась поражением молодой советской страны, и та в мирном договоре была вынуждена уступить части своей территории. Когда в 1939 г. после разгрома Польши фашистской германской армией Советский Союз вновь забрал эти территории, эта реинтеграция была, конечно, оправдана, но в то же время гальванизировала и польскую русофобию.

От фашистской оккупации Польша была освобождена Красной Армией, но и это не привело к смягчению антирусских взглядов, тем более что теперь советское влияние на ход развития Польши оживило эти традиционные опасения.

Ещё одной причиной крайне сложной политической ситуации в Польше стало то, что долгое время коммунистической партии в ней не существовало. Всё её руководство в 1937 г. было убито по приказу Сталина, а партия была официально распущена Коминтерном по обвинению в троцкизме. Только через шесть лет Владислав Гомулка восстановил Польскую Рабочую партию, которая по понятным причинам не могла иметь в народе большого влияния.

Помимо этого, политическая ситуация осложнялась тем, что в Лондоне существовало буржуазное правительство в изгнании, претендовавшее на власть после освобождения Польши, несмотря на то, что в освобождённых регионах Восточной Польши в Люблине уже было сформировано правительство национального единства под руководством Польской Рабочей партии. Это привело к затяжным и сложным переговорам и спорам, пока наконец не было достигнут компромисс, который уже не преграждал пути социалистическому развитию.

При всём при этом ситуация в Польше была деликатной ещё и с военной точки зрения, поскольку образовалась неофициальная антикоммунистическая армия — Армия Крайова, создавшая, в особенности в Южной Польше, положение гражданской войны. Лишь через несколько лет эта угроза была преодолена, и новая государственная власть получила контроль надо всей польской территорией.

Таким образом, Польская Рабочая партия оказалась перед чрезвычайно сложной задачей, и необходимо было напряжённо работать для завоевания достаточно большого влияния среди населения. В 1948 г. было проведено слияние с Социалистической партией — так возникла Польская Объединённая Рабочая партия (ПОРП).

Для московского руководства стабилизация политической ситуации в Польше являлась весьма важной задачей, поскольку Польша непосредственно граничила с Советским Союзом и все пути сообщения в советскую оккупационную зону Германии шли через Польшу. Потому-то не поддаётся пониманию, почему в столь сложной политической обстановке 1948 года генеральный секретарь ПОРП Гомулка был под советским давлением смещён и арестован якобы за националистический уклон. Видимо, Сталин, в отличие от Ленина, недостаточно понимал, что национализм в Польше в силу исторического наследия является щекотливым вопросом и потому необходима деликатность в обращении ним. Естественно, положение партии никак не улучшилось с арестом Гомулки и с его заменой на верного Сталину Болеслава Берута.

В других странах политические условия для социалистического развития также складывались довольно непросто, и лишь после длительных переговоров, в которых немаловажную роль сыграли советники из СССР и присутствие Красной Армии, установились относительно стабильные правительства с социалистической ориентацией.

Как бы то ни было, но советская оккупационная зона в Германии и государство ГДР, основанное на ней в 1949 г., в то время были исключением, и потому развитие ГДР уже с самого начала во многих отношениях отличалось от развития других стран. В первое время после освобождения эти страны назывались народными демократиями. Это название — пример бессмысленной тавтологии, но, видимо, оно было придумано, чтобы выразить, что в этом политическом строе идёт речь о демократии, но уже не в смысле буржуазной демократии, хотя ещё и не о социалистической демократии в смысле диктатуры пролетариата. Таким образом, это понятие должно было описывать некое переходное состояние, хотя социалистическая тенденция уже более-менее и проявилась. По-видимому, этот термин возник первоначально из потребностей советской внешней политики, а позднее призван был демонстрировать, что восточноевропейские страны не просто переймут и скопируют советскую модель социализма, а пойдут собственными национальными путями социального прогресса.

Многое указывает на то, что главной причиной для этого могла послужить внешняя политика Советского Союза, поскольку политика Сталина поначалу ориентировалась на сколь возможно большее продление альянса с западными державами, не раздражая их социалистическими лозунгами и целями. Этой же цели ранее послужил и роспуск Коминтерна.

Естественно, отношение советского руководства, то есть прежде всего Сталина, имело решающее значение для дальнейшего хода экономического развития в восточноевропейских странах. Но какие геостратегические и политические цели преследовал Советский Союз после победы над фашизмом, и какую роль при этом играли государства его сферы влияния?

Хотя в отдельных аспектах действия советской внешней политики представляются несколько противоречивыми, основная линия видится в стремлении с помощью мира и порядка в Европе создать такие условия, которые обеспечили бы Советскому Союзу максимальную безопасность. Этому же служило и стремление окружить Советский Союз государствами с миролюбивым и по возможности дружественным отношением к СССР. Поскольку Сталин желал реализовать эту политику, любой ценой заручившись поддержкой союзников по антигитлеровской коалиции, он был готов на значительные уступки. Нужно было по возможности избегать прямого декларирования социалистических целей, и такие формулировки, как «народная демократия» и «народно-демократический строй», призваны были прикрыть в сущности своей социалистические тенденции.

С другой стороны, для коммунистических партий это стало подходящим путём для поиска национальных форм постепенного перехода к социализму, к которому они, естественно, стремились, — форм, которые лучше соответствовали наличным условиям, чем путь, пройденный советским обществом, начиная с Октябрьской революции. Однако такое формальное совпадение целей скрывало глубокие сущностные разногласия, рано или поздно вырывавшиеся наружу. Поскольку первоначальная большая уступка в отношении самостоятельных национальных путей развития вовсе не означала отказа ВКП(б) от притязаний на осуществление ведущей роли и на верховный суверенитет над странами и партиями, входящими в сферу её влияния. Однако поначалу имело место совпадение или по крайней мере сближение интересов, что предоставило коммунистическим партиям стран народной демократии широкое поле деятельности как в теоретическом, так и в практическом плане.

В этом контексте интерес представляет речь председателя Коммунистической партии Чехословакии в сентябре 1946 г., в которой он объявил перед партийными работниками:

«Вы, конечно, читали в газетах кое-какие заметки о беседе, которую товарищ Сталин провёл с делегацией британской лейбористской партии. В этой беседе товарищ Сталин напомнил о возможности различных путей к социализму. Я не знаю, насколько эта беседа верно представлена в нашей прессе, но готов подтвердить, что эта тема определённо была затронута, так как и я во время моего последнего визита в Москву обсуждал со Сталиным тот же вопрос. Сталин сказал мне, что, как подтвердил опыт и как учат классики марксизма-ленинизма, существует не только один обязательный путь, ведущий через советы и диктатуру пролетариата, а в определённых обстоятельства могут существовать и другие пути к социализму»[231].

Согласно этому выступлению, КПЧ планировала идти путём, который, в отличие от советского, не предполагал диктатуры пролетариата.

Схожие мнения в то время высказывались и другими ответственными руководителями коммунистических партий восточноевропейских стран. Генеральный секретарь ПОРП Владислав Гомулка в речи 30 ноября 1946 г. отметил главные отличия между советской системой и народной демократией в Польше:

«Первое отличие состоит в том, что общественно-политические изменения в России были реализованы в ходе кровопролитной революции, а у нас — мирным образом. Второе отличие заключается в том, что Советский Союз должен был пройти этап диктатуры пролетариата, у нас же такого этапа нет, его можно избежать. Третье отличие, характеризующее особенности пути развития двух стран, состоит в том, что власть в Советском Союзе находится у советов депутатов, представляющих форму социалистического управления, в которой законодательные и исполнительные функции объединены, а у нас законодательные и исполнительные функции разделены, и государственная власть опирается на парламентскую демократию»[232].

Гомулка не только поясняет, что имелись решающие различия между советской системой и народной демократией, но и перечисляет некоторые особенности, обладавшие принципиальной важностью.

В польской партии эти проблемы также подверглись теоретическому рассмотрению, дабы прояснить как общность, так и различия двух путей к социализму. Адам Шафф, член ЦК ПОРП и директор теоретического института партии ИКНК («Института квалификации научных кадров») по случаю своего визита в только что созданный Институт общественных наук при ЦК СЕПГ в декабре 1951 г. выступил на тему «Отношение народной демократии к диктатуре пролетариата», в которой теоретически углубил и прояснил проблему, затронутую Гомулкой.

В том же духе высказывался Георгий Димитров в речи 6 ноября 1945 г.:

«Народ должен сказать своё слово, должен сказать его свободно. Выборы обязаны укрепить и укрепят основы нашей болгарской демократии, это ведь не поддельная и лживая демократия Мишанова. Она является, должна быть и будет народной демократией Отечественного Фронта»[233].

Таким образом, мы совершенно ясно видим совместно установленную линию коммунистических партий в восточноевропейских странах, которая поначалу не ориентировалась на прямо социалистические цели. А это, в свою очередь, подразумевает некоторое отдаление от советской модели социализма. Харальд Нойберт в уже упомянутой работе о международном единстве коммунистов приходит в рамках этого вопроса к следующей оценке:

«Очевидно, было распространено убеждение, что разные трактовки постулатов теории революции марксизма-ленинизма и разные политические стратегии могли быть гармонизированы с необходимым единством движения»[234].

Однако это не в такой степени относилось к Югославии и Греции, поскольку в этих двух странах руководители коммунистических партий считали, что возможно перевести вооружённую антифашистскую освободительную борьбу в социалистическую революцию. Если считать фазу антифашистской борьбы за освобождение страны от немецкой фашистской оккупации этапом демократических преобразований, произошедших в широком союзе со всеми национальными антифашистскими силами под руководством или даже гегемонией коммунистов, то это вполне соответствовало ленинской теории революции о введении социалистического этапа революционной борьбы. Условия для этого были по большей части благоприятными, так как в обеих странах освобождение осуществлялось собственными национальными силами.

Проблема состояла в том, что эта концепция не совпадала с внешнеполитической концепцией КПСС и советского государства. И потому Сталин совершенно не признавал её. Однако он не мог вынудить югославское руководство отказаться от избранного пути, поскольку югославские коммунисты уже установили новую государственную власть во всей стране, и здесь отсутствовало военное руководство Красной Армии. Этим было посеяно семя будущего конфликта.

В Греции первый этап антифашистской освободительной борьбы происходил на основе широкого единства национальных сил и возымел успех, поскольку удалось по большей части освободить страну. Однако переходу к следующему, революционному этапу борьбы с социалистическими целями противодействовали британские войска, предпринявшие военное вмешательство на стороне реакционных монархистских сил.

Поскольку такое развитие событий вставало на пути сталинской концепции поддержки альянса с западными державами, тот отказал греческой революции в какой бы то ни было поддержке, из-за чего после долгих и кровопролитных сражений она, в конце концов, потерпела поражение.