2.5.2. Коллективизация сельского хозяйства

До сих пор все попытки привести крестьянство к формам коллективного труда в основном сосредоточивались в сфере обращения, осуществляясь прежде всего путём создания закупочных, торговых и потребительских кооперативов. Это не затрагивало отношений собственности и потому не могли возникнуть коллективные формы сельскохозяйственного производства. Существовали очень немногочисленные коллективные производственные кооперативы, созданные довольно давно в качестве образцовых предприятий. По факту их роль в экономике оставалась ничтожной.

Требование Сталина немедленно создать коллективные хозяйства в виде производственных кооперативов, в которых все средства производства подлежат обобществлению в коллективную собственность, вызвало огромную панику на селе. Переход единоличного крестьянского хозяйства в коллективное предприятие совершенно не был распространён в предшествовавшей политике, в то время как левая оппозиция настоятельно требовала этого в соответствии с предложениями Ленина. Хотя XV съезд ВКП(б) и принял решение о подготовке к переходу единоличных крестьянских хозяйств в коллективные, однако это не было актуальной задачей. Материально-техническое оснащение современными тракторами, молотилками, сельскохозяйственными машинами и инструментами для обработки больших площадей отсутствовало и не могло быть обеспечено в ближайшей перспективе. Отечественная индустрия оставалась неспособна производить их, импорт также был невозможен.

В наличии не было ни успешных коллективных хозяйств, на примере которых крестьяне могли бы убедиться в преимуществах кооперативного производства, ни примерных уставов, ни инструкций о том, какие средства производства должны быть обобществлены и каким образом. Остался также невыясненным вопрос, имеют ли крестьяне право на сохранение частного приусадебного участка для нужд собственного обеспечения. И это уже не говоря уже об идеологической подготовке. Внезапный переход к коллективизации сельского хозяйства вызвал столь абсурдные меры, как «обобществление» домашнего скота и личного инвентаря. В итоге крестьяне принялись забивать скот и укрывать запасы зерна, чтобы обеспечить своё собственное пропитание. Это в свою очередь заставило вмешаться государственную власть. Насильственные принудительные меры и растущее сопротивление крестьян привели многие регионы страны в положение гражданской войны и к полной дезорганизации сельского хозяйства.

Последствия вылились в крупномасштабный коллапс снабжения, а поскольку вдобавок к этому последовал неурожай, вызванный неблагоприятными погодными условиями, то грянул большой голод с множеством жертв. Вследствие этого продукты питания стали распределяться по карточкам.

Однако об этом нельзя найти ни слова ни в выступлениях Сталина, ни в решениях и сообщениях партийного руководства. Лишь рапорты об успехах коллективизации и критика неудовлетворительной работы низовых парторганизаций, на которые сваливалась вина за недостатки, ошибки и перегибы.

Неудивительно поэтому, что в Политбюро разгорались жаркие дискуссии. Бухарин, Рыков и Томский не желали мириться со столь авантюристической политикой, угрожавшей дальнейшему существованию советской власти. Однако они остались в меньшинстве, поскольку другие члены Политбюро — Калинин, Ворошилов, Орджоникидзе, Рудзутак, — колеблясь, уступили нажиму Сталина. Кроме того, на XVI съезде партии в Политбюро были введены верные сторонники Сталина в лице Молотова, Кагановича, Куйбышева, Микояна, что гарантировало ему большинство в руководстве.

В результате Бухарин, Рыков и Томский подверглись массированной атаке. Как якобы «правые уклонисты» они были исключены из Политбюро — сперва Бухарин, затем Томский и, наконец, Рыков — и для начала смещены на более низкие посты, где они уже не оказывали влияния на политику партии. В спорах с ними Сталин не выдвигал никаких деловых аргументов, поскольку это означало бы самокритическое осуждение собственной политической линии. Вместо этого он пытался высмеивать их, приписывая им абсурдные взгляды, — например, что они ждут чудесного спасения от кулака.

«Основная беда бухаринцев состоит в том, что у них имеется вера», — говорил он дословно, — «убеждение в дело облегчения и развязывания кулака, как средство разрешения наших хлебных и всяких иных затруднений. Они думают, что ежели облегчим кулака, не будем ограничивать его эксплуататорских тенденций, дадим ему волю и т. д., то затруднения будут уничтожены и политическое состояние страны будет улучшено. Нечего и говорить, что эта наивная вера бухаринцев в спасительную роль кулака представляет такую смехотворную бессмыслицу, которую не стоит даже критиковать»[144].

Как частные собственники, мелкие и средние крестьяне не являлись социальным слоем, который бы сам по себе стремился к социализму. Ленин всегда напоминал об этом: тот факт, что рабочий класс находится в союзе с ними, не изменяет автоматически их общественного характера как части мелкой буржуазии. Если мы хотим привлечь их к социализму, то есть к социалистическому сельскому хозяйству на основе коллективных хозяйств, то необходимо убедить их на хорошо работающих примерах в преимуществах этого экономического строя, в то же время способствуя этому при помощи просвещения. Крестьяне умеют считать, писал Ленин, и нельзя убедить их лозунгами и обещаниями прекрасного будущего. Но прежде всего он предупреждал против соблазна принудительно ввести крестьян в коллективные хозяйства:

«Действовать здесь насилием, значит погубить всё дело. Здесь нужна работа длительного воспитания. Крестьянину, который не только у нас, а во всём мире, является практиком и реалистом, мы должны дать конкретные примеры в доказательство того, что „коммуния“ лучше всего»[145]. Он разъяснял: «Нет ничего глупее, как самая мысль о насилии в области хозяйственных отношений среднего крестьянина»[146].

Кроме того, он дал важный совет не слишком торопить дело, а подходить к нему постепенно.

«Переходя к социалистическому земледелию, мы должны сказать, что мы мыслим себе его осуществление не иначе, как ряд товарищеских соглашений со средним крестьянством»[147].

Прежде всего необходимо предварительно создать материально-технические предпосылки крупного социалистического сельского хозяйства, так как на основе устаревших средств производства отсталой мелкокрестьянской экономики оно попросту невозможно.

«Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами [...], то средний крестьянин сказал бы: „Я за коммунию“ (т. е. за коммунизм)»[148].

Сталин, хваставшийся тем, что он достойный ученик Ленина, и знавший его взгляды и по этому вопросу, при коллективизации игнорировал какие бы то ни было советы и указания Ленина, делая прямо противоположное. Перед XV съездом ВКП(б) он заявлял:

«Всеохватывающая коллективизация наступит тогда, когда крестьянские хозяйства будут перестроены на новой технической базе в порядке машинизации и электрификации, когда большинство трудового крестьянства будет охвачено кооперативными организациями, когда большинство деревень покроется сельскохозяйственными товариществами коллективистского типа.

К этому дело идёт, но к этому дело ещё не пришло и не скоро придёт»[149].

Однако вскоре уже это потеряло своё значение. Совершенно неожиданно атакованные крестьяне до той поры не знали ни новой техники, ни электричества, о тракторах они в лучшем случае лишь слыхали. Зачем же им было добровольно отдавать свои чаще всего скромные средства производства и вступать в колхоз? Их можно было заставить сделать это лишь принуждением, что и происходило в массовом масштабе. Отказ считался проявлением враждебности к советской власти, подчас именовался антисоветской деятельностью, а там, где не хватало угроз, в дело вступал наган — в те годы привычное оружие органов безопасности. Таким образом целые деревни и районы полностью вступали в срочно и второпях созданные колхозы, из которых значительная часть ещё долго существовала лишь на бумаге. Сталин признал это в своём (неопубликованном) выступлении. Многие рапорты об успехах в вышестоящие партийные комитеты направлялись в силу принуждения докладывать о ходе коллективизации. На самом же деле всего-навсего заявления о намерениях объявлялись живой реальностью.

Принудительная коллективизация сельского хозяйства продолжалась несколько лет. Она началась в 1929 г. и фактически длилась до 1932 г. Сопротивление крестьян подавлялось всеми доступными средствами: шантажом, разорительными налогами и прямым принуждением. Кулаки и многие зажиточные крестьяне не только были экспроприированы, но и высланы в трудовые лагеря на Дальнем Востоке и в Средней Азии. Немало их было физически истреблено при помощи расстрелов. Поскольку точного разграничения между середняками и кулаками не было, то иной раз середняков объявляли «подкулачниками» и обращались с ними, как с кулаками. Таким образом класс кулаков был, по выражению Сталина, «разбит», деревня была «раскулачена».

Крестьян загоняли в колхозы шантажом, принуждением и насилием, не предоставив им при этом ни единого трактора. Немногочисленные и к тому же технически устаревшие сельскохозяйственные средства производства, «обобществлённые» в колхозах, не позволяли эффективно обрабатывать землю и тем более не создавали социалистических производственных отношений. Примерно 200 000 колхозов и 5 000 совхозов, созданных в ходе кампании по коллективизации, были столь же были неспособны решить хлебную проблему в отсутствие широкомасштабной технической модернизации, как и ранее для этого были непригодны 25 миллионов единоличных крестьянских хозяйств.

С начала производства тракторов и до 1933 г. было произведено 204 000 тракторов, — огромное количество. Однако в масштабах страны это означало: один трактор на каждый из 200 000 колхозов. Меж тем колхозы их не получили — они остались государственной собственностью во вновь созданных машинно-тракторных станциях (МТС), располагавших техническим персоналом, которого у колхозов в ту пору ещё не было.

Если принять во внимание обстоятельства, то совершенно очевидно, что колхозы ещё совершенно не были способны значительно увеличить производство зерна, тем более что крестьянство понесло огромные человеческие потери, исчислявшиеся миллионами. Эта насильственная — отнюдь не необходимая — кампания вдобавок обернулась ещё и огромной человеческой трагедией.

Ленин советовал считать кулака не только эксплуататором бедняков и батраков. Таковым он тоже, естественно, являлся, и потому следовало ограничивать его эксплуататорские стремления («...мы за насилие против кулака, но не за полную его экспроприацию, потому что он ведёт хозяйство на земле и часть накоплена им своим трудом. Вот это различие надо твердо усвоить»[150]). Были и крупные крестьяне, лояльные советской власти, в связи с чем не было причины экспроприировать их и отказывать им во вступлении в колхозы — тем более что обычно это были опытные земледельцы, в которых колхозы испытывали чрезвычайную нужду. Однако Сталин категорически отверг подобное предложение, выдвинутое комиссией ЦК. Он намеревался «разгромить» «класс кулаков», которого фактически не было. При своём примитивном взгляде на классовую борьбу он был уверен, что устранение общественного класса или слоя совпадает с физическим уничтожением его членов, а не с уничтожением экономических условий их существования.

Когда вследствие коллективизации ситуация в сельском хозяйстве стала приобретать всё более катастрофический характер, Сталин приписал ответственность за это нижестоящим партийным работникам. Они виновны в промахах, утверждал он, поскольку неверно поняли правильную линию партии и сообразно этому её реализовали. По решению Политбюро, сформулировавшему серьёзные оговорки о ходе коллективизации, Сталин 2 марта 1930 г. опубликовал в «Правде» статью под названием «Головокружение от успехов»[151]. В ней он прямо критиковал якобы неспособных и слишком рьяных партработников, и, неявно, руководство, внеся поправки в отдельные распоряжения.

Лишь постепенно удалось восстановить определённый порядок, выработав и опубликовав колхозный устав и распоряжение о том, что колхозные крестьяне имеют, например, право владеть небольшим приусадебным участком со скотом и домашней птицей для собственного снабжения. Этот участок долгое время составлял важнейшую основу их обеспечения, поскольку своей работой в колхозе они не могли заработать себе на пропитание.

Представления Сталина о том, что хлебная проблема может быть окончательно решена за счёт столь радикального преобразования сельского хозяйства, продемонстрировали свою ошибочность и контрпродуктивность. Ведь якобы лишь кулаки были виновны в голоде, однако после их «разгрома» и коллективизации проблем стало не меньше, а больше. Сельскохозяйственное производство резко упало, заметно снизилось производство зерна, серьёзно сократилось поголовье скота.

На XVII съезде ВКП(б) в начале 1934 г. Сталин докладывал, что индустриализация страны достигла таких успехов, что Советский Союз из аграрной страны превратился в индустриальную державу. О сельском хозяйстве он упомянул лишь, что оно развивается «намного» медленнее, чем ожидалось. Он сумел очень ловко описать это, воспользовавшись цветастыми оборотами:

«По сути дела отчётный период был для сельского хозяйства не столько периодом быстрого подъёма и мощного разбега, сколько периодом создания предпосылок для такого подъёма и такого разбега в ближайшем будущем»[152].

Скромные цифры, приведённые им в докладе, не только обнажили масштабы падения сельскохозяйственного производства, но и опровергали утверждение, будто бы проблема с зерном уже успешно решена и что отныне следует развивать животноводство.

Судя по этим показателям (чья достоверность, конечно, сомнительна, поскольку к тому времени приписки стали привычным делом), в 1913 г. производство зерна в России составляло 801 млн центнеров. Двадцатью годами позже Советский Союз снял урожай лишь в 698 млн — и это после того как в 1928 г. уже был достигнут довоенный уровень.

В 1916 г. в царской России поголовье лошадей насчитывало 35,1 млн, в 1933 г. уже лишь 16 млн; в 1916 г. имелось 58,9 млн голов крупного рогатого скота, в 1933 г. лишь 38,6 млн. В отношении свиней было зарегистрировано снижение поголовья вдвое: в 1916 г. было 20,9 млн, в 1933 — уже только 11,6 млн.

При сравнении этих чисел, естественно, необходимо учесть, что количество населения к тому времени — несмотря на потери в мировой и гражданской войнах — выросло. Кроме того, также нужно учитывать, что доля зерна и мяса, выходившая на рынок и не служившая собственному потреблению крестьян, достигла лишь 50–60 процентов от довоенного уровня. Короче говоря, положение со снабжением в Советском Союзе стало после коллективизации сельского хозяйства решительно хуже, чем до 1913 г.

Для улучшения положения дел по решению Политбюро был введён «колхозный рынок». Колхозные крестьяне получили право свободно продавать сельскохозяйственную продукцию со своих индивидуальных приусадебных участков. В то время как нормированные продукты на основе карточек реализовывались по фиксированным государственным ценам, цены на колхозном рынке регулировались спросом и предложением. Дефицит продуктов питания с неизбежностью привёл к тому, что цены на колхозном рынке многократно превосходили государственные. И хотя благодаря этому снабжение несколько улучшилось, однако это произошло за счёт снижения жизненного уровня трудящегося населения в городах.

При сложившихся обстоятельствах можно было предвидеть, что колхозные крестьяне не станут поставлять продукты со своих приусадебных участков в государственные закупочные конторы, а будут продавать их с как можно большей выгодой на колхозном рынке. Это было в природе вещей. Однако когда посыпались жалобы от населения, Политбюро, принявшее это решение, подвергло критике не свою собственную политику, а (как к тому времени уже вошло в привычку) нижестоящие партийные организации — за то, что те якобы не провели своевременной идеологической подготовки к рынку колхозных крестьян, у которых, как известно, пока ещё преобладало мелкобуржуазное стремление к личному обогащению. Как будто можно было обесценить экономические интересы идеологическими аргументами.

Несмотря на такие условия и ход дел в деревне, Сталин объявил, что Советский Союз менее чем за три года превратится в страну с самым крупным объёмом производства зерна в мире. Зерновые фабрики на 50 000 га позволят производить больше, чем США и Канада, вместе взятые.

Как показало дальнейшее развитие, советское сельское хозяйство ни до Второй мировой войны, ни в последующие десятилетия вплоть до конца СССР, несмотря на колоссальные усилия, было неспособно покрыть собственные потребности в зерновых. На протяжении всего срока своего существования Советский Союз оставался зависимым от импорта зерна. Тому было много причин. И две из них были: нехватка транспортных мощностей и складских площадей. По разным оценкам из-за этого каждый год пропадало от 25 до 30 процентов урожая.