§ 2. «Историческое» как особый вид бытия в мире

Философская проблема бытия мира возникает в процессе освоения природы. Мыслители античности ищут то основание, которое высвечивает все многообразие мира, является предпосылкой познания конкретных его состояний, обеспечивает освоение их сущности. «Осевое время» становления человеческой цивилизации и каждая историческая эпоха внесли свой вклад в осмысление и проработку идеи бытия мира, что позволяет сегодня говорить о бытии мира и бытии в мире; об уровнях структурной организации бытия мира; о способе существования, форме проявления и форме осуществления бытия в мире.

Для мыслителей Древней Индии первоначалом мира выступает Брахман — «священная сила». Брахман все созидает, все поддерживает и все сохраняет. Для мыслителей Древнего Китая таким первоначалом является Дао как «мать всех вещей». Дао есть начало и завершение всего сущего в мире.

И в том, и другом случае первоначало хранит свою неопределенность. Это смущает мыслителей Древней Греции, которые с позиции рациональности делают попытки вступить в диалог с этим первоначалом через систему гносеологического отношения субъекта к объекту, рассмотреть первоначало как объект исследования, расшифровать его неопределенность и установить его сущность. Первоначало предстает как высшая абстракция, как некое «нечто», о котором можно сказать только то, что оно есть и оно существует. В этом смысле бытие мира является онтологической характеристикой мира и исходным понятием гносеологии. Констатация факта бытия мира и его абсолютных характеристик позволяют в конкретном случае выделить его виды и уровни организации; рассмотреть способ существования, форму проявления и форму осуществления бытия в мире. И таковыми являются движение, пространство и время.

За этими характеристиками просматривается гносеологическая проблема соотношения общего и единичного, бесконечного и конечного, а также трудность выразить эту бесконечность с точки зрения чувственного восприятия и логического осмысления человека, сохраняющего свой статус одного из уровней бытия мира, но заявляющего о претензии познать все бытие мира.

Аристотель делает попытку решить заявленную проблему. Он вводит понятие активной формы и пассивной материи, единство которых и составляет действительность мира. Но поскольку это единство предполагает наличие своей причины, то Аристотель в качестве таковой называет Бога. Бог выступает в качестве перводвигателя. Этот перводвигатель обеспечивает не только взаимосвязь формы и материи, но и придает этому единству движение. Движение в свою очередь выступает способом существования конкретного единства, которое проявляется через свое пространство и осуществляется в свое время.

Каждая последующая эпоха вносила свой вклад в решение проблемы осмысления бытия мира и бытия в мире, рассматривая соотношение общего и единичного, взаимосвязь бесконечного и конечного.

Средневековье выделяет бытие творящее (Бог) и бытие сотворенное (тленный мир), разделяя явление и сущность, возможность и действительность.

В эпоху Нового времени теологическое прочтение проблемы бытия мира и бытия в мире заменяется физическим. Складывается традиция рассматривать бытие мира как субстанцию в противоположность чувственно воспринимаемому бытию в мире. В соответствии с общей направленностью той или другой философской концепцией рассматривается существование либо одной субстанции (монизм), либо двух (дуализм), либо множества субстанций (плюрализм). Но уже Д. Юм, один из авторитетных мыслителей, внесших вклад в осмысление и решение проблем методологии и гносеологии, выразил сомнение в целесообразности учения о субстанции как прообразе бытия мира. Он предлагает рассматривать субстанцию исключительно в качестве гипотетической ассоциации целостного восприятия мира.

Это дало повод мыслителям эпохи Просвещения заменить неопределенную субстанцию понятием «материя». Материя определялась через сознание. Она отождествлялась с физической реальностью, а ее движение ограничивалось только механической формой. Признавая факт развития мира, мыслители эпохи Просвещения не объяснили причину его развития и не определили механизм этого развития.

Это сделали представители немецкой классической философии, но с позиции тождества бытия и мышления в пределах парадигмы панрационализма и панлогизма. В методологическом и гносеологическом плане это был существенный шаг в осмыслении проблемы взаимосвязи бытия мира и бытия в мире. Привычное понимание субстанции как метафизической неопределенности или материи как физической реальности подменялось понятием абсолютной идеи или мирового разума, способных, в процессе развития, демонстрировать формы своего отчуждения. Определенные (овеществленные, объективированные) формы этого отчуждения представали как бытие в мире или как продукт деятельности Духа (сознания), способного не только отражать бытие мира, но и творить уровни бытия в мире.

Абсолютизация возможностей сознания, панрационализм в онтологии и панлогизм в гносеологии очень скоро станут объектом критики самых различных философских направлений в условиях второй половины XIX и почти всего XX века, когда теория рациональности на практике трансформировалась в «формальную рациональность» со всеми ее издержками. Тотальное отрицание рациональности затормозило дальнейшее осмысление и решение онтологической проблемы взаимосвязи бесконечного и конечного, но не устранило ее. Проблема ждет своих исследователей, располагающих не только средствами критики, но и конструктивными предложениями.

Частным случаем заявленной проблемы является вопрос об «историческом» как особом уровне бытия в мире. Интерес к осмыслению и объяснению исторического имеет собственную историю. Заявив о себе еще в Античности, историческое сохраняет свою актуальность и сегодня. Человек, проживший свою жизнь без знания истории, обладает опытом только своего поколения, опытом своей краткой жизни. Человек, познавший историю, обладает опытом человечества. Эта истина носит характер аксиомы. Она не требует доказательств, если бы не одно «но», как развести достоверное и правдоподобное, как в истории отделить «зерно от плевел».

«Историческое» и на уровне сознания, и на уровне опредмеченной памяти проходит по реестру субъективной реальности как базового основания искусственной природы в форме единства культуры и цивилизации.

В опредмеченном состоянии можно фиксировать конкретную деятельность людей в рамках определенного способа производства как способа существования исторической реальности.

В опредмеченном состоянии жизнедеятельности людей можно выявить пространство как форму проявления исторического. И таковым является фиксированное в результатах единство культуры и цивилизации — конкретное историческое социо-культурное пространство.

И, наконец, в опредмеченном состоянии жизнедеятельности людей можно установить их время как форму осуществления исторического. И таковым является конкретное историческое время.

Таким образом, специфика опредмеченного состояния прошлого на уровне способа его существования, формы проявления и формы осуществления обусловливает особый статус исторического как одного из видов бытия в мире. И этот статус определяет особенности освоения и постижения исторического, требует соответствующей методологии.

«Историческое» как особый вид бытия в мире не приемлет методологию субъективного подхода. С точки зрения субъективного подхода — историческое есть творческая конструкция историка, содержание и формы которой определяются целью и задачами исследователя. Историк может в ворохе фактов прошлого выявить уникальную фигуру и через нее отследить и оценить историческое. А может рассмотреть прошлое по аналогии с природой. Не исключается вариант, когда исследователь подрабатывает историческое с учетом современной ему политической конъюнктуры или социального заказа представить историю такой, как она кому-то выгодна.

С точки зрения объективного подхода — «историческое» есть особый вид бытия в мире. И его надо принимать таким, каким оно есть. Пример такого подхода оставил Г. Гегель в своем философском наследии (См.: Г.В. Гегель. Лекции по философии истории. Санкт-Петербург, Наука., 1993). По Гегелю «историческое» имеет несколько измерений. Во-первых, — это объективный процесс становления и развития первоначальной истории. Во-вторых, это рефлексия истории. В-третьих, это философско-историческое освоение прошлого.

На I этапе фиксируются эмпирические события. Примером того может быть история Геродота и Фукидида, Плутарха и Тацита. Этот этап свидетельствует о том, что каждый историк «заражен» духом своей эпохи, а поэтому он еще не может вычленить историческое как особый вид бытия в мире, ибо он сам включен в это бытие прямо и непосредственно. Он чело своего века и поэтому историческое хранит свою тайну.

На II этапе осуществляется историческая реконструкция с позиции иной эпохи, через ценностные ориентиры этой другой эпохи, через субъективность историка. И в этом случае историческое сохраняет свою неопределенность. Более того, исследовательское поле захламляется аберрациями исследователя. В конечном итоге получается все что угодно, только не адекватный образ исторического.

И только на III этапе уже в рамках философии истории появляется возможность проникнуть в сущность исторического и представить исторический процесс как особое бытие, проявляющееся в пространстве и развивающееся во времени; как то целое, которое имеет свою логику становления, свое объективное противоречие как источник развития, свой механизм развития и свою перспективу. Но чтобы выполнить свое назначение, философии истории пришлось пройти путь от протофилософии до философии истории как рациональной формы освоения прошлого.

По Гегелю, только философия истории обеспечивает адекватное знание исторического, демонстрируя совпадение онтологии и эпистемологии, исторического и логического. Только через философию истории историческое заявляет о себе как осуществление человека в сфере духа (в области сознания), с демонстрацией перехода человека из «царства необходимости в царство свободы», из состояния предыстории в состояние истории и с подготовкой выхода в постисторию.

Все многообразие подходов к осмыслению исторического можно свести либо к разработке всеохватывающих концепций с претензией определить субъект истории, вычленить движущие силы истории, уяснить ее смысл и назначение, либо к поиску оптимальных способов объяснения исторических событий.

Поиск оптимальных способов объяснения истории человечества свидетельствует о том, что, несмотря на многообразие концепций, их объединяют общие основания:

• все концепции сложились в рамках рационального освоения взаимосвязи бытия мира и бытия в мире, но в пределах той философской парадигмы, которая была очередным ответом на очередной исторический вызов. И в этом смысле каждая концепция несет на себе печать своей парадигмы;

• все известные концепции ориентированы на раскрытие смысла истории и ее назначения. И это обстоятельство позволяет выстраивать их рядоположность;

• все концепции ограничены возможностями своего времени, уровнем теории и практики, состоянием методологической культуры. И это обстоятельство также их роднит.

Сохраняет свою актуальность и проблема поиска оптимальных способов объяснения исторических событий в связи со спецификой исторического знания и его принципиальным отличием от естественнонаучного.

Все это обусловливает особые задачи, стоящие перед философией истории. Она обязана:

• изучать опыт осмысления истории, представленный в наиболее авторитетных концепциях;

• уяснять специфику социального познания и особенности исторического познания;

• обеспечивать интерпретацию факторов гипотетического объяснения истории и выявлять возможности перевода объяснения в теоретическое обоснование;

• рассматривать основания вариативного подхода к истории, что позволяет видеть историю не только в ретроспективе, но и в перспективе, обеспечивая ее востребованность для осмысления вероятного будущего.

Осуществление этих обязательств и обеспечивает востребованность философии истории.

Термин «история» имеет два значения: событие прошлого и его отражение (представление) в форме исторического знания в работах историков. Социальная значимость истории заключается в том, что она призвана расширять поле «социальной памяти» и редактировать «историческое сознание» общества. Если социальная память обеспечивает возможность интерпретации настоящего через прошлое, то историческое сознание ориентировано на формирование психологической установки на отношение к настоящему через призму прошлого, обеспечивая акт идентификации людей или закладывая основания «массовой патологии идентичности». Посему, и в первом, и во втором случае исследование исторического, как особого уровня бытия в мире, должно проходить под знаком критики на достоверность. Только достоверное «историческое» позволяет вырабатывать оптимальное чувство идентичности и адекватно оценивать направление развития общества в настоящее время.

Историческое сознание общества было всегда. Можно оспаривать только меру достоверности исторического как источника формирования исторического сознания. Что касается исторического сознания историков-исследователей, то похоже оно сложилось только в XIX веке усилиями мыслителей эпохи Просвещения и, в первую очередь, трудами И. Гердера.

Принцип «историцизма», сформулированный и обоснованный И. Гердером, ориентирует на восприятие самоценности любой эпохи, которая представляет собой уникальное творение человеческого разума. Поскольку это культура «человека», то историку-исследователю не нужно ее ни улучшать, ни ухудшать. Он должен понять и принять любую эпоху, любое «историческое поле», не навязывая ему свои ценности.

Первую демонстрацию «историцизма» в объяснении исторического как особого уровня бытия в мире осуществил профессор Берлинского университета Леопольд фон Ранке. Он видел свою задачу в том, чтобы «показать как все происходило на самом деле» (wie es eigentlich gewesen), реконструировав состояние среды и менталитет людей прошлого. Это первый шаг к поиску ответа на вопрос: почему люди поступали так, а не иначе. И чтобы этот поиск был успешным, историк обязан поставить себя на место тех людей, смотреть на мир их глазами и оценивать мир через их шкалу ценностей.

Историческое сознание исследователя (историка) покоится на трех принципах.

1. Суть первого заключается в установлении подлинного различия настоящего и прошлого, отдавая себе отчет, что историческое — это особый уровень бытия в мире, который отличается от современного бытия в мире. И это отличие, в первую очередь, касается ценностных ориентиров как базового стержня определенного мировоззрения.

2. Суть второго принципа состоит в расшифровке контекста исторического события, учитывая, что предмет исследования нельзя вырывать из общего, целого. К примеру, для исследователя семейная история — это не столько генеалогия семьи, сколько место ее в конкретном обществе.

3. Суть третьего принципа заключается в понимании истории как процесса в пределах взаимосвязи, взаимодействия и взаимообусловленности с другими явлениями конкретного пространства и времени.

Эти три принципа обеспечивают необходимость установить различие настоящего и прошлого; расшифровать контекст и рассматривать прошлое как процесс, что позволяет уяснить возможности перехода и механизм перехода из прошлого в настоящее, уяснив ценности прошлого и осознав, что настоящее в определенном смысле есть продукт прошлого.

Но этот механизм перехода из ситуации «тогда» в состояние «теперь» чреват аберрациями в различных формах. Это может быть некритическое (апологетическое) отношение к традициям, ностальгия по прошлому образу жизни и привычным ценностным ориентирам или абсолютная вера в прогресс, рождающая самоуверенность и чувство превосходства настоящего над прошлым. Эти и другие аберрации являются косвенным свидетельством необходимости научного исторического познания.

В целом, отмеченные принципы историзма обеспечивают базу данных практического применения историческим сознанием опыта прошлого без претензии на универсальный ключ разрешения проблем современности. Воссоздание исторического прошлого как особого уровня бытия в мире имеет ценность как предпосылка к его объяснению. Знание прошлого помогает уяснить настоящее и определенным образом предвидеть будущее. Посему история как наука должна холить и лелеять культуру исторического сознания, которое обеспечивает способность и мудрость адекватно оценивать настоящее (современность).

Философию истории «историческое» интересует как особый уровень бытия в мире, как объект познания, ибо история это особая реальность прошлого и одновременно наука об этой реальности. Если историк имеет дело с историческими фактами, то философия истории обращена, в первую очередь, к историческому сознанию. Ее интересует не столько историческое (это прерогатива историка), сколько процесс познания и объяснения прошлого в рамках исследовательской деятельности. И здесь таится опасность трансформации философии истории в историческую эпистемологию.

Как историософия, философия истории обязана сохранять за собой статус онтологии, ориентированной на вскрытие предельных оснований исследуемого события, освоение его метафизики с надеждой выработать предпосылочное знание общего, в котором нуждается историк, работающий с эмпирической реальностью единичного. Только в границах онтологического знания возможен диалог философии истории и истории, когда ответы на вопросы «чем было прошлое до нас и без нас» существенно дополняются ответами «чем является это прошлое для нас и в связи с нами».

Для профессионального историка интерес к прошлому носит сугубо теоретический характер. Для представителя философии истории знание о прошлом обретает практическое значение, ибо прошлое заявляет о себе как условие настоящего и предпосылка будущего. И в этом случае, на первое место выдвигается уже не историческое знание, а историческое сознание с ориентиром на творчество исторического бытия. Поэтому для философии истории историческое существует не как факт, а как ценность исторического бытия.

Если мы в истории никто, то и история для нас ничто. Но в действительности мы живем в истории, и она является для нас ценностью, которая выражается в так называемых идеях истории. Эти идеи и являются для профессионального историка критерием истины результатов его исследования.

Поэтому задача задач философии истории заключается в поиске этой идеи в историческом сознании. Идеи развития, прогресса, конца истории не являются продуктом философского воображения. Они возникают изначально стихийно как господствующее умонастроение определенной эпохи и только затем получают свою прописку и оформление в философских текстах. Прав был Гегель, когда неоднократно подчеркивал, что птица мудрости совершает свой полет в сумерках, постфактум фиксируя «что есть что».

Каждая эпоха задает свой канон умонастроений в диапазоне от оптимизма до пессимизма. И эти умонастроения являются исходным материалом для философского анализа, обобщения и вычисления той основополагающей идеи, которая и определяет направленность исторического развития.

Общеизвестно, что историю творят люди, а познание процесса этого творчества является предметом истории как науки. Но история, ограниченная прошлым, еще не есть вся история. Для философии истории главная драма истории не в прошлом, а в настоящем, которое отслеживается через отношение с прошлым, ибо история делается «здесь и сейчас». Прошлое становится историческим уровнем бытия в мире постольку, поскольку оно связано с настоящим. Разрыв настоящего, прошлого и будущего скорее условный, чем безусловный.

Для знания прошлых событий достаточно усилий истории как науки, а для осмысления нашего существования в истории необходимо философское творчество по выработке (вычленению) основополагающих идей истории (См.: Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980).

Достоинство философии истории заключается в том, что она пытается увидеть в истории не беспорядочное нагромождение событий, фактов, имен, а внутренний смысл, логику истории, обеспечивающих возможность связать в единое целое настоящее, прошлое и будущее. Принимая во внимание проблематичный характер времени как абсолютной характеристики бытия мира и относительной характеристики на уровне бытия в мире, есть необходимость поразмышлять и над проблемой синкретичности исторического времени. Историческое время заявляет о себе как время единства настоящего прошедшего, настоящего настоящего и настоящего будущего, которое, в отличие от любого другого времени, существует только в опыте исследователя, что создает дополнительные трудности освоения исторического.

А в целом, в XX веке сложилась точка зрения, что историческое это особый вид бытия в мире, который имеет свой способ существования, а также свои формы проявления и осуществления, что делает «историческое» самодостаточным объектом исследовательской практики.

Если история через настоящее смотрит в прошлое, то философия истории через метафизику «исторического» смотрит в будущее, критикуя сущее и рефлексируя должное. Философия истории не абсолютизирует знание единичного. Она исследует взаимосвязь единичного и всеобщего, вычленяя в единичном отражение всеобщего; рассматривая единичное (конкретное) как фрагмент мироздания, где прослеживается своя мера порядка и хаоса. Такой подход востребует необходимость рассматривать историю человечества, находить в ней место региональной истории, не абсолютизируя значение последней.