§ 3. Мыслители о смысле и назначении истории
Проблема смысла истории — одна из стержневых проблем в философии истории. «Смысл» — это особая реальность, которая не имеет ни протяженности, ни длительности. Другими словами, она не располагает традиционными пространственно-временными параметрами. С точки зрения позитивизма, эта проблема не имеет права на свое существование, ибо она такая же надуманная, как проблема чести, совести, долга, счастья, справедливости и солидарности. Но вопрос о смысле истории — это вопрос о единстве человечества в контексте его развития от хаоса к космосу. Смысл истории имеет онтологическое основание, ибо задает не только единство человечества, но и выступает его духовными скрепами.
Исключите из жизни человека совесть, честь и долг, как составляющие человечность, и от человека останется только животное с ориентиром на удовлетворение витальных потребностей без оглядки на шкалу ценностей. Исключите из истории смысл и история, как связь времен и организатор социального пространства, прекратит свое существование, распавшись на фрагменты в форме региональных историй. Этим и объясняется необходимость поиска смысла средствами философии истории.
Для традиционной европейской культуры вопрос о смысле истории был по преимуществу вопросом об истоках зла и рассматривался прежде всего с позиции теологии (См.: Августин Аврелий. Исповедь). Однако средневековое мировоззрение, как рефлексия на противоречия духовной и светской жизни общества, рухнуло под натиском идей Ренессанса, Реформации и Просвещения. Освобожденный от религии XIX век, тем не менее, сохранил традиционное внимание к проблеме смысла истории как вопроса о причинах зла и человеческих страданиях, но переместил рассмотрение этого вопроса из области теологической в область антропологическую, а позже в область социальную.
Интерес к человеческим истокам характерен для творчества мыслителей XIX века — Гегеля и Кьеркегора, Фейербаха и Маркса, Спенсера, Достоевского и Толстого. И, тем не менее, для мыслителей прошлого времени проблема обоснования смысла истории не имела той актуальности, которая присуща веку XX и нашему времени. Ибо история как таковая — со всеми ее срывами и злом — не казалась проблематичной в мире дифференциации, сосуществования различных цивилизаций, взаимовлияние которых было скорее условным, чем безусловным. Если традиционная культура Европы отождествляла идею смысла истории с идей Царства Божия, а XIX век отождествлял смысл истории с понятием Прогресса, то XX век знаменовал особый интерес к смыслу истории в условиях экономического и политического передела мира. Целостность и ценность истории в эпоху мировых войн, диктата, геноцида и экоцида стала для человеческого сознания актуальной проблемой.
Имеет ли история смысл? И если да, то как его отыскать в гуще варваризации как демонстрации бессмыслицы? Как преодолеть эту бессмыслицу и можно ли это сделать? Как обнаружить связь со всем тем творческим и духовным, что проявилось в исторической жизни человечества в прошлом, что иной раз проявляется в настоящем и что может проявиться и в будущем, если только у человечества есть будущее? Такова сквозная проблема, которую рассматривали мыслители различной философской ориентации XX века — Бенедетто Кроче, Анри Бергсон, Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Робин Коллингвуд, Пьер Тейяр де Шарден, Хосе Ортеги-и-Гассета, Арнольд Тойнби, Пауль Тиллих, Альбер Камю, Карл Ясперс, Мираб Мамардашвили, Аурелио Печчеи, Олвин Тоффлер, Карл Поппер и многие другие.
По Н.А. Бердяеву (1874–1948), история — это свершение, имеющее свое начало и свой конец. Оно располагает внутренним смыслом. Определить смысл — то же самое, что установить должное отношение к прошлому и будущему. Это под силу только философии истории. Философия истории — есть «пророчество» о будущем и о прошлом, и ничем другим, кроме профетической, философия история и не может быть. С точки зрения Бердяева, профетической является не только философия истории Августина, но и Гегеля, Сен-Симона, Карла Маркса и многих других.
Человек есть существо историческое. История использует его в качестве средства осуществления нечеловеческих целей. И в этом смысле история есть преступление против человека. В своем становлении и развитии она демонстрирует античеловеческую мораль, ибо в ней господствует эгоизм, противостояние индивида и общества, войны между народами, насилие.
Критикуя теории прогресса, Н.А. Бердяев отмечает: «учение о прогрессе есть, прежде всего, совершенно ложное, не оправданное ни с научной, ни с философской, ни с моральной точки зрения, обоготворение будущего за счет настоящего и прошлого» (См.: Бердяев Н.А. Смысл истории. — М., 1990 — с. 146). Учение о прогрессе предполагает, что задачи всемирной истории будут разрешены в будущем, что наступит какой-то момент, когда будет достигнуто совершенное состояние и в нем будут примирены все противоречия.
С учениями о прогрессе тесно связана и утопия земного рая, которая является извращением и искажением религиозной идеи о наступлении Царства Божия на земле. Утопия земного рая заключает в себе те же противоречия, которые присущи и учению о прогрессе. Утопия так же предполагает наступление совершенного состояния и разрешение всех проблем, которые несли и несут для человечества печать трагедии.
В действительности, «в истории нет по прямой линии совершающегося прогресса добра, прогресса совершенства, в силу которого грядущее поколение стоит выше поколения предшествующего; в истории нет и прогресса счастья человеческого — есть лишь трагическое, все большее и большее раскрытие внутренних начал бытия, раскрытие самых противоположных начал, как светлых, так и темных, как божественных, так и дьявольских, как начал добра, так и начал зла. В раскрытии этих противоречий и в выявлении их и заключается величайший внутренний смысл исторической судьбы человечества» (См.: Там же, с. 150).
Будущее, с точки зрения настоящего, не более реально, чем прошлое, и усилия мыслителей должны свершаться не во имя будущего, а во имя того вечного настоящего, в котором будущее и прошлое едины. Прошлого уже нет. Оно для нас существует только в памяти. Будущего еще нет, и неизвестно, будет ли оно. Но предполагается, что оно будет, и в будущем будут жить те, для которых настоящее готовит более совершенную жизнь. Это и рождает смысл поколениям настоящего. По Бердяеву, это один из самых печальных предрассудков религии, прогресса и утопии земного рая. Но этот предрассудок можно преодолеть, соединив звенья настоящего, прошлого и будущего, что позволит человечеству войти в истинное время — время вечности.
Обретение целостного времени позволит человечеству осмысленно выстраивать свои отношения к жизни перед лицом вечности и судом вечности. В этих условиях будущее оказывается не более реальным, чем прошлое, настоящее не более реальным, чем прошлое и будущее. Таким образом, история и ее смысл напрямую связаны с природой времени. Ко времени мы апеллируем, им оперируем, но, по большому счету, знаем о нем очень мало.
Если смотреть на исторический процесс с точки зрения разрешения задач внутри потока времени, то обязательно придем к результатам, рождающим пессимизм. В истории никогда ничего не удавалось. Никогда не осуществлялось то, что определялось в качестве цели. Целью французской революции было утверждение идеи братства, равенства и свободы. Но вместо заявленных идей люди получили новые формы неравенства и ненависти друг к другу. Не реализуются и цели социализма. Социализм не решает проблему освобождения труда. Напротив, он создает новую вражду между людьми, новую разобщенность и новые неслыханные формы угнетения.
Неудачи истории вовсе не означают, что история не имеет смысла. Все неудачи «исторического» являются следствием разорванности времени человека. По Бердяеву, неудача человека означает то, что он не поднялся над суетой земных страстей, хотя своей судьбой призван встать над ними, чтобы реализовать свой потенциал в вечном времени. Лишь перенеся центр тяжести в мир вечности, человек сможет преодолеть безобразное в пользу прекрасного и творить мир добра и красоты, реализуя свою подлинную свободу, не оглядываясь на принуждения и необходимость. Труден и трагичен путь свободы, потому что «нет ничего ответственнее и ничего более героического и страдальческого, чем путь свободы», которая своими корнями уходит в небытие. Но только на этом пути человек может противостоять злу, а история может обрести свой смысл, осознав свою конечность.
Если бы история была бесконечным процессом, «дурной» бесконечностью, то она не имела бы смысла. Трагедия времени была бы не разрешимой, а задача истории неосуществимой, потому что внутри исторического времени она и не может быть осуществлена. Судьба человека, которая лежит в основе истории, предполагает сверхисторическую цель, сверхисторический процесс, сверхисторическое разрешение судьбы истории, что возможно только в мире вечности, где прошлое, настоящее и будущее продемонстрируют свою синкретичность и заявят как единое целое. «Жить перед лицом вечности» означает жить перед лицом прошлых, нынешних и будущих поколений: поверять важнейший сюжеты своей жизни перед лицом всех предков и потомков, осуществлять ответственный выбор и принимать наиболее важные решения так, как будто находишься под пристальным взглядом всех поколений прошлого, настоящего и будущего. Жить перед лицом вечности означает также хранить и оберегать свое достоинство, дорожить самостоятельностью, не возводить в ранг жизни принципы конформизма (приспособленчества), но ориентироваться на диалог, компромисс и толерантность.
По Бердяеву история — есть, прежде всего, Судьба. И она должна быть осмыслена как трагическая судьба. Трагедия имеет свой последний, всеразрешающий акт, за которым следует катарсис (очищение). Неразрешимое в пределах истории разрешается за ее пределами. И это есть последний аргумент в пользу того, что история имеет смысл. История имеет свой высший смысл через включенность в мир вечного времени.
В своей философии истории Бердяев показал, что человек историчен. Он субъект (творец) истории, но сама история равнодушна к человеку, поскольку она работает на субъектов консолидированной социальной активности. Это государство, нации, религии и другие большие или малые социальные образования людей, использующих человека как средство, а не самоценность. Посему история преступна, античеловечна. В этом смысле логически выверенный апокалипсис как следствие движения от языческой культуры до культуры машинизированного мира — это не только откровение конца истории, но и откровение конца зла внутри истории. Зло, неразрешимое в пределах нашей истории, разрешается за пределами научно-технического прогресса и машинизированного мира. Торжество духа означает конец феноменальной истории и ее переход в качественно новый этап развития человечества, который исключает феномен «бегства от свободы» и обеспечивает торжество творчества как условие жизни, а не выживаемости.
Итак, конец истории — это не конец мира, а только переход его в иной, более совершенный, гуманистический цикл развития. Машинизированный мир как третья ипостась европейской истории, не имеет перспективы. Современные политика и право, мораль и искусство, наука и философия — все это «ненастоящая жизнь», поэтому конец бесчеловечной истории — это не конец жизни человеческой, а обретение ее подлинности, самоценности и самодостаточности на путях поиска достойного ответа на исторический вызов сегодняшнего дня.
Вопрос о смысле истории и ее назначении рассматривает Арнольд Тойнби (1889–1975). Для него — это вопрос о возможности сохранить и приумножить достоинства человека в потоке времени, о возможности человека осуществиться в соответствии с поставленными целями, отдавая себе отчет, что человек не хозяин истории, а только ответственный ее сопричастник. Исторические события проходят через внутренний мир человека, формируют его внутренний опыт. И в этом смысле история персоналистична. С другой стороны, история не подвластна человеческому произволу. Она имеет свою логику развития.
Но коль скоро отдельный человек принимает участие в преемственности поколений и коль скоро этой преемственностью определяется специфика истории, то для каждого человека всеобщая история становится его личной историей. Что касается всеобщей истории, то она есть сфера человеческой взаимосвязи, взаимодействия и взаимообусловленности в ее особом — временном, долговременном, многовековом — измерении. Анонимность подавляющего большинства участников исторического процесса не снимает вопроса о персоналистическом характере истории о ее человеческой одухотворенности. С точки зрения А. Тойнби, человеческое достоинство и общение между людьми нерасторжимы. Более того, без них нельзя постичь историю как процесс осознанной преемственности в ходе общения людей во времени.
Что касается смысла истории, то Тойнби определяет его как осуществление человеческого достоинства в преемственности исторического опыта людей. Процесс самоосуществления людей, формирование духовного мира человека через освоение мира ценностей и есть, по сути, процесс осуществления смысла истории. Процесс этот глубоко историчен, ибо мир ценностей не есть нечто вечное и неизменное. Он всегда в развитии. Да и процесс адаптации ценностей всегда уникален, персоналистичен. Акты милосердия, справедливости и солидарности, освещающие и освящающие коллективный человеческий опыт на века, в каждом случае глубоко индивидуальны, ибо всегда соотнесены с уникальностью психики, сознания и культуры каждого человека. Именно эта уникальность обогащает всечеловеческую жизнь и приумножает содержание Всемирной истории, делает ее оправданной.
Проблему смысла истории рассматривает и Карл Ясперс (1883–1969). По Ясперсу, где есть цель, там есть и смысл. А где есть смысл, там есть и определенный ценностный ориентир. Другими словами, ценностные ориентиры определяют смысл, а смысл обусловливает цель, как человека, так и человечества, ориентированных на разрешения противоречий между космосом и хаосом, между космосом и аномией (законом и беззаконием). К. Ясперс пытается найти истоки современности, восстановить разорванную связь времен, уяснить какие возможности для современности таит прошлое, понять смысл истории. Мыслителя не устраивает «биологизм» шпенглеровской концепции, не приемлет он и материалистическое понимание истории, где определяющая роль принадлежит экономическим факторам. Ему больше импонирует идея единства мирового исторического процесса и приоритет его «духовной составляющей», его онтология. Мировой исторический процесс К. Ясперс воспринимает не как вечный огонь Гераклита, который «мерами разгорается и мерами угасает», а как единую направленность развития человечества. И эту историческую ось следует принять в качестве аксиомы, ибо научно доказать единство исторического развития человечества и его направленность невозможно. Но это единство можно принять только через философскую веру.
То обстоятельство, что очаги духовной жизни возникли параллельно в разных, далеких друг от друга культурах, служит для немецкого мыслителя основанием особой философской веры в единство человечества, которое питается из единого трансцендентного источника. История носит священный характер. Хотя она происходит на земле, но ее истоки и смысл — неземные.
Концепция истории К. Ясперса — это постулат философской веры и допущение мирового разума. Он апологет рационализма и одновременно противник классической рациональности. Подобно Канту, Ясперс обосновывает необходимость веры и ограничения разума. С точки зрения немецкого мыслителя, вера более гуманна, чем разум. Люди, объединенные трансцендентной тайной «последнего незнания», исполнены естественного удивления и смирения, а не самоуверенности и фанатизма.
Если человечество отречется от идеи единства мирового исторического процесса, переступит через идею общности Судьбы, то возможность человеческого общения и взаимопонимания оборвется. И тогда история человечества может завершиться мировой катастрофой, атомным пожаром или экологической трагедией.
По Ясперсу история имеет не только цель, но и смысл. А где есть смысл, там есть и определенные ценностные ориентиры. Другими словами, ценностные ориентиры определяют смысл, а смысл обусловливает цель. Многообразие ценностных ориентиров обусловливает и многообразие целей. «Эти цели могут быть достигнуты в каждую эпоху, — отмечает Ясперс, — и действительно, в определенных границах они достигаются; постоянно теряясь и будучи потерянными, они обретаются вновь. Каждое поколение осуществляет их на свой манер» (См.: Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М., 1994. — с. 173–174). Целью выступает выработанный людьми идеал, реализации которого они должны настойчиво добиваться и который может остаться пустой мечтой, если люди не приложат максимальных усилий для его воплощения в жизнь.
В основе представления об истории как средстве реализации идеалов лежит идея самосоздающегося человечества. Его будущее определяется его жизнедеятельностью. История имеет ценность, а стало быть, она имеет и смысл, как установку на реализацию определенных идеалов. Достигая этой цели, история обретает иное русло, где исчезают реальные противоречия, выступающие в качестве источника развития источника. История заявляет о своем финале, который является одновременно и началом новой истории в контексте истории всего человечества. В ее основании лежит «осевое время».
Вопрос о смысле истории поднимает и Карл Поппер (1902–1994). Поскольку в истории нельзя избежать принятия исходной точки зрения, которая покоится на вере, то по логике вещей исследователя ждет самообман и утрата критического взгляда. Задача историка анализировать отдельные события и объяснять их причины, а не открывать законы общественного развития, ибо исторические факты не подлежат воспроизводству. Кроме того, они подобраны с учетом определенной точки зрения и соответствия некоторой сконструированной заранее теории, которую нельзя опровергнуть по причине отсутствия дополнительных фактов. По сути, исследователь располагает не теорией, а некоторой претензией на «общую интерпретацию», ценность которой весьма условна. Интерпретация всего лишь выражает определенную точку зрения. Мерой ее достоинства является способность объяснять факты истории, а также возможность на ее основе толковать проблемы современности.
Согласно К. Попперу, нет истории прошлого, а есть лишь различные его интерпретации. Каждое поколение вправе по-своему интерпретировать свое прошлое в поисках ответа на вопросы: куда мы идем, и что нам нужно делать. Поскольку нет истории «прошлого в том виде, „как оно действительно было“, а есть лишь его удачные или не очень удачные интерпретации, то нет и смысла истории» (См.: Имеет ли история какой-нибудь смысл? // Карл Поппер. Открытое общество и его враги. В 2-х т., Т 2. — М., 1992. — с. 298–322).
С точки зрения Карла Поппера, нет единой всемирной истории, а есть бесконечное множество «историй», связанных с разными аспектами человеческой жизни, и среди них — история политической власти, которая, по существу, является историей преступлений.
Реальная история человечества, если бы таковая была, должна была бы быть историей всех людей, а значит — историей всех человеческих надежд, борений и страданий. Такая реальная история не может быть написана. Приходится от чего-то отказываться, от чего-то абстрагироваться и, в конечном итоге, прийти к множеству историй и среди них — к истории международных преступлений и массовых убийств, которую и объявляют всемирной историей человечества (См.: Там же, с. 311–312).
Историю пишет не Бог и не «хитрость мирового разума». Историю пишут профессора под надзором генералов и диктаторов. Наша история великих и всемогущих есть, в лучшем случае, пустая комедия, где забыто несчетное множество людей, несмотря на то, что они — достойные и даже достойнейшие люди (См.: Там же, с. 319).
Люди должны искать свое оправдание в работе, а не в фиктивном «смысле истории». Что касается исторических интерпретаций истории, то каждое время через своих историков может придать (навязать) истории и цель, и смысл, а также взять на себя всю меру ответственности за их осуществление.
Анализируя точку зрения К. Поппера, можно сказать, что он выступает не против «историзма», как требования смотреть на вещи исторически, вскрывая их генезис и отслеживая развитие, а против «историцизма» — концепций с претензией на открытие объективных законов развития общества; на оправдание настоящего перед прошлым и будущим или подготовку концепций, ориентированных на выполнение определенного социального заказа.
Итак, четыре мыслителя XX века предложили свои размышления о смысле и назначении истории, оставив право людям XXI века вновь ставить и рассматривать этот вопрос через призму своего бытия, демонстрируя критику сущего и рефлексию должного.
XXI век, как время переходного периода от эпохи модерна в неизвестность, заставляет принять и обосновать тезис о том, что история — это Учитель жизни, связь с которым мы должны хранить, если не хотим бесследно исчезнуть, предварительно выродившись в манкуртов, Иванов непомнящих своего родства.
Смысл истории обретает еще одно измерение. Он вырастает из единства истории, из того, что Л.П. Карсавин в своей «Философии истории» называет «многоединством», а Н.А. Бердяев — «моноплюрализмом». Это то состояние, где все осмысленно соотносятся друг с другом, все сопричастны друг другу. Другими словами, это то состояние, где люди осознают свою взаимосвязь, взаимодействие и взаимообусловленность.
Смысл истории носит скрытый характер, но его можно расшифровать, уяснив цель истории. В качестве цели истории принято считать гуманизацию человека в исторических формах становления культуры и развития цивилизации. Поэтому каждый исторический этап истории демонстрирует свою цель.
• Утверждение приоритета целого над частью, в условиях развития общества от хаоса к космосу, составляет цель истории античного общества.
• Утверждение духовной сущности человека, в условиях теологического мировоззрения, составляет цель истории средневековья.
• Утверждение духовного творчества человека, через осуществление идеи свободного человека, — цель истории Нового времени.
И в каждом случае, демонстрируя свою цель, история подтверждала свою историчность. Цель истории каждой эпохи заявляет о себе как «рекерная тоска» общего смысла Всемирной истории, как ее промежуточное звено, которое в каждом случае демонстрирует свою преемственность с прошлым и выражает надежду относительно будущего. Все отмеченные цели превращались в субъективные факторы общественного развития, а те обретали свою подпитку в людях, способных расшифровать скрытый смысл цели и сделать его достоянием широких масс через Слово, просвещение и образование. Понятый смысл истории превращается в «руководство к действию».