§ 2. Кризис истории и возможность его преодоления

Предваряя все дальнейшие рассуждения, обозначим то представление об истории, которое сложилось к настоящему времени.

История — одна из первых отраслей гуманитарного знания, обособившаяся от остальных. Со времен Геродота (484–425 до н. э.) она понимается как Histories Apodexis — «Изложение событий», желательно исходящее из уст очевидца, или же, опирающееся на достоверные свидетельства. При этом от простого повествования оно отличается своей боговдохновенностью. По выражению Франсуа Артога, историк для Геродота это «наблюдатель — Histor», который смотрит не обычным человеческим зрением, но божественным взором повелителя муз Аполлона, позволяющим охватить все многообразие дел человеческих.

Формула Histories Apodexis Геродота заложила пять парадигм, которые до наших дней являются основой понимания истории как отрасли научного знания. В общем виде их можно сформулировать следующим образом.

1. Предметом Histories Apodexis являются события прошлого, которые историк называет историческими фактами.

2. Формой Histories Apodexis служит рассказ, повествование, обладающий внутренней структурой и сюжетом.

3. Между событиями прошлого и Histories Apodexis существует устойчивая схема информационной коммуникации. Прошлое оставляет следы. Ими, во-первых, являются свидетельства очевидцев, записанные непосредственно или пересказанные с чьих-то слов. Во-вторых, события также отражаются в памятниках материальной культуры и текущей документации, изначально не предназначенной для глаз историка.

Совокупность этих следов называется историческими источниками. Задачей Histories Apodexis является извлечение информации из данных источников и составление на ее основе рассказа о том или ином сюжете прошлого. Историки обладают принципиальной способностью извлекать эту информацию тем или иным способом, как бы «допрашивая свидетелей» прошлого на предмет установления исторической истины.

4. Субстанциальной чертой Histories Apodexis является присутствие в ней особого духовного содержания, которое и отличает историю от других гуманитарных наук. Эта ее сущность трудноопределяема. Изначально ей придавался мистический характер. Древние, как уже говорилось, ссылались на «взор Аполлона». Немецкие классики XVIII–XIX вв. (Г.В.Ф. Гегель, Л. фон Ранке) писали о проявлении в истории «божественного духа», а за этим стояло отсутствие процесса, который определяет результат — информационные следы прошлого.

5. В гносеологическом плане Histories Apodexis строится по определенным нормам. Они коррелируются с законами, по которым развивается исторический процесс. При этом признается справедливость высказывания Марка Блока, что «доказательства в истории — не доказательства теорем». Однако своя «формула истории» присутствовала практически у каждого автора Histories Apodexis, будь то моральные сентенции Плутарха, проявления Абсолюта у Гегеля или базис и надстройка у Карла Маркса.

На этих пяти парадигмах Histories Apodexis строилась на протяжении почти двух с половиной тысяч лет. Правда, надо отметить, что научная институционализация данной дисциплины произошла довольно поздно. Она была обусловлена двумя событиями: формулированием социологических законов и выделения источниковедения как базиса Histories Apodexis. Первое связывается с появлением социологии как особой дисциплины и деятельностью О. Конта (1798–1857). Второе надлежит поставить в заслугу немецким герменевтам XVIII–XIX вв., прежде всего, Ф. Шлейермахеру (1768–1834) и В. Дильтею (1833–1911), а также авторам первых методов критики источников — немцам Ф.А. Вольфу (1759–1824), Б.Г. Нибуру (1766–1831), Г. Вайцу (1813–1886), французу П. Дону (1761–1840) и др.

Симптомами институциализации истории как науки стало возникновение профессиональных стандартов и систем их обретения. В европейских университетах открываются кафедры истории (1810 — в Берлине, в 1812 — в Сорбоне, и т. д.). Основываются специальные исторические серии (самый грандиозный проект — Monumenta Germaniae Historica — начат Г.Ф. фон Штейном в 1815 г.). Вскоре начинают выходить профессиональные исторические периодические издания (Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских в 1845 г., Historische Zeitschrift в 1859, Revue historigue в 1876, Rivista storica Italiana в 1884, English Historical Review в 1886, American Historical Review в 1895)…

Историческая наука в XX в. развивалась очень противоречиво. С одной стороны, именно в XX в. были созданы глобальные исторические теории: цивилизационный подход и исторический материализм, а также приобрел всеобщий характер такой исследовательский метод, как исторический позитивизм. С другой стороны, во второй половине XX в. историческая наука рассыпалась на разные отрасли…

Наиболее впечатляющим здесь оказалось вторжение в историю математических наук. Они быстро стали играть ведущую роль в некоторых отраслях исторического знания, что вызвало высказывания вроде: «С научной точки зрения существует только количественная социальная история» (А. Домар, Ф. Фюре). Несмотря на призывы гуманитариев, что «Считать, конечно, надо. Но прежде хорошо бы понять, что мы будем считать» (Р. Мунье), количественные методы исследования все активнее претендуют на то, что без них не будет считаться научным ни одно историческое исследование. Помимо социальной и экономической истории, они уже обрели прочные позиции в источниковедении, текстологии, истории повседневности и т. д.

Доминирующим направлением в исторической науке XX в., причем имеющим наибольшее число сторонников, является исторический позитивизм. Правда, при этом он в последние десятилетия не внес ничего нового в свою теоретическую базу. Позитивисты сумели довести до совершенства технику внешней и внутренней критики источника, методику выявления подделок и недостоверных сведений. Однако на этом они и останавливались, считая, что, выявив перечень исторических фактов, они сумели восстановить историю, какой она «была на самом деле». Именно против такой позиции, сводящей процесс исторического познания к каталогизированию, во второй четверти XX в. начались «бои за историю», которые, по образному выражению А.Я. Гуревича, велись «против обветшавшей историографии, укрывшейся от действительности за каталожными ящиками с выписками из древних текстов, в которых она была неспособна ощутить живых людей». (Обзор дан по лекциям А.И. Филюшкина, 2005 //См. на авторском сайте http://www.novist20w.narod.ru)

Собственно сложности с философией истории начали накапливаться и воплотились в реальном кризисе вслед за кризисом самой истории. Если обобщить все дискуссии по предмету истории то они сводятся к тому, что или история есть рациональная реконструкция какой-то особой исторической реальности, или это завершенное прошлое данное нам в его материальных носителях. Если придерживаться первого подхода, то следует продолжать строить умозрительные схемы и концепции для реконструкции прошлого. Соответствующей будет и философия истории, в лучшем случае как некая рациональная доктрина. И какой бы критической не была мысль по отношению к историческим феноменам и методам их реконструкции, она все же будет порождать субъективные доктринерские концепции. Во втором случае, мы имеем дело непосредственно с реальностью, и такая история вполне вписывается в методологию современной науки и может быть представлена как научное знание. Только на основании исследования материальных носителей прошлого можно его реконструировать.

Многое зависит от того, в каком направлении движется исследовательская мысль: от умозрительного построения к осмыслению особой исторической реальности, или от объективной реальности к научной теории исторического знания? Пока все известные концепции и самой истории, и философии истории придерживались первого подхода. Но критическая мысль и постмодернизма, и постнеклассической науки окончательно показала несостоятельность такой истории. Вера в нее оказалась окончательно подорванной, так как, в лучшем случае, она на поверку была субъективно ограниченной, а, в худшем — политически конъюнктурной. О научности такого знания говорить вообще не приходится. На уровне философских рассуждений определенные успехи достигнуты социальной философией и футурологией. Они открыли новые перспективы для рационального дискурса и новых горизонтов философии истории.

Очень перспективной представляется теоретическая история. Это, по сути, рациональная философия истории, представленная как научная методология, которая обращена к самой реальности. Согласно ей, история должна строиться на базе исследования этой реальности. Главное возражение историков-традиционалистов, приверженцев Histories Apodexis в том, что такая методология малопродуктивна. И вся теория сводится к тривиальностям. Не будем отрицать, что для традиционной истории будут серьезные потери в красочности изложения, в литературности. Но надо сделать выбор: или мы строим историческую науку, или пишем литературное произведение. У этих двух жанров разные цели. Научные методологические требования демаркируют научное знание от ненаучного. Но потери первого компенсируются уровнем научности, то есть его объективностью, верифицируемостью и принципиальной фальсифицируемостью. Такое знание эвристично, прогностично и эффективно — применимо на практике.

Это путь, который прошли все науки и его с необходимостью пройдет и историческое знание. Оно уже вступило на этот путь формализации, путь формирования собственной научной теории. Уже сложились научные процедуры наблюдения, описания, формализации, теоретизирования в ряде исторических дисциплин: археологии, палеонтологии, демопалеонтологии и др. Неудивительно, что успех такого знания обусловлен активным внедрением в историю научных количественных и качественных методов.

Из традиционной истории Histories Apodexis ничего не отбрасывается. Историческое знание по-новому структурируется. Ядро составляют научные теории, то что можно было бы назвать теоретической историей, методологией истории. Затем идут «теории среднего уровня», то есть некоторая теоретическая совокупность проверяемых обобщений, соединяющих теорию с практикой. Такие обобщения локальны, представляют собой логически связанную систему высказываний о вполне ограниченном круге реальных феноменов. По этому пути активно идут исторические дисциплины. Они строятся в соответствии с эмпирическими исследованиями. Следовательно, они проверяемы. Если удается соотнести такие теории между собой, то можно получить обобщающие теории более высокого уровня, которые могут перейти в ядро исторической науки. Функцию соотнесения выполняет методология ядра науки, которая включает в себя основные принципы и некоторый набор базовых понятий. Значимость сравнительного метода здесь трудно переоценить.

По аналогии с географией, эти сферы исторического знания обретают статус историографии. По сути, речь идет о реальном процессе формирования истории как науки. Этот процесс болезненный потому, что затрагивает интересы огромного количества людей, обозначавших себя профессионалами, принадлежащих к академическому цеху историков. Размежевание неизбежно, потому что подавляющая часть историков относится к традиционалистам, к историческим позитивистам. Они не занимаются научной деятельностью в общепринятом смысле слова. В лучшем случае они попадают в сферу гуманистики.

Находиться в этой области исследований не означает комплекс неполноценности, как нет ничего уничижительного быть литератором. Здесь есть свои выдающиеся достижения и гуманистика заявляет о себе как паранаука. Ею «питается» сама наука. Это то, что в современной исторической науке понимается как описание и реконструкция исторический событий на основе интуиции историка, его субъективном толковании фактов. В маргинальной области, на границах и за пределами такой гуманистики находятся политические конъюнктурщики, историки-мифологи, творцы фольк-хистори. Это тоже существует и, по всей видимости, будет существовать всегда.

Если подвести итог сказанному, то предметом исторической науки является то, что было, завершилось и в этой завершенной форме в виде материальных носителей прошлого подлежит научному описанию и объяснению.

Такое понимание предмета истории снимает с повестки дня классическую философию истории. В ней просто нет необходимости, как современной арифметике не нужна каббала. Но философия истории как современная социальная философия, как футурология остаются востребованными, как и философия современной арифметики. Она нужна для рационального осмысления прошлого, настоящего и будущего, для построения сценариев, для мысленного эксперимента, для расширения наших интеллектуальных завоеваний.

В области социальной философии как форме существования современной философии истории можно исследовать проблему личности в истории, проблему отчуждения, проблему формирования социальности и действия ее механизмов в условиях информационного общества и глобализирующегося мира. «Общество обращается к социальной философии, когда ему не ясны перспективы развития, когда оно испытывает потребность реформировать сложившуюся систему социальных связей, когда ему нужны новые средства для активизации человеческих сил, для использования культурных ресурсов». (Родин А.В. Философия и конец истории, www.philosophy.ru). Но почему современная философия истории будет стремиться именно к социальной философии и к футурологии, которая на поверку оказывается спроектированной в будущее социальной философией? Ответ очевиден. Он вытекает из предмета социальной философии. На уровне субъекта истории она пытается осмыслить его включенность в социальные связи и в формирование социальной ткани. Все это настолько конкретно, что претендует быть практической философией. При этом хорошо просматривается понятийный аппарат философии истории трансформирующейся в социальную философию. «Так, в ряде случаев понятия „история“, „социальный процесс“, „социальная эволюция“ будут употребляться в одном и том же смысле: для обозначения развития общества, его изменения в пространстве и времени. В понятии „процесс“ акцент делается на воспроизводимости социального бытия, в понятии „история“ — на сопоставлении различных общественных форм, в понятии „эволюция“ — на формах самоопределения и самоизменения общества как на особых эволюционных „механизмах“». (А.В. Родин, Философия и конец истории). Что удивительно, что когда исследователь движется совершенно в противоположном направлении к теоретической истории, то он может воспользоваться этим же рядом понятий, так как их можно операционализировать, найти параметры их научного исследования.

Для непосредственного построения исторической науки необходима философия истории, трансформирующаяся в методологию истории, в ее теорию. С одной стороны, она должна основываться на достижениях современной методологии науки. С другой, — она должна концептуально вытекать из обобщений исторической эволюции, в результате которой сомкнулась естественная космическая история (в частности, Земли) и человеческая история в формировании новой ноосферной реальности. А ее, как и всякую другую реальность, можно исследовать только научными методами.

Одна из наиболее существенных потерь такой истории как науки — это, на первый взгляд, полное исключение личности из истории. Такая крайность себя не оправдывает. Сегодня крайне сложно сказать, как в такую объективированную историческую науку ввести человека. Личность является ключевым субъектом исторического процесса и именно благодаря ей происходит выбор в точке очередной социальной бифуркации. На эмпирическом уровне с этим сталкиваемся непосредственно, но пока еще не подошли к научному анализу и осмыслению этого процесса. Пока неизвестен действующий при этом механизм. Исследователь имеет дело с историей «разумной материи», которая не только изменяет мир, но способна понимать и сами эти изменения, и саму себя. Этот уровень организации социального, а еще точнее политического человека с его разумностью и свободой воли на сегодня, пожалуй, самый сложный предмет исследования науки.

Уместно несколько слов сказать и о субъекте исторического процесса. Горячие споры по этому вопросу снимаются тем замечанием, что сама теория, уровень рассмотрения проблемы и определяет — кто выступает субъектом истории. А спектр здесь весьма широкий: человечество, общество, общества, государства, страны, народы, этносы, нации, цивилизации, культуры, расы, социальные группы, политические партии, исторические личности. Сам вопрос в отрыве от предметной области и уровня исследования представляется неправомерным. Для всемирной истории таким субъектом выступает все человечество, для исторических теорий среднего уровня — это уже определенные субъекты.

Философия истории в классическом смысле, как философское осмысление исторического процесса, в настоящее время переживает критический период своей собственной истории. Вопрос стоит принципиально остро: как возможна философия истории сегодня? На этапе, когда, с одной стороны, историческая наука все более определяется как наука и все менее (на первый взгляд) нуждается в философии истории. Процесс этот объективен и связан с обретением научной зрелости, что мы и можем наблюдать в истории развития других наук, когда они самоопределялись и выходили из материнского лона философии. С другой стороны, методологические требования к научному знанию стали более ясными и не спекулятивными. Они стали научными. Стало ясно, что философия истории или должна поставить точку в своей собственной истории, или начать новую ее главу.

Современная философия истории трансформировалась в социальную философию и футурологию. Правомерен ли такой подход? Или действительно пришел конец спекулятивным концепциям истории? Ответ надо искать в принципиально иной плоскости переосмысления самой философии истории, ее статуса. Необходимо позиционировать ее как по отношению к самой философии, так и по отношению к исторической науке.

Философия истории в принципе не может быть исчерпана как часть философии. Самоопределение физики из метафизики (и всех других конкретных наук из философии) не сняло с повестки дня философию науки не только в общем плане, но и на уровне философии конкретных наук. Более того, именно последние достижения в той же самой физике, математике, да и других науках с определенностью показали, что именно философский (методологический) прорыв и позволил подвинуть их к новым достижениям с позиции «конца» этих наук, как теоретически исчерпанных. Достаточно вспомнить рассуждения по этому поводу физика Г. Лоренца или самонадеянность известного труда «Основы арифметики» Г. Фреге. Оба, «закрывая» теоретические перспективы этих наук своими рассуждениями и трудами, стали свидетелями нового теоретического взлета физики и математики еще при своей жизни. Новый прорыв был осуществлен теорией относительности Эйнштейна и теорией множеств Кантора. В обоих случаях была перевернута страница исчерпавшего себя методологического подхода, а сами науки получили новый мощный импульс развития.

Аналогична ситуация и в современной всемирной истории. Она нуждается в новой методологии, которая должна ответить на перечисленные выше классические вопросы. Но надо понимать, что придется согласиться с новым определением предмета исторической науки. Поэтому, если и говорить о кризисе, то он, прежде всего, является кризисом методологии.

При изложении классических концепций философии истории можно увидеть, как они использовались и обнаружить их неисчерпанный теоретический потенциал.

Анализ ключевых концепций философии истории, то есть тех, которые выводили понимание истории на новый качественный уровень, позволит ознакомиться с целым спектром исторически обусловленных ответов на поставленные выше вопросы. Пока что приходится констатировать, что на современном этапе можно обнаружить кризис, который не под силу «постмодернистскому повороту».

Общие выводы.

I. Современная историческая наука находится в кризисе, который определяется ее активным развитием. Накопленный огромный эмпирический и теоретический материал требует нового методологического осмысления.

II. Это в свою очередь ставит историческую науку перед необходимостью поиска ответ а на базовые онтологические, гносеологические, праксиологические, аксиологические вопросы.

III. Ответы на эти вопросы в значительной степени лежат в области философии истории. Без существенного прорыва в философии истории невозможно преодолеть кризис исторической науки.

IV. Философия истории находится в кризисном состоянии, так как ее классические теории не адекватны новым реалиям. Стоит вопрос: как возможна современная философия истории. Ответ на этот вопрос надо искать в методологической плоскости, в чет ком позиционировании философии истории, социальной философии, фут урологии, гуманистики, параистории, историографии, теоретической истории.

Контрольные вопросы и задания.

1. Установите объект и предмет истории.

2. Определите характерные признаки кризиса истории.

3. Установите объект и предмет философии истории.

4. Решение каких вопросов обеспечивает востребованность философии истории?

5. Определите отличие в современной философии истории от прежней.

6. Установите взаимосвязь философии истории с социальной философией и футурологией.

7. Ныне история все больше заявляет о себе как одна из отраслей науки. Ставит ли этот процесс под сомнение необходимость философии истории?