§ 1. Рациональная реконструкция и интерпретация «исторического»

Философия как форма (способ) духовного освоения мира с ориентиром на вскрытие предельных оснований его бытия изначально заявила о своей рациональности. Эта апелляция к разуму обеспечила философии возможность быть оппонентом обыденного сознания, которое, в основном, довольствуется верой и ограничивается феноменальным представлением о мире.

Становление рациональности как особого типа мышления сопряжено с «осевым временем», когда в жизни общества попадают под сомнения ценностные ориентиры и традиции, идеалы и принципы, когда складывается новый исторический вызов, настоятельно требующий адекватного ответа. Благодаря рациональности, философия истории заявляет о себе как критика сущего и рефлексия должного, как самосознание определенной исторической эпохи. Но этот «Фонарь Диогена» не есть раз и навсегда принятое средство освоения мира, инструмент познания исторического. Феномен рациональности имеет собственную историю своего становления и развития.

Рациональность эволюционирует от проторациональности на уровне античности до классической, когда она демонстрирует гуманистическое освоение мира в целом (человек выступает мерой всех вещей мира), затем трансформируется в неклассическую в эпоху Нового времени, где разум рассматривается как средство освоения мира, а позже она инверсирует в постклассическую, где разум выступает в качестве саморазвивающейся субстанции мира и, наконец, через критику «формальной рациональности» и апелляцию к гуманистическим традициям она заявляет о себе в форме постнеклассической рациональности.

Первый тип рациональности сложился в античности, когда были сформулированы антропологические принципы освоения мира, предложена идея самопознания, идея меры, были разработаны логико-методологические процедуры познания и выработан понятийно-категориальный аппарат (См.: философию софистов, Сократа, Платона, Аристотеля). Рациональность античности, подготовив парадигму космоцентризма, сама стала ее продуктом, воплощением единства разума, добра и красоты, гармонии, порядка и справедливости. Но при всех достоинствах космоцентризм препятствовал рассмотрению человеческой истории как особой сферы бытия, принципиально отличной от природы. История человеческого рода, как и судьба человека (микрокосмоса) оказывались в прямой зависимости от процессов, протекающих в макрокосмосе, непреложными атрибутами которого оставались вечность и неизменность, ибо естественным состоянием мира с позиции космоцентризма является круговорот, вечное возвращение, предполагающее бесконечное повторение того, что уже было. Для человеческого детства — это был оптимальный вариант освоения мира и закрепление итогов первого опыта через его повторение.

Первый тип рациональности (классический), с одной стороны, выступал как мышление с ориентацией на освоение бытия мира, поиск его оснований, а, с другой стороны, он демонстрировал разумность мира и логический порядок бытия в мире.

Второй тип рациональности (неклассический) складывается в Новое время. Приоритетами этой рациональности выступает не мироздание, не взаимосвязь бесконечного и конечного через отношение бытия мира и бытия в мире, а методология научного познания мира. Складываются два смысловых употребления термина «рациональность». Первый обозначает область логических исследований процедуры получения знания, когда логическое и рациональное отождествляется и реализуется в формах: «понятие», «суждение» и «умозаключение». Второй — сферу философского исследования науки, где устанавливается мера эффективности исследовательской процедуры в соответствии с определенным идеалом. Но и в первом и во втором случае разум рассматривается как средство освоения мира.

Третий тип рациональности (постклассический) складывается в рамках немецкой философии, которая заявила о себе в форме «панрационализма» и «панлогизма». Если классическая рациональность античности рассматривала проблему самопознания и демонстрировала разумность мира, которая в условиях Средневековья обретает форму творения и самопознания природы, а неклассическая рациональность Нового времени рассматривает разум как средство научного освоения мира, то постклассическая рациональность немецкой философии и особенно философии Гегеля демонстрирует разум как субстанцию мира в ее развитии и отчуждении в опредмеченных формах бытия, где логика развития мира совпадает с логикой освоения и преобразования мира. Но последующее признание конструктивной роли бессознательного в обустройстве человечества, инверсия панрационализма теории в формальную рациональность практики, равную социальной иррациональности привели к осознанию ограниченности разума, определению его пределов. Этому содействовал и основательный анализ природы научных революций, исследования механизма социо-культурной и социально-экономической обусловленности научного освоения мира, преодоление устаревших моделей научного познания (См.: работы известных методологов науки Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда, К. Поппера, С. Тулмина, М. Фуко и др.). Все это привело к тому, что в XX веке складывается новая рациональность, которая заявляет о себе как постнекласичесская рациональность.

Четвертый тип рациональности ставит под сомнение тождество логики и разума, рациональности и научности. Этот тип рациональности апеллирует к гуманности через критику научного цинизма, через критику абсолютизма науки, и утверждает необходимость поиска социо-культурной обусловленности науки. Наука должна осознать, что она средство, а не самоценность.

Предпосылками этого типа рациональности явилось положение о неустойчивости окружающего нас мира, а также идея конструктивного хаоса, порождающего многообразие человеческих миров, функционирование которых обеспечивается не столько всеобщими, сколько региональными законами.

С точки зрения новой рациональности любое событие социальной действительности имеет три временных измерения: свое прошлое, настоящее и будущее. Отправной точкой отсчета познания выступает не аксиома (основная характеристика второго типа рациональности), а «метафора».

Так сложился переход от постклассической рациональности к постнеклассической. И каждый тип рациональности накладывал свою печать на становление и развитие философии истории, предметом которой выступает «историческое» как особый уровень бытия в мире. И в каждом случае складываются свои концепции постижения истории и свои способы ее объяснения.

XX век подтвердил опасность мифа о всесилии человеческого разума. Только сегодня становится понятным, а стало быть, и приемлемым кантовское пожелание смирить гордыню разума. Место вопроса «что ты можешь» занимает проблема «кому это нужно». Актуализируется проблема будущего человечества, напрямую связанная с решением глобальных проблем, которые возникли, в том числе и по вине науки.

За такими предостережениями следует и предложение переосмыслить философию истории, не забывая, что она имеет дело с предельными основаниями бытия человечества, с проблемами его развития на уровне становления и ставшего.

Философия истории имеет дело со способом духовного освоения мира через призму таких парных категорий как бесконечное и конечное, добро и зло, прекрасное и безобразное, земное и небесное, настоящее и будущее, смерть и бессмертие, истина и заблуждение, прогресс и регресс и т. д. Такой подход позволяет философии истории решать проблему осмысления предельных оснований «исторического» и интерпретации исторического сознания в его динамике, когда прошлое, настоящее и будущее заявляют о своей рядоположенности. Но практически все от меченные категории проходят по реестру «метафизики», ибо они ориентированы на реальность, которая не располагает своей протяженностью и длительностью, что существенно усугубляет историческую практику, вызывает определенные сомнения.

И если предметом философии выступает метасистема «природа — общество — человек» в целом, на уровне ее предельных оснований, то предметом философии истории на уровне освоения «исторического» выступают принципы отношения человека к миру, позволяющие ему адекватно осознать свое природное, социальное окружение и самого себя, связав прошлое, настоящее и будущее.

Долгое время философия истории носила региональную форму своего выражения, в основе которой лежал «европо» или «азиоцентризм». Статус аксиомы этой необходимости приобрел лейтмотив Р. Киплинга о том, что «Запад и Восток никогда не поймут друг друга». Хотя были и приятные исключения. В.С. Соловьев в своей концепции «Великого синтеза» философии, науки и религии мечтал соединить западный академизм и восточную мудрость.

Осознание того, что философско-исторический процесс имеет не региональный, а глобальный характер, с трудом пробивает себе дорогу, но пробивает. Этому содействует сложившаяся концепция глобализации процессов мира. И, похоже, что XXI век уже расстанется с идеей региональной философии истории и обретет понимание того, что философия истории вненациональна, внерелигиозна, внеполитична. Она общечеловеческая. Суть философско-исторического мышления заключается в том, чтобы, оттолкнувшись от предельных оснований бытия в мире, осмыслить настоящее, реконструировать прошлое и определиться со своим будущим, отдавая себе отчет, что сложившаяся система «природа — общество — человек» довольно сложное образование, где каждый элемент развивается по своим законам, демонстрируя статус системы в метасистеме. Более того, любая случайность объективного или субъективного характера создает точку бифуркации (коллизию) любого элемента системы, что полагает многовекторное разрешение сложившегося кризиса. И выбран будет один вектор из многообразия возможного, а все предшествующее развитие превратится в строительный материал этого вектора. В конечном итоге, это может привести к существенной редакции направленности дальнейшего развития системы. Но такое положение не только, не перечеркивает значимость философии истории для дальнейшего развития человечества, а наоборот актуализирует ее значение.

До середины XIX века философия истории претендовала на объяснение истории регионального развития человечества через абстрактные схемы, идейные мотивы. В середине XX века развернулась критика спекулятивной философии истории, которая объясняла реальность, принимая в качестве исходной посылки умозрительные построения картины мира, с ориентиром на торжество субстанции, где «метафизика» истории не оставляла места для «физики» истории. В ходе критики сложились два подхода рассмотрения истории человечества. Один подход предлагал исследовать историю человечества исключительно как процесс деятельности людей, как диалог сложившихся объективных условий и наличного субъективного фактора.

Другой подход предлагал рассматривать историю исключительно как результат деятельности, фиксируемый в культуре, в ее опредмеченном, овеществленном и отчужденном от людей состоянии.

Во втором случае историческая реальность предстает как сумма документов, вещественных следов и памятников человеческой деятельности. Но в этой ситуации теория попадает в зависимость от эмпирических методов чувственного уровня освоения исторического, ибо во внимание принимаются документы, фрагменты определенного прошлого, вещдоки, но не люди. Появилось расхожее мнение, что вещи могут «сказать» больше, чем люди. В действительности эмпирический факт далеко не всегда имеет основание для экстраполяции на все целое, а тем более на открытие определенной закономерности развития человечества. К этому следует добавить и то, что из поля зрения научного исторического познания «выпали» проблемы, характеризующие историю как социальный процесс, который имеет свою специфику по сравнению с процессами, протекающими в природе.

Попытка преодолеть метафизику обернулась сближением истории с физикой, когда жизнь людей воспринимается исключительно по логике вещей. Наметился сдвиг исследовательского поиска от метафизических схем к эмпирическим фактам. Натуралистическая (естественно-научная) ориентация позитивизма редуцировала историю до предметной наблюдаемости, что обеспечило выделение в истории областей археологии и этнографии, социальной и культурной антропологии. Были сформулированы гипотезы о происхождении человека. Но это своеобразный «позитив» позитивизма обернулся потерей возможности вырабатывать предпосылочное знание целого (общего) для теории истории. Проблему мировой истории позитивизм объявляет псевдопроблемой. История редуцируется до уровня региональной.

Несколько позже этнология, социология и неофрейдизм выявили те аспекты человеческого бытия, которые проходят по реестру ненаблюдаемой социальной деятельности, но выступают мощным фактором развития социального мира, вызывая изменения как на уровне коллективной, так и личной жизни. И эти изменения столь существенны, что их нельзя не принимать во внимание. Натуралистическая (естественнонаучная) ориентация исторического позитивизма потерпела фиаско, предпочитая делать ставку на следствие и игнорировать причину. Изучение прошлого проходило по схеме: результат, средства, условия; деятельность людей. За кадром оставалось отношение людей к миру, к системе «природа, — общество, — человек».

Отношение к вещам и отношение к другим может быть явленным или скрытым. Но именно отношение и является ключевым в истории. Место исторического (научного) факта должно занять «со-бытие», где научное гносеологическое отношение в системе «субъект-объект» уступает место философско-историческому отношению «субъект-субъект», что влечет за собой необходимость иной методологии, других методов освоения истории, ориентированных не на «логику вещей», а на «логику поступков».

Поступок, как единица деятельности человека, может быть простым или сложным, сознательным или бессознательным, но именно поступок, а не вещи скрывает подлинный мотив и цель отношения человека к миру. Через расшифровку деятельности в конкретных отношениях, «со-бытие», как определенная совокупность общественных отношений, вступает в диалог с исследователям и открывает ему свое содержание, демонстрирует свою сущность.

Исследователю исторического прошлого не следует забывать, что тот или другой способ производства обеспечивает не только товар-вещи, но и человека. А этот человек, будучи «продуктом» конкретного способа производства и челом своего века, всегда остается уникальным и неповторимым. И эту уникальность он демонстрирует через свое отношение к миру… В одних и тех же условиях один решает дилемму, что «лучше: ужасный конец или ужас без конца», а другой в тех же условиях чувствует себя достаточно комфортно. Но и от первого и второго, а не от вещей зависит содержание региональной истории.

От людей и их жизнедеятельности зависит какой путь изберет, в конечном итоге, мировая история, какие средства она востребует на свое осуществление. И на этом пути, несомненно, появятся и новые факты, и новые «вещдоки» в том числе и для будущих историков натуралистической (естественно-научной) ориентации. Другими словами, в процессе освоения «исторического» речь идет не о приоритетах, а о разумном соотношении «метафизики» и «физики» в плане осуществления принципа дополнительности, когда решается проблема общего и единичного, целого и части.

Современная философия истории основывается на полилоге рациональности, в котором участвуют философия и культурология, политология и социология, мифология и религиоведение и т. п. При всей разноплановости их дискурсов, их объединяет взаимоопределенность и взаимодополнительность. Приоритетной ценностью становится осознание полифоничности концепций философии истории. Старые схемы и догмы, мифологемы и утопии теряют свою ценность на фоне становления нового сообщества людей. Глобализация современной жизни и интернационализация культуры обусловливают необходимость осознать и принять иные ценности, адаптировав чужой опыт. Все это порождает потребность в новых мировоззренческих ориентирах, способных обеспечить преемственность поколений и переход к новым, более совершенным формам бытия.

Для философии истории «историческое» не является самоочевидным, оно требует значительных усилий, направленных на формирование условий диалога «исторического» и его исследователя. И одно из важнейших условий заключается в том, что ключевые лица истории следует оценивать по условиям времени и обстоятельств, в которых они пребывали, а не примеряя их деяния к условиям сегодняшнего дня.

Не менее важным условием становления и функционирования современной философии истории является осмысление и принятие положения о том, что исторический процесс имеет не региональный, а глобальный характер.

История — это всегда реконструкция, более легкая на уровне следствия, более трудная на уровне причины. Первый путь еще не гарант истины, ибо одно и тоже следствие может быть результатом разных причин. Второй путь так же не исключает возможность заблуждения. Но эти заблуждения отчасти можно профилактировать, совершенствуя методологию философии истории, делая «событие» прозрачным на сколько это возможно, замещая логику «вещей» логикой «поступка», а может быть в силу необходимости реализуя и принцип дополнительности.

Философия истории может востребовать через «событие» процесс жизнедеятельности людей, рассмотреть движущую силу истории. Она может вскрыть проблемность, публичность и неопределенность человеческого поступка, и тогда в рамках процессуальной картины бытия общества деятельность людей предстает как проблемно-смысловое поле, где процессуальное и фактическое соединяется через мир поступка, единого и неповторимого, осязаемого и мыслимого. И этот поступок совершается во взаимосвязанном и взаимозависимом мире.

Это наиболее оптимальный путь расшифровки исторического события в мире, который предпочел региональности глобальность, как условие новой цивилизации, идущей на смену цивилизации, рожденной в эпоху модерна. Какой будет новая цивилизация — это один из вопросов компетентности философии истории, когда она заявляет о своей способности быть футурологией, обеспечивая осмысление вектора будущего с учетом прошлого..

Вопрос о новой цивилизации сопряжен с трудностями появления еще одной движущей силы истории — коммуникации, которая успешно конкурирует с такой движущей силой истории как производство. Если в условиях индустриального общества способ производства как единство конкретных производительных сил общества и соответствующих им производственных отношений обусловливал состояние общественного и индивидуального сознания, то в условиях становления информационного общества ситуация существенно изменяется. Важным является не только что производит общество, но и как оно воспроизводит себя в системе общественных отношений. В связи с этим возникает необходимость существенной редакции понятия «рациональность».

В сферу современного понимания рациональности включается все, что обеспечивает достижение цели. Это и то, что «вчера» таковым не являлось. К примеру, миф, религия и обыденное сознание. История больше не мыслится как предзаданный процесс. Она суть способ существования, проявления и осуществления всех явлений и процессов мира, центром пересечения которых выступает человек в многообразии своих отношений с миром. Поскольку для человека история — это основание поиска смысла его жизни, то философия истории и должна обеспечить ему эту возможность, расшифровав содержание и ценность этих отношений.

Особая потребность в философии истории возникает в эпоху постмодерна, когда обрушилась старая шкала ценностей, а новая еще не сложилась, что обернулось утратой жизненных ориентаций в мире, где рациональное и иррациональное, добро и зло, истина и ложь легко конвертируются. В этих условиях человек, как никогда раньше, нуждается в отправной точке отсчета своего становления и развития. И в этом ему может помочь философская рефлексия исторического процесса в лице философии истории, которая опирается на новую рациональность. Для определения новой рациональности становится важным не столько логическая непротиворечивость (визитная карточка классической рациональности), сколько наличие смысла и цели, которые всегда ценностны в своей основе. Но при этом признаками рациональности остаются познаваемость, т. е. доступность пониманию, обоснованность, ясность и категориальная приемлемость. Изменение взгляда на рациональность влечет за собой переосмысление природы иррационального, которое можно сегодня классифицировать по следующим основаниям:

• принципиально непостижимое — (природа божественного);

• дорациональное — (не осмысленное, но подлежащее рефлексии);

• внерациональное — (не контролируемое человеком, бессознательное);

• инорациональное — (то, что отличается от принятых стандартов);

• иррациональное — (то, что приводит к бессмысленной трате сил).

Из пяти (!) позиций, вторая, третья и четвертая при определенных условиях могут пополнить «банк» рационального, существенно уточнив понятие новой рациональности как особого типа мышления в условиях XXI века.

С позиции новой рациональности философия истории XXI века и пытается ответить на вопросы:

— что такое история, какова ее сущность, имеет ли она свой смысл, располагает ли она своими универсальными законами, кто является ее субъектом, и, наконец, каково место и роль человека в истории?

— Может ли человек постигнуть историю, и если да, то каким образом. Доступна ли она его разуму?

— Какой способ бытия «исторического», каковы формы его проявления и осуществления?

Разнообразие ответов на эти вопросы и порождает разнообразие философско-исторических концепций постижения истории, в которых есть свои объективные основания, своя мера субъективности и своя рациональность, обусловленная конкретным временем и его возможностями.

Решая проблему взаимосвязи региональной и мировой истории, рассматривая соотношение единичного и общего, части и целого в каждом конкретном историческом событии, историк может и обязан профилактировать свою субъективность. Для этого ему следует востребовать основную идею философии истории, ее категории и опираться на принципы взаимосвязи, взаимодействия и взаимообусловленности элементов, составляющих конкретное событие. Методология философии истории позволит ему отследить событие на уровне его становления и ставшего, оценить его опредмеченное состояние и значимость для настоящего и будущего.