554

Примечание к №543

По-русски самоанализ, покаяние – всегда глубоко, а собственно анализ, обвинение – плоско и мелко.

На Западе виноват «кто-то». В России – «сам виноват». Раскаяние по-русски глубоко, глядючи плакать хочется. Обвинение же всегда поверхностно, риторично. Да просто недостойно. Мечется русский интеллигентик, бьёт своими кулачонками по гранитным пьедесталам – так и видишь его в пенсне, бородка клинышком, визгливый голосок: «Ах, сука, полтинник за щекой спрятал! По мордасам его, ребята! Пэ глазам, пэ глэзам, падло!» И всё. Вот и вся критика, вот и весь «критический реализм». А раскаяние это извините… Тут даже Смердяков вырастает до размеров необычайных.

Персонификации зла нет. Я зла не вижу. Где оно? Кто виноват в моих мучениях? Объективного зла нет. Зло во мне. Зло-качественность.

Назовите отрицательный персонаж в русской классической литературе. Его нет. Кто? Евгений Онегин? Чичиков? Печорин? Лужин? Валковский? Раскольников? Беликов? Или образ «диалектичен», размыт, или слишком приземлён, локален, статичен. А следовательно, мёртв, куколен. Гигантское, сложное и страшное зло, вроде Мефистофеля, в отечественной культуре совершенно не выражено.

И реальная жизнь проявляется в кровавой ванне мозга злорадством. (567) Какую тему своей жизни я ни возьму, мне хочется броситься на землю и рыдать, рыдать. Я пытаюсь проследить её развитие, и меня ужасает её зловещесть.