749

749

Примечание к №735

или комок в горле, или дома по углам сидят и хнычут

Я плачу наедине. Последний детский плач – после мучительной перевязки в больнице. Но уже тогда не получилось. Я отвернулся к стене и попробовал захныкать, но это показалось столь нелепым и мелким по сравнению со взрослым звериным переживанием. Грусть, комок в горле, страх перед начинающейся взрослой жизнью потом постоянно, нудно, без какого-либо разрешения, прорыва. И на похоронах отца не плакал. Впервые я заплакал лишь через полгода, зимней ночью. От одиночества. Любимая фантазия того времени: я пишу письмо Ей, тут документ, а Она читает и или смеётся надо мной, или сердится. Или, злорадно придумывал я, ей всё равно, она возмущена, но (ещё поворот) – не совсем, а так. Ну, словно в метро её толкнули случайно. И она так же равнодушно отталкивает. А я плачу. И именно при Ней. Чувство порванного письма-документа и душевного порыва, порывания с этим миром, смерти. «Всё пропало». Безнадёжное освобождение.

Я думал подобным образом и плакал, плакал. Часто ночи напролёт. Слёзы оказали влияние огромное, очень помогли мне, сгладили мой внутренний мир, смягчили его, возвысили. Может быть, мир слёз и стал фантастическим миром любви. Я как бы любил, как бы приобрёл подругу жизни, которая согласилась со мной проходить вместе жизненную дорогу… Т. е. моя одинокая жизнь была восполнена слезами и эмоциональная сфера, несмотря ни на что, осталась недеформированной.

Иногда, в светлые минуты, у меня странное чувство, что в юности я испытал настоящую любовь, и даже любовь счастливую.