Счастье, деньги и как их раздавать

СТАЛИ БЫ ВЫ СЧАСТЛИВЕЕ, будь вы богаче? Многие ответят утвердительно. Но, как показало многолетнее исследование, больше денег означает больше счастья только для самых малоимущих. Американцы, например, в целом богаче новозеландцев, но не счастливее. Более того, жители Австрии, Франции, Японии и Германии, похоже, не счастливее тех, кто живет в гораздо менее обеспеченных странах: в Бразилии, Колумбии и на Филиппинах.

Cравнивать страны с разными культурами трудно, но то же явление наблюдается и в пределах одной страны. Исключением из общего правила служат только малоимущие слои (в США это люди с годовым доходом до 12 тысяч долларов). Выше этого уровня рост дохода не особенно влияет на уровень счастья. Американцы сегодня богаче, чем были в 1950-х, но не счастливее. Уровень счастья среди среднего класса, то есть при годовом доходе на семью в пределах 50–90 тысяч долларов, практически такой же, как у состоятельных американцев с доходом на семью более 90 тысяч долларов в год.

Большинство исследований уровня счастья сводятся к ответу на вопрос, насколько люди довольны своей жизнью. Такие исследования нельзя абсолютизировать, потому что оценка общей удовлетворенности жизнью не всегда отражает, сколько удовольствия от жизни опрашиваемые получают повседневно.

Мой коллега по Принстонскому университету Даниэль Канеман с соавторами попытался замерить субъективное благополучие, неоднократно в течение дня спрашивая у людей, какое у них сейчас настроение. Статья, опубликованная 30 июня в Science, подтверждает, что между доходом и счастьем почти нет корреляции. Напротив, Канеман и соавторы обнаружили, что люди с высоким доходом больше времени посвящают занятиям, связанным с негативными эмоциями — напряжением и стрессом. Досуга у них меньше, а времени на работе или в дороге они проводят больше. Они чаще описывали свое эмоциональное состояние как неприязнь, злость, тревогу или напряжение.

Конечно, мысль, что за деньги счастья не купишь, не нова. Многие религии учат нас не привязываться к материальному. The Beatles напоминают, что любовь не продается за деньги. Даже Адам Смит, поведавший нам когда-то, что мы получаем свой обед не потому, что мясник такой добрый, а потому что у него есть свой эгоистический интерес, описывал воображаемые радости богатства как «обман» (хотя и необходимый, чтобы «поддерживать промышленность в движении»).

И все же в этом есть какой-то парадокс. Почему любое правительство заинтересовано в повышении национального дохода на душу населения? Почему столько людей стремится к деньгам, если они не делают нас счастливее?

Быть может, потому, что мы по своей природе существа целеполагающие. Мы происходим от тех, кому приходилось много трудиться, чтобы прокормиться, найти партнера, вырастить детей. В кочевых обществах не имело смысла обзаводиться ничем, что нельзя увезти с собой, но, как только человек стал оседлым и создал денежную систему, все ограничения исчезли.

Накопить деньги — значит подстраховаться на черный день, но сегодня накопление стало еще и самоцелью, мерой статуса и успеха, задачей, придающей жизни смысл в ситуации, когда у нас нет причин что-то делать, но ничего не делать тоже скучно. Делать деньги — занятие, позволяющее чувствовать, что занимаешься чем-то стоящим, пока не задумаешься, зачем, собственно, тебе это нужно.

Вот, например, история американского инвестора Уоррена Баффета. Сейчас ему 75 лет, 50 из них он трудился, сколачивая свое огромное состояние. Forbes ставит его на второе после Билла Гейтса место в рейтинге богатейших людей мира, оценивая его капитал в 42 миллиарда долларов. Судя по скромному образу жизни, тратить ему не особенно нравится. Но если бы он и позволял себе излишества, ему бы пришлось сильно постараться, чтобы прожить хотя бы малую часть своего состояния.

Получается, что, нажив в 1960-х годах первые несколько миллионов, дальше Баффет трудился совершенно напрасно. Может быть, он одна из жертв того самого «обмана», который описывал Адам Смит и исследовал Канеман с соавторами?

Статья Канемана вышла на прошлой неделе, по случайному совпадению — как раз когда Баффет сделал крупнейшее в американской истории пожертвование: 30 миллиардов фонду Билла и Мелинды Гейтс и еще 7 миллиардов другому благотворительному фонду. Даже с поправкой на инфляцию, это больше, чем пожертвования Эндрю Карнеги и Джона Рокфеллера.

Одним махом Баффет придал своей жизни смысл. Поскольку он агностик, им не двигала вера в посмертную награду. Тогда что же его жизнь говорит нам о природе счастья?

Быть может, как это следует из канемановского исследования, Баффет радовался жизни меньше, чем мог бы радоваться, если бы в 1960-х годах оставил работу, жил на то, что успел скопить, и чаще играл в бридж. Но тогда он совершенно точно не испытал бы того удовлетворения, которое вправе чувствовать сейчас при мысли, что с помощью фонда Гейтса его труд и талант инвестора помогает бороться с болезнями, уносящими здоровье и жизни миллионов неимущих во всем мире. Баффет — живой пример того, что счастье не сводится к хорошему настроению.

Project Syndicate, 12 июля 2006 года