Возможна ли открытая дипломатия?

В ПРИНСТОНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ имя Вудро Вильсона, ставшего сначала президентом этого университета и лишь потом — президентом всей Америки, встречается на каждом шагу. Его гигантское изображение смотрит на обедающих в столовой Вильсоновского колледжа, в котором я преподаю, а в Проспект-Хаусе, где сейчас преподавательская столовая, он жил с семьей, когда руководил университетом.

Поэтому, когда разразился скандал из-за публикации на WikiLeaks четверти миллиона дипломатических сообщений, я сразу вспомнил послание Вильсона конгрессу в 1918 году, когда он предложил положить свои «Четырнадцать пунктов» в основу справедливого завершения Первой мировой войны. Начинались они требованием подписать «открытые мирные договоры, после которых не будет заключено каких-либо тайных международных соглашений, а дипломатия всегда будет действовать открыто и на виду у всех».

Воспринимать ли этот идеал всерьез? И не является ли основатель WikiLeaks Джулиан Ассанж истинным последователем Вудро Вильсона?

Вильсону так и не удалось добиться, чтобы Версальский договор полностью отобразил его «Четырнадцать пунктов», хотя некоторые из них туда все-таки вошли, в том числе создание ассоциации государств — как выяснилось позже, прообраза ООН. Но убедить сенат США ратифицировать договор, в том числе и в части создания Лиги Наций, Вильсон не сумел.

Недавно профессор истории Пол Шретер писал в New York Times, что у открытой дипломатии есть несовместимые с жизнью недостатки, и в качестве примера вспоминал, что подготовка Версальского мирного договора потребовала тайных переговоров. Впрочем, учитывая, что на этот договор приходится значительная доля ответственности за возрождение немецкого национализма, что привело к возвышению Гитлера и Второй мировой войне, его по праву следует назвать самым разрушительным мирным договором в истории человечества.

Кроме того, трудно представить себе, что, если бы предложения Вильсона действительно легли в основу мирного урегулирования и стали стандартом для всех дальнейших международных переговоров, европейская история XX века сложилась бы хуже, чем это произошло на самом деле. Так что Версальский договор — довольно неудачный аргумент в пользу тайных международных переговоров.

Открытое, в пределах разумного, правительство — наш общий идеал. В январе 2009 года его декларировал, вступая в должность, президент США Барак Обама. «Отныне, — заявил он министрам и всему персоналу своего кабинета, — каждое агентство и департамент должны знать, что сегодня администрация стоит не на стороне тех, кто пытается утаить информацию, а на стороне тех, кто стремится ее обнародовать». После чего уточнил, что исключения из этой политики возможны только в интересах защиты частной жизни и национальной безопасности.

Интересно, что даже министр обороны Роберт Гейтс признал, что, хотя недавние утечки ставят США в неудобное и даже неприятное положение, в американской международной политике они особых разрушений не вызвали.

Некоторые из слитых сообщений представляют собой просто личные оценки и почти полностью сводятся к сплетням и слухам о тех или иных национальных лидерах. С другой стороны, именно благодаря утечке мы, например, узнали, что британское правительство, приступая к своему так называемому открытому расследованию причин войны в Ираке, одновременно обещало правительству США «принять необходимые меры для защиты американских интересов», что смахивает на попытку обмануть и общественность, и собственный парламент.

Точно так же из опубликованной переписки стало известно, что президент Йемена Али Абдалла Салех лгал своему народу и парламенту об авиаударах США по «Аль-Каиде», утверждая, что они наносились йеменскими военными.

Больше известно теперь и об уровне коррумпированности некоторых режимов, которые пользуются поддержкой США, например в Афганистане и Пакистане, а также в странах, с которыми у США дружеские отношения, прежде всего в России. Мы узнали, что королевская семья Саудовской Аравии побуждала США начать военные действия против Ирана, чтобы помешать ему создать базу для производства ядерного оружия. Кстати, теперь нам известно и то, что делает честь американскому правительству: оно отвергло это предложение.

Принято считать, что знать все-таки лучше, чем не знать, поэтому знать больше о том, каким видят США свое присутствие в мире и как они его осуществляют, — это скорее хорошо. Граждане демократической страны принимают относительно своего правительства решения, которые, если они не знают, чем оно занимается, вряд ли будут обоснованными. Да и в недемократических странах деятельность правительства вызывает у населения законный интерес.

Правда, не в каждом случае открытость лучше, чем секретность. Предположим, американские дипломаты обнаружили, что демократические силы страны, живущей под властью жестокой военной диктатуры, ведут с младшим офицерским составом переговоры о перевороте, чтобы восстановить демократию и власть закона. Хочется верить, что сообщения, в которых дипломаты информируют свое руководство о готовящемся заговоре, WikiLeaks бы не опубликовал.

В этом смысле открытость подобна пацифизму: невозможно настаивать на полном разоружении, пока оружие готов применить кто-то другой. Поэтому вильсоновский мир открытой дипломатии — это благородный идеал, неосуществимый в реальности, в которой мы живем сегодня. Однако можно попытаться к нему приблизиться. Если бы правительства не так часто обманывали своих граждан, секретов понадобилось бы гораздо меньше, а если бы лидеры знали, что скрывать свои действия от общества — стратегия ненадежная, это было бы для них мощным стимулом вести себя лучше.

Очень жаль, что результатом недавних откровений, скорее всего, станут новые ограничения с целью не допустить очередных утечек. Но давайте надеяться, что в нашу новую эпоху — эпоху WikiLeaks — эта задача окажется неразрешимой.

Project Syndicate, 13 декабря 2010 года