3. Сознание и проблема “сознание-тело”

Я постоянно говорил о том, что проблема сознания и тела имеет достаточно простое решение, по крайней мере, в общих чертах, и что препятствием к полному пониманию отношения сознания и тела служат наши философские предрассудки, связанные с предположением, будто ментальное и физическое суть две отдельные области, а также наша неосведомленность в отношении работы мозга. Если бы у нас имелась адекватная наука о мозге, такой подход к мозгу, который дал бы нам каузальные объяснения сознания во всех его формах и разновидностях, и если бы мы преодолели наши концептуальные ошибки, то не осталось бы никакой проблемы сознания и тела. Тем не менее возможность какого-либо решения проблемы сознания и тела была в течении ряда лет самым серьезным образом поставлена под сомнение в работах Томаса Нейгела (1974,1986). Свою позицию он аргументирует следующим образом: в настоящее время мы не обладаем концептуальным аппаратом даже для того, чтобы представить себе решение проблемы сознания и тела. И это происходит из-за следующей причины: каузальным объяснениям в естествознании присуще нечто вроде каузальной необходимости. Мы понимаем, к примеру, каким образом поведение молекул Н2О причинно обусловливает пребывание воды в жидкой форме, поскольку находим, что жидкий характер есть необходимое следствие поведения молекуля. Молекулярная теория не просто показывает, что системы молекул Н2О будут в жидком состоянии при определенных условиях; скорее она показывает, почему конкретная система должна быть в жидкой форме. Учитывая, что мы понимаем физику всего этого, немыслимо, чтобы эти молекулы вели себя подобным образом, а вода при этом не была бы в жидком состоянии. Короче говоря, Нейгел доказывает, что объяснения в науке предполагают необходимость, а необходимость предполагает немыслимость противоположного.

Итак, говорит далее Нейгел, мы не можем добиться такого типа необходимости во взаимоотношении материи и сознания. Никакое возможное сообщение о поведении нейронов не могло бы объяснить, почему, если дано такое-то поведение, мы должны, к примеру, испытывать состояние боли. И никакая причина не смогла бы объяснить, почему боль оказалась необходимым следствием определенной стимуляции нейронов. Доказательством того, что это сообщение не поясняет нам каузальную необходимость, служит то, что мы всегда можем представить себе противоположное. Мы можем представить положение дел, в котором нейрофизиология ведет себя так, как вы пожелаете, однако, все равно эта система не испытывает боли. Если адекватное научное объяснение предполагает необходимость, а необходимость предполагает немыслимость противоположного, тогда наоборот, мыслимость противоположного предполагает, что нам не присуща необходимость, а это, в свою очередь, предполагает, что у нас нет объяснения. Полное отчаяния заключение Нейгела состоит в том, что нам потребовался бы капитальный ремонт нашего концептуального аппарата, если бы когда-либо мы оказались способны разрешить проблему сознания и тела.

Меня эта аргументация не убеждает. Во-первых, следовало бы отметить, что отнюдь не всем объяснениям в науке присущ тот вид необходимости, который мы обнаружили в отношении между молекулярным движением и жидким состоянием. Например, закон обратной пропорциональности квадрату (расстояния) есть описание гравитации, но он не показывает, почему тела должны обладать гравитационным притяжением. Во-вторых, кажущаяся “необходимость” любого научного объяснения может быть всего лишь функцией того факта, что мы находим объяснение столь убедительным, что уже не можем, к примеру, одновременно представить движущиеся определенным образом молекулы и Н2О, не являющееся жидкостью. Человек античности или средневековья мог бы и не считать, что объяснение связано с “необходимостью”. “Тайна” сознания находится сегодня приблизительно в том же состоянии, что и тайна жизни до развития молекулярной биологии или тайна электромагнетизма до появления уравнений Клерка-Максвелла. Оно кажется таинственным, поскольку мы не знаем, как работает система нейрофизиология/сознание, а адекватное знание этого могло бы устранить саму тайну. Далее, утверждение, будто мы всегда были бы способны представить возможность того, что определенные состояния мозга могли бы и не обусловить соответствующие состояния сознания, могло бы просто зависеть от нашего незнания работы мозга. В случае же полного понимания работы мозга, мне представляется наиболее вероятным, что мы бы посчитали очевидным, что если мозг был в состоянии определенного рода, он должен был быть сознательным. Обратите внимание, что мы уже признаем эту форму каузальной необходимости состояний сознания в отношении больших молярных феноменов. К примеру, если я вижу кричащего человека, попавшего под штамповальный пресс, то знаю, что этому человеку ужасно больно. Мне в известной мере невозможно представить, чтобы нормальное человеческое существо оказалось в подобной ситуации и не чувствовало бы ужасной боли. Физические причины делают необходимой саму боль.

Тем не менее ради аргументации давайте допустим правильность положения Нейгела. Фактически это ничего не изменит в том, как функционирует наш мир. То ограничение, на которое указывает Нейгел, есть только ограничение наших познавательных способностей. Даже допуская, что он прав, его аргументация всего лишь показывает, что в случае наличия определенного отношения между материальными феноменами, мы способны субъективно отобразить обе стороны отношения; однако, в случае наличия отношений между материальными и ментальными феноменами, одна сторона отношения уже субъективна и потому мы не можем так отобразить ее отношение к материальному, как мы способны, к примеру отображать отношение между жидким характером и молекулярным движением. Короче говоря, аргументация Нейгела лишь показывает, что мы неспособны преодолеть субъективность нашего сознания, чтобы постигнуть его необходимое отношение к своему материальному базису. Мы формируем образ необходимости, основанный на нашей субъективности , но мы не можем таким же путем сформировать образ необходимости отношения между субъективностью и нейрофизиологическими феноменами, поскольку мы уже находимся в пределах субъективности, а отношение отображения потребовало бы, чтобы мы оказались вне его. (Если бы твердость была сознательной, ей бы показалось загадочным, что она обусловлена вибрационными движениями молекул в решетчатых структурах, тем не менее эти движения объясняют твердость).

Вы можете оценить данное возражение Нейгелу, если представите другие способы установления каузально необходимых отношений. Предположим, что Бог или некоторая машина могли бы без труда определять каузально необходимые отношения, тогда для Бога или машины не было бы разницы между формами необходимости типа материя/материя и формами необходимости типа материя/сознание. Далее, даже если мы допускаем, что неспособны так отображать обе стороны отношения сознания и мозга, как мы отображаем обе стороны отношения жидкого характера и молекулярного движения, мы, тем не менее, могли бы окольными путями добраться до каузальных отношений, вовлеченных в формирование сознания. Предположим, что у нас действительно имелось объяснение тех нейрофизиологических процессов в мозге, которые причинно обусловливают сознание. Отнюдь не невозможно, чтобы мы достигли подобного объяснения, ибо обычные тесты на наличие каузальных отношений могут осуществляться на отношениях мозг/сознание, равно как и на любых других естественных феноменах. Знание законоподобных каузальных отношений сообщит все, что требуется, о каузальной необходимости. В самом деле, нам уже доступны начала подобных законоподобных отношений. Как я уже отмечал в главе 3, стандартные учебники нейрофизиологии, как положено, объясняют, к примеру, сходства и различия зрительного восприятия вещей кошками и людьми. Нет сомнения, что определенные виды нейрофизиологических сходств и различий каузально достаточны для объяснения определенных видов сходств и различий в визуальном опыте. Далее, мы можем разбить и обязательно разобьем один большой вопрос: “Каким образом мозг причинно обусловливает сознание?” на множество меньших вопросов (например, “как кокаин вызывает определенные характерные ощущения?”). И подробные ответы, которые мы уже готовы давать (например, “кокаин затрудняет способность определенных синаптических рецепторов реабсорбировать норепенефрин”) допускают, чтобы каузальную необходимость сопровождали определенные выводы ( к примеру, “если вы увеличите дозу кокаина, то вы увеличите его действие”). 51 прихожу к заключению, что Нейгелу не удалось показать неразрешимость проблемы сознания и тела даже в рамках нашего современного концептуального аппарата и взгляда на мир.

Колин Макгинн (1991) продвигает аргументацию Нейгела на шаг дальше и доказывает, что нам в принципе невозможно когда-либо стать способными понять, каково решение проблемы сознания и тела. Его аргументация выходит за пределы аргументации Нейгела и предполагает такие допущения, которых Нейгел не делает, по крайней мере, в явной форме. Поскольку допущения Макгинна широко разделяются философской традицией дуализма, и поскольку в данной книге я, среди всего прочего, пытаюсь преодолеть эти допущения, то сформулирую их в явной форме и постараюсь показать их ложность. Макгинн утверждает:

1 Сознание есть разновидность “вещества”.[47]

2 Это вещество известно как “способность интроспекции”.

Сознание в такой же мере является “объектом” интроспективной способности, как и физический мир объектом перцептуальной способности (p. 14ff. и р. 61ff.).

Это следствие 1 и 2, хотя я не уверен, подписывается ли под ним Макгинн, что сознание как таковое, как познаваемое в интроспекции, не является пространственным; в противоположность физическому миру, который как таковой, как известный в восприятии, пространственен.

3. Для того, чтобы придти к пониманию отношений сознания и тела, нам следовало бы понять “связь” между сознанием и мозгом (в различных местах).

Макгинн не сомневается, что подобная “связь” существует, но он полагает, что нам в принципе невозможно ее понять. Используя кантовский термин, он говорит, что для нас данное отношение является “ноуменальным”. Нам невозможно понять эту связь, и отсюда невозможно понять отношения между сознанием и телом. Предположение Макгинна заключается в том, что связь обеспечивается скрытой структурой сознания, которая недоступна интроспекции.

Указанные три допущения суть картезианские допущения, а предполагаемое “решение” является картезианским по стилю (с тем дополнительным недостатком, что такая скрытая структура в принципе непознаваема. Ведь шишковидная железа была, по крайней мере, доступна!). Однако, как и в случае с шишковидной железой, данное решение отнюдь не является решением. Если вам требуется связь между сознанием и мозгом, то вам требуется связь между скрытой структурой сознания и мозгом. Само постулирование скрытой структуры, даже если бы оно было понятным, никуда нас не ведет.

Реальная проблема связана с данными тремя допущениями; в самом деле, я убежден, что они воплощают большинство ошибок традиционного дуализма за последние более чем триста лет. В частности,

1. Сознание не есть “вещество”, это черта (feature) или свойство (property) мозга в том смысле, в каком, к примеру, жидкий характер является чертой воды.

2. Сознание отнюдь не познается с помощью интроспекции аналогично тому, как объекты в мире познаются в восприятии. Я разовью это положение в следующем параграфе, хотя уже начал обсуждать его в данном параграфе, так что здесь я буду утверждать его в очень простой форме: модель “узрения внутрь”, то есть модель внутреннего наблюдения, требует различения между самим актом наблюдения и наблюдаемым объектом, но мы ведь не можем провести подобного различения для сознания.

Учение об интроспекции является хорошим примером того, что Витгенштейн называет околдовыванием нашего разума средствами языка.

Далее, как только вы избавитесь от идеи, будто сознание является веществом, то есть “объектом” интроспекции, нетрудно будет понять его пространственность, поскольку оно локализировано в мозге. В нашем сознательном опыте мы не осведомлены ни о пространственной локализации, ни об объеме своего сознательного опыта, но почему бы нам быть осведомленными в этом? Это крайне запутанный нейрофизиологический вопрос, отрешения которого мы далеки, точно указать, каково место сознательного опыта в нашем мозге. Из всего, что нам известно, следует, что оно могло бы быть распределено по большим участкам мозга.

3. “Связь” между сознанием и мозгом не существует, как и связь между жидким характером воды и молекулами Н,О. Если сознание есть свойство мозга высшего уровня, то не может быть никакого сомнения в наличии связи между данным свойством и системой, свойством которой оно является.