2.3. Социально-исторические предпосылки дальнейшей эволюции политической организации и древнего права

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.3. Социально-исторические предпосылки дальнейшей эволюции политической организации и древнего права

Локальные группы первобытных людей - охотников, собирателей, рыболовов - были сравнительно небольшими, обычно 20-30, иногда до 50 человек. Это была оптимальная численность группы, имевшей как бы закреплённую за ней зону обитания и, соответственно, пропитания. Система добычи пищи и ее потребления в группе всегда была жестко фиксирована, причём господствовал строгий принцип уравнительности, действовавший с учётом ролевых функций. Поэтому основной принцип первичных социальных норм - эгалитарность (уравнительность). «Эгалитарность же как господствующая и обязательная для всех норма - пишет Л.С. Васильев - проявлялась прежде всего следующим образом: каждый вносил в общий котел группы все то, что был в состоянии добыть, и каждый получал из этого котла то и столько, что и сколько было ему положено в соответствии с полом, возрастом и выполняемыми в группе ролевыми функциями (такая форма взаимоотношений - система джаджмани - практиковалась, тысячелетиями воспроизводясь и почти не изменяясь, в традиционной сельской общине Индии). Этот социально-экономический аспект взаимоотношений в группе, который современные антропологи... именуют принципом реципкорного, то есть обязательного взаимного обмена, сыграл решающую роль в процессе саморазвития раннего общества»[544].

Такого рода саморазвитие происходило, как свидетельствуют данные антропологии, следующим образом. Ни в одном человеческом сообществе не может быть двух одинаковых индивидов. Не являются в этом смысле и рассматриваемые эгалитарные локальные общины охотников-собирателей. Тут неравенство проявляется в том, что лучшие охотники всегда отличались своими результатами не только в индивидуальном, но и в коллективном промысле. Однако эгалитарный принцип потребления сводил это на нет: добытая каждым в отдельности и всеми вместе добыча потреблялась совместно, с учётом лишь ролевых особенностей, что было жёстким следствием суровых условий быта и без чего группа просто бы не выжила, а общество не могло бы нормально воспроизводиться. «В то же время - пишет Л.С. Васильев - генеральный закон реципкорного взаимообмена, связывающий общество и его локальные группы, настоятельно требовал, чтобы тот, кто вносил в группу наибольшее количество добычи, что-то за это получал от остальных членов группы. Но что? Что все они, менее способные и удачливые, могли дать лучшему (лучшим) из них? Только одно - уважение, почтение, благодарность. Это и стало ключевым импульсом в процессе саморазвития раннего общества, организованного в локальные группы охотников и собирателей. В группе, в обществе появилось то, что нельзя было оценить количеством пищи (а пища всегда была высшей ценностью древней эпохи бытия человека, таковой она и поныне осталась в мире животных), но что стало цениться наравне с пищей, а в социальном плане и выше пищи, - престиж как результат и даже как совокупность того уважения и тех благодарностей, которые заслужили лучшие за их весомый вклад в общее дело обеспечения группы»[545].

Поэтому одним из принципов организации раннего общества становится меритократизм, то есть власть удачливых, завоевавших престиж. При этом лидерство (престиж) должно было постоянно подтверждаться, доказываться. Подчинение лидеру (предоставление престижа) в некотором смысле напоминает перманентные выборы, подтверждающие доверие.

Лидер группы должен был многое знать и уметь, за всё отвечать. Но главной его функцией было распределение добычи. В отличие от вожака стада животных, которые в основном все лучшее берут себе, опираясь на извечное право силы, лидер локальной группы все лучшее отдает, приобретая тем самым престиж и авторитет, который с течением времени становится в глазах людей все более высокое социальной ценностью. Пожалуй, единственной привилегией, которой он при этом пользуется, является право на более чем одну женщину группы[546].

Итак, в эпоху мезолита (перехода от древнего каменного века - палеолита - к новому - неолиту) «только что» появившийся человек существовал локальными общинами охотников и собирателей, основанных на принципе уравнительности (эгалитарности). Органами управления локальных общин являлись вождь (лидер группы), собрание общинников (почти повсеместно - мужчин - воинов) и совет старейшин, к которым добавляются шаманы (жрецы). Первичные социальные нормы закрепляли структуру (распределение ролей) таких групп, обеспечивали их воспроизводство и конкуренцию с другими группами, а также адаптацию к природным условиям. Для них же было характерно резкое противопоставление «мы» - «они», то есть обеспечение конкурентоспособности в основном с другими представителями гоминид - палеантропами (неандертальцами). Именно в борьбе с ними наши предки - неоантропы (кроманьонцы) совершенствовали как технические, так и социальные нормы, обеспечивающие сплоченность, коллективизм[547].

Исчезновение неандертальцев ознаменовало переход от среднего (мезолит) к верхнему палеолиту (неолиту); началась эпоха бурного развития вида homo sapiens, выражающаяся прежде всего в развитии материальных орудий и навыков. Бинарная оппозиция «мы» - «они», характерная для психологии древнего человека (да и не только для него) после победы над неандертальцами должна была искать другого врага, и он был найден - по мнению А.П. Назаретяна, с которым можно согласиться, - во внешней природе (в фауне, прежде всего, и флоре)[548].

К 10-15 тысячелетию люди сумели овладеть чрезвычайно продуктивными орудиями и приёмами охоты, обеспечившими присваивающему хозяйству небывалый технологический потенциал. Это совпало по времени с тенденцией общего потепления климата на планете в результате чего сложились идеальные условия для роста населения и материальных потребностей общества.

Охотничий азарт, безудержное стремление к успеху в добыче за пределами материальной необходимости превратили людей верхнего палеолита в подлинный бич для животного мира. Так, при одной из раскопок в Якутии археологи наткнулись на такое количество мамонтовых костей, что сначала, по аналогии с легендой о слоновьих кладбищах (будто каждый слон, чуя приближение смерти, отправляется в определённое место), решили, что перед ними естественное кладбище мамонтов. Кладбище, однако, оказалось «рукотворным» - неподалеку обнаружили стоянку первобытного человека. На территориях Чехии и Франции известны места, где было убито от сотни до тысячи мамонтов, многие тысячи лошадей. Жилища из мамонтовых клыков строились с явным превышением конструктивной необходимости, с претензией на роскошь. Природа не могла бесконечно выдерживать давление столь оснащённого и безудержного агрессора. Стали исчезать поголовья и целые виды животных. Полностью вымерли пещерные медведи, мамонты, некоторые породы лошадей. Около 25 тыс. лет назад первые люди проникли в Америку и, распространяясь от Аляски до Огненной Земли по дороге истребили всех слонов и верблюдов. Экологический кризис не мог не повлечь за собой кризис политический: конкуренция между локальными общинами достигла предельного ожесточения, количество населения сократилось приблизительно в 8 раз, а в некоторых зонах люди временно совсем исчезли. Человечество опять оказалось на грани самоистребления[549].

Единственно возможный выход из создавшегося положения был найден в замене экстенсивного хозяйства интенсивными формами - «открытием» земледелия и скотоводства, а также модернизацией социальных отношений. Весь этот комплекс новых отношений считают результатом неолитической «революции».

Изменение хозяйственной деятельности сопровождалось грандиозными техническими открытиями, заложившими основы современной цивилизации. Это умение пользоваться огнём, изобретение лука и стрел, знакомство с колесом, изготовление керамики, строительство крупных сооружений, начала металлургии, прядения, ткачества и т.п. Отмеченные новшества протекали совместно с изменениями социальной организации, интеллекта и психологии человека. Ум земледельца или скотовода во многом отличается от ума первобытного собирателя или охотника, существенно превосходит его по информационному объёму. Способность связывать в причинный узел события, отстоящие друг от друга на значительный интервал времени, прогнозировать результаты собственных действий и планировать их на перспективу свидетельствует о переходе человека на значительно более высокую стадию развития.

В это время достаточно четко прослеживается специализация отдельных племён на сельскохозяйственные, скотоводческие и военные функции. Именно в неолите возникают первые формы межплеменного компромисса: вместо истребления противника оказалось выгоднее периодически изымать у более слабых «излишки» производства и, с другой стороны, пользоваться покровительством более сильных. Такой союз, безусловно, был неравноправным, но это был компромисс. Военные роды располагались на границах племенной общности, а производящие - в центре; захваченный в войне скот первые зачастую передавали вторым для дальнейшего использования.

Регулярное производство избыточного продукта и демографический взрыв привели к оседлому образу жизни (у сельскохозяйственных племён), что выразилось в появлении первых деревень - поселений со стационарными домами и хозяйственными постройками. Одновременно это стало предпосылкой социального неравенства.

На смену локальным группам охотников-собирателей приходит оседло-земледельческое хозяйство одной разросшейся семьи, семейно-клановой группы. Возглавлял такой клан («компаунд») отец-патриарх, который уже не избирался, а своим положением был обязан месту в иерархии группы. Его статус уже не зависел от настроений членов группы, он не обязан был демонстрировать качества умелого добытчика и щедрого дарителя. Главная функция патриарха - это приумножение богатства группы, организация хозяйства, распределение работы и планирование повседневной жизни, то есть административно - управленческие функции[550].

Несколько семей образовывали общину. Деревенская община была организована на основе самоуправления, однако каждая патриархальная семья обладала своей коллективной собственностью (за исключением земли), распоряжался которой патриарх. Организация самоуправления имела большое значение для общины, так как решали общие дела, в том числе распределение участков земли именно органы самоуправления. Поэтому к выборным должностям членов общинного совета и тем более старейшины стремились многие. Наивысшие шансы на успех имел тот глава семьи, который не просто отличался знаниями, опытом, но прежде всего имел достаточное количество поддерживающих его клиентов. Механизм конкурентной борьбы за «голоса избирателей» в антропологии известен как реципкорный дарообмен[551].

В дни семейных или иных праздников глава той или иной процветающей семейной группы на правах распорядителя имущества своего коллектива закалывает сразу весь скот (у папуасов это обычно 30-40 свиней) и приглашает всю деревню. Отказаться от приглашения невозможно, а жёсткий закон эквивалента требует от всех присутствующих на празднике гостей вернуть принятый да. Но, так как сделать это в материальной форме может не каждый, ибо не в каждом хозяйстве имеется столько свиней, разница возвращалась в форме определенных обязательств и зависимостей, что и обеспечивало главе богатого коллектива (патрону) поддержку зависящих от него клиентов на очередных «выборах».

Согласно непреложным древним законам реципкорного дарообмена, за свою важную, трудоемкую и общественно необходимую организационно - административную работу старейшина должен был получать от тех, для кого эта работа велась, некий эквивалент. Вначале эквивалент выражался, по-видимому, в форме спорадических подарков за услуги по перераспределению участков и угодий, разрешению споров и т.п. Возможно, члены общины в случае надобности принимали безвозмездное участие в строительстве нового дома для старейшины, культовых сооружений. С течением времени все спорадические подарки, подношения, различные виды бесплатной для общинного старейшины помощи становились общепринятой нормой и обретали вид регулирующихся обычаем обязательств. Так происходила институционализация новой социальной организации первобытного общества, которая закреплялась нормами древнего права[552].

Древнее общество многие исследователи именуют традиционным, и противопоставляют его современному обществу. При этом, как не странно, до сегодняшнего дня отсутствует разработанная теория традиции, несмотря на то, что потребность в ней ощущается все в большей степени[553].

Традиция, по мнению известного социолога П. Штомпки - это непрерывное существование прошлого в настоящем, которое может принимать две формы: материальную и идеальную, или объективную и субъективную. Другими словами, традиция - это совокупность тех объектов и идей, истоки которых коренятся в прошлом, но которые можно обнаружить в настоящем[554].

Традиция нормативна, одна из ее главных функций - регулятивная. Будучи интегративной формой регуляции, традиция включает в себя ритуал, обычай, этикет, миф (последний - как одна из идеальных форм традиции). Все эти формы регуляции считаются унаследованными от предков и уже поэтому имеют императивный характер для любого члена группы. По мнению известных антропологов Р.М. Берндт и К.Х. Берндт общепринятые стандарты поведения у аборигенов считаются наследием прошлого. По их представлениям, великие мифические предки создали тот образ жизни, который ведут теперь люди. И так как сами мифические предки считаются вечными и бессмертными, таким же неизменным, раз и навсегда установленным должен быть и существующий уклад жизни[555]. Таким образом, ссылка на закон предков («так делали раньше», «так установили предки») - основной и универсальный способ мотивации действий в данной системе поведения. Вопрос «почему так, а не иначе?» попросту не имел значения, ибо весь смысл традиции как раз в том и состоял, чтобы делать так, как это было сделано «в первый раз», во «время первых поступков».

Важным условием существования любого общества является наличие социальной (коллективной) памяти. При отсутствии письменности единственным способом контроля над её сохранностью является ритуал. В широком смысле ритуал (ритуализация форм поведения) - это стереотипичность, регламентированность поведения в виде обрядов, последовательности совершения каких-либо действий. В узком смысле ритуал используется и полностью реализует свое назначение лишь в экстремальных ситуациях. Репертуар ритуалов всегда строго ограничен и соотносится с кризисными моментами в жизни коллектива, вызванными либо преобразованиями в социальной структуре (рождение, инициация, свадьба, смерть), либо изменениями в окружающем мире (поворотные точки календарного цикла, эпидемии, эпизоотии, стихийные бедствия). Ритуал, другими словами, можно определить как единственно возможный способ поведения человека и коллектива в тех ситуациях, которые расцениваются данным коллективом как кризис и поэтому требующие специальных (обязательных для всех членов) программы поведения[556].

Нижний уровень ритуализации поведения представлен обычаями, ежедневным «распорядком дня». Это - обычаи «календарного» плана, приуроченные к определенным временным точкам малых циклов (месяца, недели, времени суток), чередования труда и отдыха, совместные молитвы и трапезы и т.д.

Способ совершения определенных (в основном бытовых) действий именуется этикетом[557].

Важнейшие социальные нормы древнего общества поддерживались, оценивались и объяснялись с помощью мифов. Миф зачастую рассматривают как вымысел, фантазию, сказку. Однако эта интерпретация мифа характерна для нашей индустриальной культуры, менталитет которой основан на рациональности. Для примитивного общества миф обозначал подлинное, реальное событие, событие сакральное, значительное, служащее примером для подражания.

В отличие от сказаний, мифы воспроизводятся только во время священнодействий (обычно осенью и зимой, и только ночью) и представляют собой идеальную форму ритуалов (ритуал в таком случае - их внешняя реализация). Ритуальное воспроизведение мифа - это актуализация исторического события, например, создания мира, человека и т.п. Вспоминая и воспроизводя мифы, архаический человек был уверен в том, что он тем самым повторяет свершения богов и героев. Знать мифы - значит приблизиться к тайне происхождения всех вещей. И только так возможно научиться управлять ими (например, весьма распространена идея, что лекарство исцеляет только тогда, когда известно его происхождение).

Практически все известные мифы, по справедливому замечанию крупнейшего их исследователя М. Элиаде, легитимируют традицию. «Подразумеваемая идея этого верования состоит в том, что только первое явление какой-либо вещи значимо, все последующие её появления не имеют такого значения. Поэтому ребенка учат не тому, что сделал отец или дед, а тому, что было сделано предками в далекие времена. Конечно, отец и дед только подражали предкам... Можно, следовательно, думать, что подражая отцу, мы достигнем тех же результатов»[558].

На формирование древнего права огромное влияние сыграла необходимость разрешения неизбежно возникающих конфликтов внутри племенной организации (внутри поселения, объединяющего несколько больших семей- кланов) и даже между племенами. По мнению Э. Аннерса, именно это - магистральный путь развития права[559]. При этом он справедливо замечает, что каждый отдельный индивид рода ещё не был субъектом права, а был всего лишь членом своего рода. Поэтому конфликты внутри племени представляли собой конфликты между родовыми группами, а не между отдельными индивидами. «В судебных процессах в качестве юридических сторон выступали роды, а не отдельные индивиды»[560]. Судебной инстанцией долгое время (до формирования предгосударства и раннего государства) выступал не вождь, а народное собрание - представительный орган племенного общества, который мог принимать решение о военных походах, о переходах на другие земли и т.п. Именно народное собрание, состоявшее из мужчин, способных носить оружие, являлся посредником в переговорах между конфликтующими сторонами и этими переговорами способствовало урегулированию споров. «Именно из таких переговоров о примирении, - пишет Э. Аннерс - имевших место в родовом обществе, впоследствии и возникло примирительное право, которое, по нашему мнению, первоначально не представляло собой ни гражданского, ни уголовного права, а просто-напросто было договором о примирении, или, другими словами, договором о заключении мира между враждующими родовыми группами. Со временем этот договор в силу повторения ситуаций однородного характера постепенно перерос в правила, правовые нормы...»[561].

Способом «доказывания» в споре долгое время были различного рода испытания (например, прикладыванием к телу раскаленного железа, кипятка; отсутствие следов на теле «доказывало», что на стороне такого испытуемого божественная сила, а, следовательно, его утверждения о фактах верны) и поединки (исход которых воспринимался так же как божественное указание на говорившего правду и считавшегося приговором). Существовал и значительно более совершенный метод, в соответствии с которым одной из сторон представлялась возможность клятвенно подтвердить правдивость своих доводов. Такая клятва бралась со стороны ответчика (но при отсутствии явно свидетельствующих против него фактов), после чего производилась оценка силы доказательств за счет использования наряду с клятвой ответчика клятвы, даваемой другими лицами.

Санкцией выступала обязанность в той или иной форме возместить причиненный ущерб, а также изгнание из общины, в результате чего индивид лишался защиты рода и мог быть безнаказанно убит любым, кто только этого желал.

Главными признаками древнего права являлись эквивалентность и формальное равенство субъектов (родов). Проявлялось это, например, в талионе - принципе возмещения причинённого ущерба (око за око, зуб за зуб). Эквивалентность и формальное равенство характерны не только для примирительного права древних народов, о чём речь шла выше, но и для древнего договорного права. О том, что архаичным народам был известен договор, свидетельствуют многочисленные антропологические исследования[562].

Основы теории первобытного обмена заложил крупнейший антрополог XX века М. Мосс. В ставшем классическим «Очерке о даре» он показал субстанциональную, имманентно присущую человеческому обществу природу возмездности дара, делающей его лишь «теоретически добровольным, в действительности же обязательно вручаемым и возмещаемым»[563]. Несомненный интерес для историков представляет его попытка проследить трансформацию и оформление этого принципа в римском, классическом индийском и германском праве.

Содержание и форму древних договоров исследует Д. Фрэзер[564]. Все древние договоры сопровождаются жертвоприношением, причём животных традиционно разрезали пополам и переходили между обеими половинами (интересно, что сам термин «заключать договор» в большинстве индоевропейских языках произволен от глагола «резать»). В чем смысл этого обряда? Он символизирует возмездие, то есть призыв божественной кары на голову клятвоотступника и очищение договаривающихся сторон от пагубных влияний, против возможной угрозы, опасности. И в том, и в другом случае это свидетельствует об эквивалентности и формального равенства сторон договора.

Таким образом, в древнем обществе, основанном на кровно - родственных связях возникают социальные нормы, обеспечивающие его целостность, конкурентоспособность и адаптивность семейных кланов и тотемных общностей. С позиций сегодняшнего дня многие из них представляются совершенно бессмысленными, может быть, даже вредными[565]. Однако даже они (несмотря на фактическое содержание) сплачивали общину и тем самым выполняли «генеральную» функцию права.