58

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

58

Создать театральную постановку оказалось необыкновенно трудно. Главное, из-за того, что найденное в глубинах архивов Гардрара слишком мало подходило. Не сочли годным и начать с показа «Девы рая»: проблема существования примитивов пока не превалировала над остротой необходимости восстановления семьи.

Неизбежно было написать пьесу, и этим вплотную занялась Лейли. Неустанно расспрашивала Конбра, который, к сожалению, не мог уделять этому достаточно времени из-за напряженной работы в Комитете координации, который он возглавил. Неожиданную помощь она получила от Александра, тоже немало знал о произошедших на Гардраре событиях и притом, как оказалось, обладавшим литературными способностями.

Затем бесценной оказалась тоже неожиданная просьба Сиглл.

— Многоуважаемая Лейрлинд, ты так замечательно пела, когда мы хоронили родителей Цангл: у меня до сих пор оно звучит в голове. О, если бы я смогла тоже хоть как-нибудь!

— Хочешь научиться петь?

— Еще бы: очень! Почему мы совсем не поём, как вы: земляне? Или хотя бы как примитивы?

— Они поют?

— Да: я слышала, как пела Валж, укачивая маленькую Цангл. Конечно, не как ты. Просто, повторяя нараспев «А-а-аа» или какие-нибудь слова, которые, наверно, приходят ей в голову. Но, все-таки, поёт. Не думаю, что только она.

Лейли обрадовалась, хоть представила, что научить пению никогда не певшую Сиглл будет очень и очень нелегко. Но с чего-то ведь надо начать возвращение музыки и пения на Гардрар. А пока хотя бы чтобы Сиглл, которая должна будет играть в спектакле саму себя, смогла в нем петь.

В том, что Валж в не пример Сиглл могла, не учась, петь, она убедилась вскоре. Но потрясло, что это оказалось не «А-а-аа», а точным повторением прощальной мелодии, что пела сама. Без высот вокала, поставленного Лейли педагогами, но без единой фальшивой ноты.

— Ты поёшь?

— Пою: а как же? Мы все поём. Это не такие, как мы, только не поют: не умеют. Они считают себя умными, а сами много чего не умеют. Рожать детей не умеют, грудью кормить их. Еще любить не умеют. А мы умеем.

— А как ты запомнила то, что я пела?

— Не знаю. Только ты очень хорошо пела, мама Марыка: я так не могу.

— Я тебя поучу. У тебя очень хороший музыкальный слух: ты пела так правильно. Скажи мне, а Цангл тоже пела?

— Наверно! Мы же все поем: я ведь говорила тебе.

Поразительно: они, эти гардрарские «неполноценные», примитивы, сохранили то, что утратили как ненужное больше интеллектуалы, мудрые. Конбр об этом и говорил, считая, что и они должны внести свой вклад в создание потомства людхов.

Исполнительница роли Цангл обязательно должна будет петь: музыка глубоко действует на забывших о ней гардрарцев. И может быть, именно Валж станет ею: грим сделает её красивой.

Работу над созданием пьесы прервало важное для всех событие: суд над Децемвиратом. Обвиняемым в тяжелейших преступлениях: проводившемся тотальном уничтожении всех абсолютно «недолюдхов», знавших страшную правду о своей судьбе; скрытом изготовлении мясных изделий из ликвидированных роботами, делавшее всех людхов, помимо их ведома, каннибалами.

Как и на следствии, большая часть децемвиров валила вину друг на друга. И больше всего на Гроя: единственного, кто продолжал держаться непримиримо. Всё делалось так, как диктовала необходимость дальнейшего продвижения научного и технологического прогресса Гардрара. А для него требовались лишь те, кто превосходил роботов, а не уступавшие им: потому превращавшиеся в ненужных паразитов. И те, которых роботы пока еще не могли заменить.

Да, в процессе непрерывного отбора более способных лишние недолюдхи поэтому ликвидировались. Но так, что не знали наперед об этом: поэтому продолжали спокойно жить и учиться. А мясо ликвированных было просто мясом, как любое другое — и ничем больше. Это всего навсего лишь белок, годный к употреблению в пищу — незачем было превращать его в почву. Всё это не более, чем осознанная необходимость, к пониманию которой людхи наконец пришли в процессе своего социального развития, освобождаясь шаг за шагом от отживших представлений и понятий.

Да, он один в течение очень долгого времени принимал на себя всю ответственность за действия, направленные на продолжение сохранения существующего сверхсовершенного социального строя, на который покусились те, кого сумели совратить атавистические взгляды низшей цивилизации землян. И в случаях необходимости шел вопреки других децемвиров. Первые Мудрецы, Рорв и Погр, были устранены опять же в силу необходимости. Последний, как оказалось, тайно готовил предательство, приведшее к насильственному перевороту, совершенному атавистами: из-за него и произошел трагический крах всего, что достигнуто гением Гардрара.

— Я знаю, что пощады нам не будет, — закончил он свое выступление. — Лично для себя я и не прошу её. Но казнить меня вам, все равно, не удастся: когда мне умереть, я решу сам.

Сотни тысяч голосов мудрых за признание децемвиров невиновными, так как лишь продолжали следовать веками сложившейся социальной системе, утонули в сотнях миллионов требовавших возмездия за безжалостно ликвидированных учащихся. Из них всего незначительная доля за бойкот, вплоть до пожизненного, против проголосовавших за физическое их уничтожение. Опять же подавляющее большинство, составленное гимназистами, против легкой смерти с помощью наркотического газа: за очень древний жестокий вид казни — побиение камнями.

— Ты допустишь это? — спросила Конбра Лейли. — Зачем нужна лишняя жестокость? Неужели не достаточна безболезненная казнь, раз нельзя без неё обойтись совсем?

— К сожалению, она необходима. Один раз я не дал ликвидировать их, и сколько жертв потом это стоило. Они заслужили свою смерть.

— Но таким зверским способом?

— Согласен с тобой, многоуважаемая Лейрлинд, но придется на это пойти. Гимназисты не в состоянии простить, что с ними безжалостно творили: не успокоятся, если так же безжалостно не отплатят им. Понимаешь, они не могут простить. Ведь недаром и твой сын за этот, безусловно зверский, способ их казни: не может забыть, как у него на глазах таких же ребят убивали во множестве роботы-ликвидаторы.

Да, её сын, когда-то такой ласковый, шаловливый ребенок, был неузнаваем, когда казнили децемвиров. Он, суровый ныне командир своей гвардии мальчишек и девчонок, беспрекословно подчинявшихся ему, сам не участвовал в казни, но стоял среди них, готовящихся к ней. Смотрел, не отрываясь, и глаза его точно так же, как и тех, кому досталось произвести казнь, горели ненавистью, а губы что-то шептали. Она не сразу поняла, что почему-то не на земном языке, а по-гардрарски.

Децемвиров поставили в отрытой яме — восьмерых. Гроя обнаружили мертвым, когда пришли за ним: его положили впереди. И рядом завернутый в пленку полуразложившийся труп Варлха, обнаруженного по запаху между роботов в подземном хранилище.

Первый ряд мстителей взял в руки камни, чтобы метнуть их. И они полетели, сопровождаемые криками:

— За ребят наших! — с перечислением имен тех, именем которых казнили их убийц. Потом обрушил град камней следующий ряд, и так продолжалось, пока уже лежавшие трупы децемвиров не оказались погребены под огромной грудой камней.

А сын её продолжал смотреть. И продолжал что-то беззвучно шептать перекошенными губами.