[5) Отрицание абсолютной ренты у Рикардо как следствие его ошибок в теории стоимости]

[5) Отрицание абсолютной ренты у Рикардо как следствие его ошибок в теории стоимости]

[504] Что рента, а следовательно и стоимость земли, может увеличиваться, хотя норма ренты остается той же самой или даже уменьшается, что увеличивается, стало быть, и производительность земледелия, — об этом Рикардо иногда забывает, однако он это знает. Во всяком случае это знает Андерсон и знали уже Петти и Давенант. Вопрос не в этом.

Рикардо оставляет в стороне вопрос об абсолютной ренте, которую он во имя теории отрицает, так как исходит из ошибочной предпосылки, будто, если стоимость товаров определяется рабочим временем, средние цены, товаров должны быть равны их стоимостям (поэтому он делает также и тот противоречащий практике вывод, что конкуренция более плодородных сортов почвы должна вытеснять из обработки менее плодородные земли даже в том случае, когда последние приносили раньше ренту). Если бы стоимости товаров и их средние цены были тождественны, то абсолютная земельная рента, — т. е. рента с наихудшей из обрабатываемых земель или же с той земли, которая обрабатывалась первоначально, — была бы в обоих этих случаях невозможна. Что такое средняя цена товара? Затраченный на его производство совокупный капитал (постоянный капитал плюс переменный) плюс то рабочее время, которое содержится в средней прибыли, составляющей, скажем, 10 %. Следовательно, если бы капитал, функционирующий в каком-нибудь элементе, производил — только потому, что это особый элемент природы, например земля, — более высокую стоимость, чем средняя цена, то стоимость этого товара превышала бы его стоимость, и эта избыточная стоимость противоречила бы понятию стоимости, согласно которому стоимость равняется определенному количеству рабочего времени. Получилось бы, что элемент природы, — нечто специфически отличное от общественного рабочего времени, — создавал бы стоимость. Но этого быть но может. Следовательно, капитал, вложенный в землю просто как землю, не может давать никакой ренты. Наихудшая почва есть просто почва^{32}. Если лучшая почва приносит ренту, то это доказывает только то, что в земледелии разность между общественно необходимым трудом и трудом индивидуально необходимым фиксируется, так как она имеет здесь данный природой базис, в то время как в промышленности она постоянно исчезает.

Получается, что абсолютная земельная рента не имеет права на существование и что существовать может только дифференциальная земельная рента. Ибо допустить существование абсолютной ренты значило бы допустить, что одно и то же количество труда (овеществленного труда, вложенного в постоянный капитал, и труда, купленного на заработную плату) создаст различные стоимости в зависимости от того, в какой элемент этот труд вкладывается, или от того, какой материал он обрабатывает. Но допустить, что это различие стоимости имеет место, хотя в каждой из сфер производства в продукте материализуется одно и то же рабочее время, — значит допустить, что не рабочее время определяет стоимость, а нечто специфически отличное от него. Это различие величин стоимости, уничтожило бы понятие стоимости, опрокинуло бы положение о том, что ее субстанцию составляет общественное рабочее время, что, стало быть, различие в стоимости может быть только количественным и что это количественное различие может быть равно лишь различию в количестве затраченного общественного рабочего времени.

Таким образом, с этой точки зрения, для того чтобы сохранить категорию стоимости — не только определение величины стоимости различной величиной рабочего времени, но и определение субстанции стоимости общественным трудом, — требуется отрицание абсолютной земельной ренты. А отрицание абсолютной земельной ренты может быть выражено двояким образом.

Во-первых. Не может-де приносить ренту наихудшая почва. В отношении лучших сортов почвы рента объясняется тем, что рыночная цена одинакова как для продуктов, производимых на более плодородных почвах, так и для продуктов, производимых на менее плодородных почвах. А наихудшая почва есть просто почва. Она в пределах своего разряда не является дифференцированной. Она отличается от промышленного приложения капитала лишь как особая сфера приложения капитала. Если бы она приносила ренту, то последняя проистекала бы из того, что одно и то же количество труда, прилагаемое в различных сферах производства, выражалось бы в различных стоимостях, так что не количество труда само по себе определяло бы стоимость, и продукты, в которых содержатся одинаковые количества труда, не были бы равны друг другу [по стоимости].

[505] Или же [во-вторых] не может-де приносить земельную ренту та земля, которая обрабатывалась первоначально. Ибо что такое первоначально обрабатывавшаяся земля? «Первоначально» обрабатывавшаяся почва не является ни лучшей, ни худшей почвой. Это — просто почва, недифференцированная почва. Первоначально вложение капитала в земледелие может отличаться от вложения его в промышленность только в отношении тех сфер, в которые вложены эти капиталы. Но так как равные количества труда выражаются в равных стоимостях, то не существует абсолютно никакого основания для того, чтобы вложенный в землю капитал давал, кроме прибыли, еще и ренту, если только то же количество труда, вложенное в эту сферу, не производит большую стоимость, так что избыток этой стоимости над стоимостью, производимой в промышленности, составляет добавочную прибыль, равную ренте. Но это значило бы утверждать, что земля, как таковая, создает стоимость, т. е. значило бы уничтожить само понятие стоимости.

Следовательно, первоначально обрабатывавшаяся земля не может давать первоначально никакой ренты; иначе вся теория стоимости оказалась бы опрокинутой. С этим, далее, легко сочетается (хотя отнюдь не обязательно, как это видно у Андерсона) представление о том, что люди первоначально выбирают себе для возделывания, естественно, не наихудшую, а наилучшую землю, — что, следовательно, земля, первоначально не приносившая ренты, впоследствии начинает приносить ее, так как люди вынуждены переходить ко все худшим сортам почвы, и что таким образом при этом нисхождении в преисподнюю, при переходе ко все худшим почвам, с развитием цивилизации и с ростом населения, рента должна возникать на первоначально обрабатывавшейся самой плодородной почве и затем, ступень за ступенью, на следующих по качеству почвах, тогда как наихудшая почва, которая всегда представляет просто почву — особую сферу приложения капитала, — никогда никакой ренты не приносит. Все эти положения логически более или менее связаны друг с другом.

Если, наоборот, известно, что средние цены и стоимости не тождественны, что средняя цена товара может быть равна его стоимости, но может быть также больше или меньше ее, то вопрос отпадает, отпадает сама проблема, а вместе с тем отпадают и те гипотезы, которые выдвигаются для ее разрешения. Остается лишь следующий вопрос: почему в земледелии стоимость товара (или, во всяком случае, его цена) превышает — не его стоимость, а — его среднюю цену? Но этот вопрос уже совершенно не затрагивает основу теории, определение стоимости как таковое.

Рикардо, конечно, знает, что «относительные стоимости» товаров модифицируются в зависимости от различного соотношения между входящими в их производство основным капиталом и капиталом, затрачиваемым на заработную плату. {Эти два капитала, однако, не составляют противоположности; противоположны друг другу основной капитал и оборотный капитал; а последний охватывает не только заработную плату, но и сырье и вспомогательные материалы. Например, в горной промышленности и рыболовстве могло бы существовать такое же соотношение между капиталом, затрачиваемым на заработную плату, и основным капиталом, какое существует в портняжном деле между тем капиталом, который затрачивается на заработную плату, и тем, который затрачивается на сырой материал.} Но Рикардо вместе с тем знает, что эти относительные стоимости выравниваются конкуренцией. Более того: указанные модификации он вводит только для того, чтобы при этих различных вложениях капитала получалась одна и та же средняя прибыль. Это значит: те относительные стоимости, о которых он говорит, представляют собой не что иное, как средние цены. У него даже не возникает мысли о том, что стоимость и средняя цена различны. Он берет как исходный пункт только их тождество. Но так как при различном соотношении органических составных частей капитала такое тождество не существует, то он предполагает его как необъясненный, вызванный конкуренцией факт. Поэтому у него и не возникает вопроса: почему стоимости земледельческих продуктов не выравниваются в средние [506] цены? Напротив, он предполагает, что они выравниваются, и с этой именно точки зрения ставит проблему.

Абсолютно нельзя понять, почему молодцы вроде Вильгельма Фукидида^{33} ратуют за теорию земельной ренты Рикардо. С их точки зрения «полуистины» Рикардо, как снисходительно выражается Фукидид, утрачивают всю свою ценность.

Для Рикардо проблема существует только потому, что стоимость определена рабочим временем. У этих молодцов дело обстоит иначе. По Рошеру природа, как таковая, имеет стоимость. См. об этом в дальнейшем[50]. Это значит: Рошер абсолютно не знает, что такое стоимость. Что же может помешать ему допустить, что стоимость земли с самого же начала входит в издержки производства и образует ренту, — сделать стоимость земли, т. е. ренту, предпосылкой для объяснения ренты?

Фраза об «издержках производства» у этих молодцов ровно ничего не означает. Мы видим это у Сэя. Стоимость товара он определяет издержками производства — капиталом, землей, трудом. А эти издержки он определяет спросом и предложением. Это значит: здесь вообще нет никакого определения стоимости. Так как земля оказывает «производительные услуги», то почему бы цене этих «услуг» не определяться спросом и предложением — так же, как Сэй определяет цену услуг, оказываемых трудом или капиталом? А так как «услуги земли» находятся во владении определенной группы продавцов, то почему бы их товару не иметь рыночной цены и, стало быть, почему бы земельной ренте не существовать в качестве элемента цены?

Мы видим, что у Вильгельма Фукидида не было ни малейшего основания столь усердно «ратовать» за теорию Рикардо.