[б) Второе положение Родбертуса]

[б) Второе положение Родбертуса]

«II) Если при данной стоимости продукта дана высота ренты вообще, то высота земельной ренты и, соответственно, высота прибыли на капитал находятся в обратном отношении как друг к другу, так и к соответственной производительности труда в производстве сырья и в производстве промышленных изделий. Чем выше или ниже земельная рента, тем ниже или выше прибыль на капитал, и наоборот; чем выше или ниже производительность труда в производстве сырья или промышленных изделий, тем ниже или выше земельная рента или прибыль на капитал, и, следовательно, — если поменять местами прибыль на капитал и земельную ренту — тем выше или ниже прибыль на капитал или земельная рента» (стр. 116) [Русский перевод, стр. 307].

Сперва мы имели (в пункте I) рикардовское положение о том, что заработная плата и прибыль находятся в обратном отношении друг к другу.

Теперь мы имеем второе рикардовское положение — иначе сплетенное, или, вернее, спутанное Родбертусом, — что прибыль и рента находятся друг к другу в обратном отношении.

Совершенно ясно, что, если данная прибавочная стоимость делится между капиталистом и земельным собственником, то доля одного тем больше, чем меньше доля другого, и vice versa^{10}. Но г-н Родбертус вносит сюда еще и кое-что от себя, и это кое-что следует разобрать подробнее.

Прежде всего, г-н Родбертус рассматривает, как некое новое открытие, то положение, что прибавочная стоимость вообще {«та стоимость продукта труда, которая подлежит разделу в качестве ренты вообще»}, т. е. совокупная выжатая капиталистами прибавочная стоимость, «состоит из стоимости сырого продукта плюс стоимость промышленного продукта» (стр. 120) [Русский перевод, стр. 310].

Сперва г-н Родбертус повторяет нам снова свое «открытие» относительно отсутствия «стоимости материала» в [476] земледелии. На сей раз это дается в виде следующего словесного потока:

«Та часть ренты, которая приходится на промышленный продукт и которая определяет ставку прибыли на капитал, исчисляется в качестве прибыли не только на капитал, действительно затраченный на изготовление этого продукта, но также и на всю стоимость сырого продукта, тоже фигурирующую, в виде стоимости материала, в предпринимательском фонде фабриканта; но такая стоимость материала отсутствует для той части ренты, которая приходится на сырой продукт и из которой вычитается прибыль на затраченный в производстве сырья капитал, исчисленная соответственно данной в промышленности ставке прибыли» (конечно! соответственно данной ставке прибыли), «а остаток образует земельную ренту» (стр. 121) [Русский перевод, стр. 311].

Мы повторяем: нет, не отсутствует!

Допустим, — чего г-н Родбертус не доказал и при своем ходе мысли доказать не может, — что существует земельная рента, что, следовательно, определенная часть прибавочной стоимости сырого продукта достается земельному собственнику.

Далее, допустим, что

«при данной стоимости продукта высота ренты вообще» (норма прибавочной стоимости) «тоже дана» (стр. 121) [Русский перевод, стр. 310].

Это означает, что, например, в товаре стоимостью в 100 ф. ст. определенная часть, скажем половина, т. е. 50 ф. ст., составляет неоплаченный труд; эта половина образует, следовательно, тот фонд, из которого оплачиваются все подразделения прибавочной стоимости — рента, прибыль и т. д. В таком случае совершенно очевидно, что при дележе этих 50 ф. ст. один из участников дележа получает тем больше, чем меньше получает другой, и vice versa, или что прибыль и земельная рента находятся в обратном отношении друг к другу. Спрашивается теперь, что же определяет разделение прибавочной стоимости на эти две части?

Во всяком случае остается верным, что доход предпринимателя (будь он сельский хозяин или фабрикант) равен той прибавочной стоимости, которую предприниматель извлек из продажи произведенного продукта (выжав эту прибавочную стоимость из рабочих в своей сфере производства), и что земельная рента (там, где она не получается прямо из промышленного продукта, как в случае с водопадом, продаваемым промышленнику; последнее относится также и к ренте с жилых домов и т. д., ибо дома не являются ведь сырым продуктом), — что земельная рента проистекает только из добавочной прибыли (из той части прибавочной стоимости, которая не входит в общую норму прибыли), содержащейся в сырых продуктах и уплачиваемой арендатором земельному собственнику.

Совершенно верно, что, если стоимость сырого продукта повышается [или понижается], то в отраслях промышленности, применяющих сырой материал, норма прибыли будет падать или повышаться в обратном отношении к стоимости сырого продукта. Если стоимость хлопка удваивается, то при данной заработной плате и данной норме прибавочной стоимости норма прибыли понизится, как это показано мною раньше на одном конкретном примере[22]. Но то же самое имеет место и в земледелии. Если урожай плох, а производство должно продолжаться в прежних размерах (мы здесь принимаем, что товары продаются по их стоимости), то более значительная часть совокупного продукта или его стоимости должна была бы быть возвращена земле, и после вычета заработной платы — при условии, что последняя остается неизменной, — менее значительная часть продукта составила бы прибавочную стоимость арендатора; следовательно, и меньшее количество стоимости останется для распределения между ним и земельным собственником. Хотя единица продукта и имела бы более высокую стоимость, чем прежде, все же не только остающееся количество продукта, но и остающаяся доля стоимости была бы меньше. Нечто иное происходит тогда, когда вследствие [возросшего] спроса продукт продается выше его стоимости и притом настолько выше, что меньшее количество продукта имеет теперь более высокую цену, чем прежде имело большее количество его. Однако это противоречит принятому нами предположению, что продукты продаются по их стоимости.

Допустим противоположный случай. Сбор хлопка удвоился, и та часть его, которая непосредственно возвращается земле, — например, в виде удобрения и семян, — стоит меньше, чем прежде. В этом случае та часть стоимости, которая, после вычета заработной платы, остается у возделывателя хлопка, — больше, чем она была прежде. Норма прибыли повысилась бы в хлопководстве так же, как она повысилась бы в хлопчатобумажной промышленности. Конечно, совершенно верно, что та содержащаяся в одном аршине ситца часть стоимости, которая приходится на сырой продукт, была бы теперь меньше, чем прежде, а та часть, которая приходится на стоимость обработки этого сырья, была бы больше, чем прежде. Предположим, что аршин ситца стоит 2 шилл., если стоимость содержащегося в нем хлопка равна 1 шилл. Если теперь цена хлопка падает с 1 шилл. до 6 пенсов (а это, при предположении, что стоимость хлопка равна его цене, возможно только потому, что хлопководство стало производительнее), то стоимость аршина ситца равняется 18 пенсам. Она упала на ¹/₄, т. е. на 25 %. Но там, где возделыватель хлопка продавал прежде 100 фунтов по 1 шилл., он теперь должен продавать 200 фунтов по 6 пенсов. Прежде стоимость всего хлопка была равна 100 шилл.; теперь она тоже равна 100 шилл. Хотя хлопок составлял прежде более значительную часть стоимости продукта, производитель хлопка за свой хлопок, приносивший ему 100 шилл. при цене 1 шилл. за фунт, получал прежде только 50 арш. ситца; теперь он (даже если бы одновременно с этим в хлопководстве понизилась норма прибавочной стоимости) получает за свои 100 шилл., продавая фунт хлопка по 6 пенсов, 66²/₃ арш.

Если предположить, что товары продаются по их стоимостям, то неверно, что доход производителей, участвующих в производстве продукта, находится в необходимой зависимости от того, какие составные части стоимости [477] образуют их продукты в совокупной стоимости продукта.

Предположим, что стоимость совокупного продукта в одной отрасли составляет 300 ф. ст., в другой — 900 ф. ст., в третьей — 1800 ф. ст.; при этом берутся всякого рода промышленные товары, включая и машины.

Если бы было верно, что пропорция, в которой стоимость всего продукта делится между стоимостью сырого продукта и стоимостью промышленного продукта, определяет ту пропорцию, в которой прибавочная стоимость — рента, как говорит Родбертус, — делится на прибыль и земельную ренту, то это должно было бы быть верно также и для тех продуктов различных сфер производства, в которых сырой материал и промышленный продукт участвуют в различных пропорциях.

Если из стоимости в 900 ф. ст. на промышленный продукт приходится 300 ф. ст. и на сырой продукт — 600 ф. ст.; если 1 ф. ст. = 1 рабочему дню; если, далее, дана норма прибавочной стоимости, например 2 часа на 10 при 12-часовом нормальном рабочем дне, — то в 300 ф. ст. [промышленного продукта] содержится 300 рабочих дней, а в 600 ф. ст. [сырого продукта] — вдвое больше (2 х 300). Сумма прибавочной стоимости в первом продукте равна 600 часам, во втором — 1200 часам. Это означает только то — и ничего больше, — что при данной норме прибавочной стоимости величина последней зависит от числа рабочих, т. е. от числа одновременно занятых рабочих. Так как, далее, предположено (но не доказано), что из прибавочной стоимости, входящей в стоимость земледельческих продуктов, одна часть достается земельному собственнику в качестве земельной ренты, то из этого должно было бы следовать, далее, что, действительно, величина земельной ренты возрастает в такой же пропорции, в какой возрастает стоимость земледельческого продукта сравнительно с «промышленным продуктом».

В вышеприведенном примере земледельческий продукт относится к промышленному продукту как 2:1, как 600:300. Предположим теперь, что это отношение равно 300:600. Так как земельная рента зависит от прибавочной стоимости, содержащейся в земледельческом продукте, то ясно, что если прибавочная стоимость в первом случае равна 1200 часам, а во втором случае — только 600 часам, то земельная рента, раз она составляет определенную часть этой прибавочной стоимости, в первом случае должна быть больше, чем во втором. Другими словами: чем большую часть стоимости земледельческий продукт составляет в стоимости всего продукта, тем больше приходящаяся на земледельческий продукт доля прибавочной стоимости всего продукта, так как в каждой части стоимости продукта содержится определенная доля прибавочной стоимости, и чем больше та доля прибавочной стоимости всего продукта, которая приходится на земледельческий продукт, тем больше земельная рента, так как в земельной ренте представлена определенная пропорциональная часть прибавочной стоимости земледельческого продукта.

Предположим, что земельная рента равна ¹/₁₀ прибавочной стоимости, произведенной в земледелии; тогда земельная рента равна 120 часам, если стоимость земледельческого продукта составляет 600 ф. ст. (из совокупной стоимости в 900 ф. ст.), и только 60 часам, если она составляет 300 ф. ст. Таким образом, величина земельной ренты, действительно, изменялась бы вместе с величиной стоимости земледельческого продукта, а стало быть, также и вместе с относительной величиной стоимости земледельческого продукта по сравнению с продуктом промышленности. Но «высота» земельной ренты и прибыли, — т. е. их норма, — не имела бы к этому абсолютно никакого отношения. В первом случае стоимость продукта равна 900 ф. ст., из которых 300 ф. ст. — продукт промышленности и 600 ф. ст. — земледельческий продукт. Из этой суммы 600 часов прибавочной стоимости приходятся на продукт промышленности и 1200 часов — на земледельческий продукт. Всего 1800 часов. Из них на земельную ренту падает 120 часов, на прибыль — 1680 часов. Во втором случае стоимость продукта равна 900 ф. ст.; из них 600 ф. ст. — продукт промышленности и 300 ф. ст. — земледельческий продукт. Следовательно, на промышленность приходится прибавочная стоимость в 1200 часов, а на земледелие — в 600 часов. Всего 1800 часов. Из этой суммы на земельную ренту приходится 60 часов; на прибыль же падает — 1200 часов в промышленности и 540 часов в земледелии, всего — 1740 часов. Во втором случае продукт промышленности (по стоимости) вдвое больше земледельческого продукта, в первом случае — наоборот. Во втором случае земельная рента равна 60 часам; в первом — 120 часам: она просто возросла в той же пропорции, в какой возросла стоимость земледельческого продукта. Во сколько раз возросла эта последняя величина, во столько же раз возросла и величина земельной ренты. По отношению к совокупной прибавочной стоимости (равной 1800 часам) земельная рента в первом случае составляет ¹/₁₅ а во втором ¹/₃₀.

Если здесь вместе с величиной приходящейся на земледельческий продукт части стоимости повышается и величина земельной ренты, а вместе с этой ее величиной также и ее пропорциональная доля в совокупной прибавочной стоимости; если, стало быть, доля прибавочной стоимости, достающаяся земельной ренте, повышается также и по сравнению с той ее долей, которая достается прибыли, — то это имеет место только потому, что Родбертус предполагает, будто земельная рента свою долю из прибавочной стоимости земледельческого продукта получает в виде определенной пропорции. Так оно, конечно, и должно получиться, раз этот факт дан или предположен. Но само по себе это отнюдь не вытекает из того вздора, который Родбертус снова преподносит нам относительно «стоимости материала» и который я привел выше, на странице 476, в самом ее начале^{11}.

Что же касается высоты земельной ренты, то она и не возрастает по отношению к [прибавочной стоимости, содержащейся в том] продукте, откуда земельная рента получает свою долю, ибо это отношение составляет по-прежнему ¹/₁₀. Величина земельной ренты возрастает потому, что возрастает этот продукт, а так как при отсутствии роста «высоты» земельной ренты ее величина все же возрастает, то — в сравнении с количеством [совокупной] прибыли или с той долей, которую эта прибыль составляет в [478] стоимости всего совокупного продукта, — возрастает и «высота» ренты. Так как предположено, что ренту теперь приносит более значительная часть стоимости совокупного продукта, что более значительная часть прибавочной стоимости стала способной к превращению в ренту, то естественно, что та часть прибавочной стоимости, которая превращена в ренту, увеличилась. Все это не имеет абсолютно никакого отношения к «стоимости материала». А утверждение Родбертуса, что

«большая рента» оказывается вместе с тем и «более высокой», «так как площадь земли, — или число моргенов, на какое исчисляется эта увеличившаяся земельная рента, — осталась без изменения и, следовательно, на каждый морген приходится большая сумма стоимости» (стр. 122) [Русский перевод, стр. 312], —

такое утверждение нелепо. Это значит — измерять «высоту» ренты с помощью такого «масштаба», при котором трудность самого вопроса обходится.

Нам следовало бы несколько видоизменить приведенный выше пример — ведь мы еще не знаем, что такое рента. Если бы для земледельческого продукта мы оставили такую же норму прибыли, как и для продукта промышленного, прибавим только ¹/₁₀ для земельной ренты, то дело приняло бы иной вид, и яснее стало бы, что собственно требуется [для разрешения проблемы], так как предпосылкой служит наличие одной и той же нормы прибыли.

Земельная рента в случае II вдвое больше, чем в I, так как та часть стоимости [совокупного] продукта, к которой она присосалась, как вошь, — а именно, земледельческий продукт, — здесь больше по сравнению с промышленным продуктом. Масса прибыли в обоих случаях остается одной и той же — 1800 часов. [Земельная же рента составляет] в первом случае ¹/₃₁, во втором — ¹/₁₆ совокупной прибавочной стоимости.

Если Родбертус во что бы то ни стало хочет «стоимость материала» поставить в счет исключительно только промышленности, то ему прежде всего надлежало бы взвалить исключительно на земледелие ту часть постоянного капитала, которая состоит из машин и т. д. Эта часть капитала входит в земледелие как доставленный ему промышленностью продукт, как «промышленный продукт», который служит средством производства для выращивания «сырого продукта».

Что касается промышленности, то та часть стоимости машин, которая состоит из «сырого материала», уже дебитована промышленности под рубрикой «сырье», или «стоимость материала», ибо здесь идет речь о расчете между двумя фирмами, Эта часть, следовательно, не может быть записана дважды. Другая часть стоимости машин, применяемых в промышленности, состоит из присоединенного «промышленного труда» — прошлого и настоящего, а этот последний распадается на заработную плату и прибыль (оплаченный труд и неоплаченный труд). Таким образом, авансированная здесь часть капитала (кроме той его части, которая содержится в сыром материале машин) состоит [как это может показаться] только из заработной платы и, следовательно, увеличивает не только сумму авансированного капитала, но и массу прибавочной стоимости, которая должна исчисляться на этот авансированный капитал, — стало быть, увеличивает прибыль.

(Неправильность, допускаемая при подобного рода расчете, состоит всегда [в непонимании того], что, хотя, например, износ машин или инструментов, содержащийся в самой машине, в ее стоимости, и может быть в конечном счете сведен к труду, — будь то труд, содержащийся в сыром материале, или труд, превративший сырой материал в машину и т. д., — все же этот прошлый труд никогда больше не входит ни в прибыль, ни в заработную плату, а функционирует, — поскольку необходимое для воспроизводства рабочее время не изменилось, — уже только как произведенное условие производства; какова бы ни была потребительная стоимость этого условия производства в процессе труда, оно в процессе образования стоимости фигурирует лишь как стоимость постоянного капитала. Это очень важно и уже выяснено мною при исследовании вопроса об обмене постоянного капитала и дохода^{12}. Но, кроме того, это следует еще подробнее развить в отделе о накоплении капитала.)

Что же касается, напротив, земледелия, т. е. простого производства сырья, или так называемой первичной отрасли производства, то при взаимном расчете между фирмой «первичная отрасль производства» и фирмой «обрабатывающая промышленность» та входящая в земледелие часть стоимости капитала, которая представляет машины, орудия и т. д. и является частью постоянного капитала, никоим образом не может рассматриваться иначе, как в качестве такой статьи, которая входит в земледельческий капитал, но не увеличивает производимой последним прибавочной стоимости. Если земледельческий труд, вследствие применения машин и т. д., становится производительнее, то возрастание его производительности будет тем меньше, чем выше цена этих машин и т. д. Потребительная стоимость машин, а не их стоимость, — вот что увеличивает производительность земледельческого труда, как и всякого другого труда. Кроме того, можно было бы точно так же сказать, что производительность промышленного труда обусловлена прежде всего наличием сырья и его свойствами. Но здесь опять-таки потребительная стоимость сырья, а не его стоимость, является условием производства для промышленности. Стоимость представляет собой скорее отрицательную сторону. Следовательно, [479] mutatis mutandis^{13}, к [применяемым в земледелии] машинам и т. д. относится буквально то же самое, что г-н Родбертус говорит о «стоимости материала» по отношению к промышленному капиталу:

«Например, в тот труд, который затрачен на особый продукт, каким является пшеница или хлопок, не может входить затрата труда, приходящаяся на долю плуга или джина^{14} как машин» (а также затраты труда, приходящиеся на водосточную канаву или на конюшню). «Напротив, стоимость машины, или машинная стоимость, все же фигурирует в составе той суммы капитала, на которую владелец исчисляет, в качестве прибыли, часть ренты, приходящуюся на сырой продукт» (ср. у Родбертуса стр. 97) [Русский перевод, стр. 298][23].

Другими словами: та часть стоимости пшеницы и хлопка, которая представляет стоимость изношенного плуга или джина, не есть результат труда по вспашке земли или по отделению волокон хлопка от его семян, а есть результат того труда, которым были произведены плуг или джин. Эта составная часть стоимости входит в земледельческий продукт, хотя она и не произведена в земледелии. Земледелие для нее — только промежуточная стадия, ибо посредством этой части стоимости земледелие лишь возмещает изношенные плуги и джины новыми, которые оно покупает у машиностроителя.

Эти применяемые в земледелии машины, орудия, постройки и другие промышленные продукты состоят из двух частей: 1) из сырья для этих промышленных продуктов [и 2) из труда, приложенного к сырью].

Хотя это сырье составляет продукт земледелия, однако оно является той частью земледельческого продукта, которая никогда не входит ни в заработную плату, ни в прибыль. Даже если бы в земледелии никаких капиталистов не существовало, все же земледелец, как и прежде, не мог бы записать на свой счет эту часть своего продукта в качестве заработной платы. В самом деле, он должен был бы даром отдать ее фабриканту машин, чтобы тот изготовил для него из нее машину, и, кроме того, должен был бы оплатить присоединенный к этому сырью труд (= заработной плате + прибыль). В действительности так оно и происходит. Машиностроитель покупает сырье, но это сырье приходится обратно выкупать сельскому хозяину при покупке им машины. Следовательно, это то же самое, как если бы сельский хозяин ничего не продал машиностроителю, а только одолжил бы ему сырье, чтобы тот придал сырью форму машины. Таким образом, та часть стоимости применяемых в земледелии машин, которая сводится к сырью, — хотя она и представляет собой продукт земледельческого труда и является частью созданной этим трудом стоимости, — принадлежит все же производству, а не производителю, и потому фигурирует у последнего в числе его издержек, как и семена. Другая же часть, представляющая вложенный в машины промышленный труд, есть «промышленный продукт», который в качестве средства производства входит в земледелие совершенно так же, как сырье в качестве средства производства входит в обрабатывающую промышленность.

Итак, если верно, что фирма «производство сырья» доставляет фирме «обрабатывающая промышленность» «стоимость материала», которая входит как отдельная статья в сумму капитала фабриканта, то не менее верно и то, что фирма «обрабатывающая промышленность» доставляет фирме «производство сырья» стоимость машин, которая целиком (включая часть, состоящую из сырья) входит в сумму капитала фермера, хотя эта «составная часть стоимости» и не приносит фермеру прибавочной стоимости. Именно по этой причине в high agriculture^{15}, как это называют англичане, норма прибыли оказывается менее высокой, чем в примитивном земледелии, хотя в нервом норма прибавочной стоимости выше.

Одновременно с этим г-н Родбертус мог бы почерпнуть здесь разительное доказательство того, как безразлично для существа затраты капитала то обстоятельство, возмещается ли часть стоимости продукта, вкладываемая в постоянный капитал, in natura и только учитывается как товар — как денежная стоимость, — или же она действительно была отчуждена и прошла через процесс купли и продажи. Если бы, например, производитель сырья отдал даром машиностроителю содержащиеся в покупаемой у него машине железо, медь, дерево и т. д., так что машиностроитель поставил бы ему в счет при продаже машины только присоединенный труд и износ своей собственной машины, то покупаемая машина обошлась бы сельскому хозяину как раз в такую же сумму, в какую она обходится ему теперь, и та же составная часть стоимости, фигурировала бы в его производстве как постоянный капитал, как затрата, — подобно тому как совершенно безразлично, продает ли крестьянин свой урожай целиком и на ту часть его стоимости, которая представляет семена (сырой материал), покупает семена на стороне, — скажем, для того чтобы произвести столь полезную смену сорта семян и таким путем избежать вырождения растений в результате постоянного размножения одного и того же сорта, — или же он непосредственно удерживает из своего продукта ту долю, в которой представлена эта составная часть стоимости, и возвращает ее земле.

Но г-н Родбертус, чтобы сконструировать свой расчет, неверно характеризует состоящую из машин часть постоянного капитала.

Второй пункт, подлежащий рассмотрению при разборе второго положения г-на Родбертуса, состоит в следующем:

У г-на Родбертуса речь идет о тех промышленных и земледельческих продуктах, из которых состоит доход, а это означает нечто совсем иное, чем те промышленные и земледельческие продукты, из которых состоит совокупный годовой продукт. Даже если бы по отношению к совокупному годовому продукту и было правильно сказать, что, после того как из него вычтена вся та часть земледельческого капитала, которая состоит из машин и т. д., [480] а также та часть земледельческого продукта, которая непосредственно возвращается земледельческому производству, — что после вычета обеих этих частей распределение прибавочной стоимости между фермером и промышленником (а стало быть, также и распределение достающейся фермеру прибавочной стоимости между самим фермером и земельным собственником) должно определяться величиной тех долей, которые имеют в совокупной стоимости продуктов промышленность и земледелие; даже если бы все это и было правильно, то еще большой вопрос, верно ли это тогда, когда речь идет о продуктах, составляющих общественный фонд дохода. Доход (здесь исключается та его часть, которая, в свою очередь, превращается в новый капитал) состоит из продуктов, входящих в индивидуальное потребление, и тут-то возникает вопрос, сколько из этого общего котла извлекают промышленники, фермеры и земельные собственники. Определяется ли каждая из этих частей той долей, которую промышленность и производство сырья имеют в стоимости продуктов, составляющих доход? Другими словами, определяется ли она теми долями, на которые делится между земледельческим трудом и промышленным трудом стоимость всего продукта, составляющего доход?

Та масса продуктов, из которой состоит доход, исключает, как я показал раньше^{16}, все те продукты, которые входят в производство в качестве орудий труда (машин), вспомогательных материалов, полуфабрикатов и сырья для этих последних и которые составляют часть годового продукта труда. Она исключает не только постоянный капитал, применяемый в производстве сырья, но также и постоянный капитал машиностроителей и весь тот постоянный капитал фермеров и [промышленных] капиталистов, который, хотя он и входит в процесс труда, не входит в процесс образования стоимости. Затем она исключает не только постоянный капитал, по также и те не входящие в индивидуальное потребление продукты, которые представляют доход их производителей и которые, для возмещения использованного постоянного капитала, входят в капитал производителей продуктов, потребляемых как доход.

Масса продуктов, потребляемая как доход и образующая на деле ту часть богатства, которая составляет доход как по своей потребительной стоимости, так и по меновой стоимости, — эта масса продуктов, как я показал раньше^{17}, может рассматриваться как состоящая только из вновь присоединенного (в течение года) труда, почему она и сводится только к доходу, т. е. к заработной плате и прибыли (последняя, в свою очередь, распадается на [остающуюся у капиталиста] прибыль, ренту, налоги и т. д.), причем ни одна частица этой массы не содержит ни стоимости входящего в производство сырья, ни стоимости входящего в производство износа машин или вообще средств труда. Стало быть, если мы (оставляя совершенно без внимания производные формы дохода, ибо они показывают только, что владелец дохода уступает свою долю в упомянутой массе продуктов другому, будь то за услуги и т. д. или в уплату долга и т. д.) рассмотрим этот доход и предположим, что заработная плата составляет ¹/₃ дохода, прибыль — ¹/₃ и земельная рента — ¹/₃, а продукт по своей стоимости равен 90 ф. ст., то каждый из представителей этих видов дохода сможет из общей массы извлекать продуктов на 30 ф. ст.

Так как масса продуктов, образующая доход, состоит только из вновь присоединенного (присоединенного в течение года) труда, то кажется, что дело обстоит весьма просто: если земледельческий труд входит в эту массу продуктов в размере ²/₃, а промышленный труд — в размере ¹/₃, то промышленники и сельские хозяева делят между собой данную стоимость соответственно этому отношению. Одна треть стоимости указанной массы продуктов пришлась бы на долю промышленников, две трети — на долю сельских хозяев, и пропорциональная величина прибавочной стоимости, реализованной в промышленности и сельском хозяйстве (предполагая и там и тут одну и ту же норму прибавочной стоимости), соответствовала бы тем долям, которые промышленность и сельское хозяйство имеют в стоимости совокупного продукта; земельная же рента возрастала бы в соответствии с тем, как возрастает масса прибыли фермера, к которой рента присосалась, как вошь. И все же такая трактовка вопроса неверна. Дело в том, что одна из частей стоимости, состоящей из [продуктов] земледельческого труда, образует доход тех фабрикантов, которые производят основной капитал, возмещающий изношенную в земледелии часть этого капитала. Таким образом, соотношение между земледельческим и промышленным трудом, как составными частями стоимости продуктов, образующих доход, отнюдь не показывает той пропорции, в которой стоимость образующей доход массы продуктов или сама эта масса продуктов распределяется между промышленниками и фермерами, а также не показывает и того соотношения, в котором промышленность и сельское хозяйство принимают участие в совокупном производстве.

Родбертус говорит далее:

«Но опять-таки только производительность труда в производстве сырья и в промышленности определяет соответственную высоту стоимости сырого продукта и промышленного продукта, или те доли, которые они составляют в общей стоимости всего продукта. Стоимость сырого продукта будет тем выше, чем ниже производительность труда в производстве сырья, и наоборот. Точно так же стоимость промышленного продукта будет тем выше, чем ниже производительность промышленного труда, и наоборот. Поэтому, если нам дана высота ренты вообще, то, так как высокая стоимость сырого продукта обусловливает высокую земельную ренту и низкую прибыль на капитал, а высокая стоимость промышленного продукта обусловливает высокую прибыль на капитал и низкую земельную ренту, — высота земельной ренты и высота прибыли на капитал должны находиться в обратном отношении не только друг к другу, но и к производительности соответствующего труда, т. е. труда и производстве сырья и труда в промышленности» (стр. 123) [Русский перевод, стр. 312–313].

Если сравнивать производительность двух различных сфер производства, то это может быть сделано только в относительном смысле. Это значит: берется, и качестве исходного, какой-нибудь любой пункт, где, например, стоимости пеньки и холста — следовательно, соотносительные количества содержащегося в них рабочего времени — относятся как 1 к 3. Если это отношение изменяется, то будет правильным сказать, что изменилась производительность этих различных видов труда. Но неправильно будет утверждать, что производство золота «менее производительно», чем производство железа, на том основании, что требующееся для производства унции золота [481] рабочее время равно 3, а время, требующееся для производства тонны железа, тоже равно 3.

Стоимостное отношение двух товаров показывает, что один из них производится с большей затратой рабочего времени, чем другой; нельзя, однако, на этом основании утверждать, что одна отрасль производства «производительнее» другой. Это было бы верно только при том условии, если бы рабочее время затрачивалось в обоих случаях на производство одних и тех же потребительных стоимостей.

Стало быть, если стоимость сырого продукта относятся к стоимости промышленного продукта как 3 к 1, то отсюда вовсе не следует, что промышленность в три раза производительнее земледелия. Только в том случае, если бы отношение это изменилось, например стало 4:1 или 3:2 или 2:1 и т. д., можно было бы сказать, что относительная производительность в этих двух отраслях изменилась. Следовательно, это утверждение возможно только в случае повышения или понижения производительности.