[в) Частная собственность на землю как необходимое условие существования абсолютной ренты. Распадение прибавочной стоимости в земледелии на прибыль и ренту]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

[в) Частная собственность на землю как необходимое условие существования абсолютной ренты. Распадение прибавочной стоимости в земледелии на прибыль и ренту]

Дело обстоит совсем просто: частная собственность определенных лиц на землю, рудники, воды и т. д. дает этим лицам возможность подхватывать, захватывать, перехватывать содержащийся в товарах этой особой сферы производства, этой особой сферы приложения капитала, избыток прибавочной стоимости над прибылью (средней прибылью, прибылью, определяемою общей нормой прибыли) и препятствовать тому, чтобы этот избыток вошел в тот общий процесс, посредством которого образуется общая норма прибыли. Часть этой прибавочной стоимости захватывается даже во всяком промышленном предприятии, так как за используемый земельный участок (отведенный под фабричное здание и т. д., под работный дом и т. д.) везде уплачивается рента, — ведь даже там, где располагать землей можно совершенно свободно, фабрики строятся только в местностях, уже более или менее густонаселенных и богатых путями сообщения.

Если бы товары, получаемые с самой плохой почвы, принадлежали к 3-й категории товаров, средняя цена которых равна их стоимости, т. е. к категории тех товаров, которые реализуют в своей цене всю свою имманентную прибавочную стоимость, так как только при этом условии они приносят обычную прибыль, — то эта земля не платила бы ренты, и собственность на землю была бы здесь лишь номинальной. Если бы здесь уплачивалась аренда, то это доказывало бы только то, что мелкие капиталисты, как это отчасти имеет место в Англии (см. Ньюмена)[15], довольствуются такой прибылью, которая ниже средней. То же самое имеет место всегда в том случае, когда норма ренты больше разности между имманентной прибавочной стоимостью товара и средней прибылью. Имеется даже такая земля, обработка которой возмещает самое большее заработную плату, ибо хотя работник в течение всего своего рабочего дня работает здесь на самого себя, его рабочее время превышает общественно необходимое рабочее время. Его труд так мало производителен — по отношению к господствующей производительности в этой отрасли труда, — что, хотя человек работает на себя двенадцать часов, он едва производит такое количество продукта, какое при более благоприятных условиях производства рабочий производит за восемь часов. Это — то же самое отношение, которое имело место у ручного ткача. конкурировавшего с механическим ткацким станком. Продукт этого ручного ткача содержал, конечно, двенадцать рабочих часов, но он был равен только восьми — или и того меньше — общественно необходимым рабочим часам и потому обладал стоимостью всего лишь восьми необходимых рабочих часов. Если в подобном случае бедняк-арендатор платит аренду, то она есть просто вычет из его необходимой заработной платы и не представляет никакой прибавочной стоимости, а тем более — никакого избытка над средней прибылью.

Предположим, что в какой-либо стране, например в Соединенных Штатах, число конкурирующих фермеров еще настолько незначительно и присвоение земли в собственность имеет еще настолько формальный характер, что каждый находит свободный участок для того, чтобы вложить свой капитал в обработку земли без разрешения со стороны тех собственников или арендаторов, которые уже до него обрабатывали землю. При таких обстоятельствах в течение более или менее продолжительного времени возможно, — исключение составляют то земли, которые, находясь в густонаселенных местностях, занимают монопольное положение, — что прибавочная стоимость, производимая арендатором сверх средней прибыли, не реализуется в цене его продукта, что арендатор оказывается вынужденным делить полученную им прибавочную стоимость с собратьями-капиталистами, как это происходит с прибавочной стоимостью всех тех товаров, которые давали бы добавочную прибыль, т. е. прибыль, превышающую общую норму прибыли, если бы в их цене реализовалась вся содержащаяся в них прибавочная стоимость. В таком случае общая норма прибыли повысилась бы, потому что пшеница и т. д. продавалась бы, подобно другим — промышленным — товарам, ниже своей стоимости. Такая продажа ниже стоимости не составляла бы исключения, а, напротив, помешала бы пшенице составлять исключение из других товаров той же категории.

Предположим, во-вторых, что в какой-либо стране вся земля — одного только качества, но такого именно, что если бы вся содержащаяся в товаре прибавочная стоимость реализовалась в его цене, товар приносил бы капиталу обычную прибыль. В этом случае не уплачивалось бы никакой земельной ренты. Это отпадение земельной ренты ни малейшим образом не повлияло бы на общую норму прибыли, не повысило бы ее и не понизило бы, точно так же как не влияет на норму прибыли то обстоятельство, что к той же категории принадлежат и другие — несельскохозяйственные — продукты. Ведь эти товары потому и принадлежат к данной категории, что их имманентная прибавочная стоимость равняется средней прибыли; они, следовательно, не могут изменить высоту этой прибыли, а, напротив, находятся в соответствии с нею и совсем не оказывают влияния на нее, хотя она и влияет на них.

Предположим, в-третьих, что во всей стране земля — одного только рода, причем она так неплодородна и капитал, вложенный в нее, так мало производителен, что его продукт принадлежит к той категории товаров, у которой прибавочная стоимость — ниже средней прибыли. Прибавочная стоимость (так как заработная плата, вследствие малой производительности земледелия, повсеместно повысилась бы) могла бы в данном случае стоять на более высоком уровне, конечно, только там, где возможно было бы удлинение абсолютного рабочего времени; далее, там, где сырой материал, например железо и т. д., не являлся бы продуктом земледелия или же представлял бы собой — как, например, хлопок, шелк и т. д. — предмет импорта и продукт более плодородной почвы. В этом случае цена [земледельческого] товара, чтобы приносить обычную прибыль, должна была бы включать более высокую прибавочную стоимость, чем та, которая имманентна товару. В результате этого общая норма прибыли упала бы, хотя ренты и не существовало бы.

Или же предположим, что в случае 2 земля очень непроизводительна. Тогда то обстоятельство, что прибавочная стоимость этого земледельческого продукта равна средней прибыли, показывало бы, что средняя прибыль здесь вообще низка, так как в земледелии из двенадцати рабочих часов одиннадцать, быть может, нужны для того только, чтобы произвести заработную плату, прибавочная же стоимость составляет всего лишь один час или еще меньше.

[456] Эти различные случаи иллюстрируют следующее:

В первом случае отпадение или отсутствие земельной ренты связано и сосуществует с повышенной нормой прибыли по сравнению с другими странами, где земельная рента уже развилась.

Во втором случае отпадение или отсутствие земельной ренты совершенно не влияет на норму прибыли.

В третьем случае оно — по сравнению с другими странами, где земельная рента существует, — связано с низкой, относительно более низкой общей нормой прибыли и служит показателем этого ее низкого уровня.

Таким образом, из этого следует, что само по себе развитие особой земельной ренты не имеет абсолютно ничего общего с производительностью земледельческого труда, так как отсутствие или отпадение ренты может быть связано и с повышающейся, и с остающейся неизменной, и с понижающейся нормой прибыли.

Вопрос здесь не в том, почему в земледелии и т. д. захватывается избыток прибавочной стоимости над средней прибылью; наоборот, следует скорее задать такой вопрос: в силу каких причин здесь должно было бы иметь место противоположное явление?

Прибавочная стоимость есть не что иное, как неоплаченный труд; средняя прибыль, или нормальная прибыль, есть не что иное, как то количество неоплаченного труда, которое, согласно предположению, реализуется каждым капиталом данной величины. Когда говорят, что средняя прибыль составляет 10 процентов, то это означает только то, что на капитал в 100 единиц приходится 10 единиц неоплаченного труда, или что овеществленный труд, равный 100, распоряжается неоплаченным трудом в размере 1/10 своей собственной величины. Избыток прибавочной стоимости над средней прибылью означает, следовательно, что в товаре (в его цене или в той части его цены, которая состоит из прибавочной стоимости) содержится большее количество неоплаченного труда, чем то, которое образует среднюю прибыль и которое, стало быть, в средней цене товаров составляет избыток цены товара над издержками его производства.

Издержки производства выражают в каждом отдельном товаре авансированный капитал, а избыток над этими издержками производства выражает тот неоплаченный труд, которым распоряжается авансированный капитал; стало быть, отношение этого избытка цены к издержкам производства выражает ту норму, соответственно которой капитал данной величины, применяемый в процессе производства товаров, распоряжается неоплаченным трудом, независимо от того, равен ли этой норме или же не равен ей содержащийся в товаре данной особой сферы производства неоплаченный труд.

Что же заставляет отдельного капиталиста продавать, например, свой товар по средней цене? (Эта средняя цена навязывается капиталисту как нечто уже сложившееся, это отнюдь не является его свободным действием: капиталист предпочел бы продавать свой товар выше его стоимости.) Итак, что заставляет капиталиста продавать по такой цене, которая приносит ему только среднюю прибыль и при которой он реализует меньше неоплаченного труда, чем фактически содержится в его собственном товаре? — К этому его принуждает давление других капиталов, осуществляемое посредством конкуренции. Ведь любой капитал такой же величины мог бы тоже устремиться в отрасль производства А, где отношение неоплаченного труда к авансированному капиталу, например к 100 ф. ст., больше, чем в сферах производства В, С и т. д., продукты которых своей потребительной стоимостью совершенно так же удовлетворяют какую-либо общественную потребность, как и товар сферы производства А.

Стало быть, раз существуют такие сферы производства, где известные природные условия производства, как, например, пахотная земля, залежи угля, железные рудники, водопад и т. д., — условия, без которых не может совершаться процесс производства, без которых не может быть произведен товар данной сферы, — находятся не в руках собственников или владельцев овеществленного труда, капиталистов, а в других руках, то эта вторая группа собственников условий производства заявляет капиталисту:

Если я предоставлю тебе в пользование эти условия производства, то ты будешь выручать свою среднюю прибыль, присваивать себе нормальное количество неоплаченного труда. Но твое производство дает избыток прибавочной стоимости, неоплаченного труда, над нормой прибыли. Этот избыток ты не должен бросать в общую кассу, как вы, капиталисты, это обычно делаете. Этот избыток присваиваю себе я, он принадлежит мне. Такого рода сделка может тебя вполне устроить, ибо в этой сфере производства твой капитал приносит тебе столько же, сколько и во всякой другой сфере, да к тому же это очень солидная отрасль производства. Сверх 10 % неоплаченного труда, составляющих среднюю прибыль, твой капитал дает тебе здесь еще 20 % избыточного неоплаченного труда. Их ты уплатишь мне, а для того чтобы ты был в состоянии это сделать, ты к цене товара присчитаешь эти 20 % неоплаченного труда, но не внесешь их в общий счет с другими капиталистами. Подобно тому как принадлежащая тебе собственность на одно из условий труда — на капитал, овеществленный труд — делает для тебя возможным присваивать определенное количество неоплаченного труда рабочих, так и принадлежащая мне собственность на другое условие производства — на землю и т. д. — дает мне возможность перехватывать у тебя и у всего класса капиталистов ту часть неоплаченного труда, которая составляет избыток над твоей средней прибылью. Ваш закон требует, чтобы при нормальных условиях равный капитал присваивал себе равное количество неоплаченного труда, и вы, капиталисты, можете [457] друг друга принуждать к этому посредством конкуренции. Прекрасно! Этот закон я как раз и применяю к тебе. Из неоплаченного труда твоих рабочих присваивай себе не больше, чем ты, применяя тот же капитал, мог бы присвоить во всякой другой сфере производства. Но закон этот не имеет ни малейшего отношения к избытку неоплаченного труда, «произведенному» тобой сверх его нормального количества. Кто мне может помешать присвоить себе этот «избыток»? С какой стати должен был бы я, как это принято у вас, бросать его в общий котел капитала для распределения среди класса капиталистов, чтобы каждый из них получил определенную долю этого избытка, соразмерно тому паю, которым он владеет в совокупном капитале? Я не капиталист. То условие производства, пользование которым я тебе предоставляю, есть дар природы, а не овеществленный труд. Можете ли вы фабриковать землю, или воду, или рудники, или угольные залежи? Нет, не можете. Следовательно, по отношению ко мне не существует того средства принуждения, которое может быть применено по отношению к тебе, чтобы заставить тебя выплюнуть часть захваченного лично тобой прибавочного труда. А потому, подавай-ка ее сюда! Единственное, что могут сделать твои собратья-капиталисты, это — вступить в конкуренцию не со мной, а с тобой. Если ты станешь уплачивать мне добавочную прибыль в размере меньшем, чем разность между присвоенным тобой прибавочным рабочим временем и той долей прибавочного труда, которая приходится тебе согласно закону капитала, — то на сцене появятся твои собратья-капиталисты и своей конкуренцией принудят тебя честно выплачивать мне полную сумму того, что я в состоянии выжать из тебя.

Теперь надо было бы исследовать: 1) переход от феодальной земельной собственности к другой, коммерческой земельной ренте, регулируемой капиталистическим производством; или, с другой стороны, переход этой феодальной земельной собственности в свободную крестьянскую земельную собственность; 2) как возникает земельная рента в таких странах, как Соединенные Штаты, где земля первоначально не являлась частной собственностью и где, по крайней мере формально, с самого начала господствует буржуазный способ производства; 3) азиатские формы земельной собственности, которые продолжают еще существовать. Все это сюда не относится.

Итак, согласно развиваемой нами теории, частная собственность на объекты природы, каковы земля, вода, рудники и т. д., собственность на эти условия производства, на то или иное данное природой условие производства — не является тем источником, откуда проистекает стоимость, ибо стоимость равна лишь овеществленному рабочему времени; не является эта собственность также и тем источником, откуда проистекает избыточная прибавочная стоимость, т. е. избыток неоплаченного труда над тем неоплаченным трудом, который содержится в прибыли. Но эта собственность есть источник дохода. Она есть титул, средство, дающее собственнику этого условия производства возможность присваивать себе в той сфере производства, куда предмет его собственности входит как условие производства, ту часть выжатого капиталистом неоплаченного труда, которая в противном случае была бы брошена, как избыток над обычной прибылью, в общую кассу капитала. Эта собственность служит средством к тому, чтобы поставить преграду вышеуказанному процессу, происходящему в остальных сферах капиталистического производства, и удержать произведенную в этой особой сфере производства прибавочную стоимость в пределах этой же сферы, так что прибавочная стоимость делится теперь между капиталистом и земельным собственником. Этим путем земельная собственность становится ассигновкой на неоплаченный труд, на даровой труд, такой же ассигновкой, какой является и капитал. И подобно тому как в капитале овеществленный труд рабочего выступает как господствующая над рабочим сила, точно также в земельной собственности то обстоятельство, что она дает своему собственнику возможность отнимать у капиталиста часть неоплаченного труда, принимает такой вид, будто земельная собственность есть источник стоимости.

Это объясняет современную земельную ренту, ее существование. Различную величину земельной ренты при одинаковом вложении капитала можно объяснить только неодинаковым плодородием земельных участков. Различная величина ренты при одинаковом плодородии может быть объяснена только различной величиной вложенных капиталов. В первом случае земельная рента возрастает потому, что повышается ее норма по отношению к затраченному капиталу (а также и по отношению к земельной площади). Во втором случае она возрастает потому, что при одинаковой норме — или даже при норме, содержащей в себе различия (если вторая доза вкладываемого в землю капитала менее производительна) — возрастает масса ренты.

Согласно этой теории, нет необходимости ни в том, чтобы самая плохая почва не давала совсем земельной ренты, ни в том, чтобы она давала ренту. Далее, отнюдь не необходимо, чтобы производительность земледелия уменьшалась, хотя разница в производительности, если она не устранена искусственно (что возможно), гораздо больше в земледелии, чем в пределах одной и той же сферы промышленного производства. Когда мы говорим о большей или меньшей производительности, речь идет о продукте одного и того же рода. Как относятся друг к другу различные продукты, — это другой вопрос.

Земельная рента, исчисляемая на самоё землю, есть общая сумма ренты, ее масса. Она может повышаться и без возрастания нормы ренты. При неизменяющейся стоимости денег относительная стоимость земледельческих продуктов может возрастать не потому, что земледелие становится менее производительным, а потому, что хотя оно и становится производительнее, но не в той же мере, как промышленность. Напротив, повышение денежных цен земледельческих продуктов, при неизменной стоимости денег, возможно только в том случае, если сама их стоимость повышается, т. е. если земледелие становится менее производительным (мы не говорим здесь о временном давлении спроса на предложение, как это бывает и с другими товарами).

В хлопчатобумажной промышленности, по мере того как развивалась сама промышленность, сырой материал все время падал в цене; то же самое происходило в железоделательной промышленности и т. д., в угольной и т. д. Возрастание ренты здесь было возможно не потому, что повышалась ее норма, а только потому, что применялось больше капитала.

Рикардо полагает, что такие силы природы, как воздух, свет, электричество, пар, вода, являются даровыми, а земля — вследствие ее ограниченности — не является даровой.

Следовательно, уже только поэтому земледелие, по мнению Рикардо, менее производительно, чем другие отрасли производства. Если бы земля была таким we общим, не превращенным в собственность, достоянием и если бы ее можно было иметь в любом количестве так же, как и другие элементы и силы природы, то производство, по Рикардо, было бы гораздо производительнее.

[458] Прежде всего необходимо отметить, что если бы земля, как элемент природы, находилась в свободном распоряжении всех и каждого, то отсутствовал бы один из главных элементе» для образования капитала. Одно из самых существенных условий производства и — если не считать самого человека и его труд — единственно первичное условие производства не могло бы подвергаться отчуждению и присвоению и, следовательно, не могло бы противостоять рабочему как чужая собственность и в результате этого превращать его в наемного рабочего. Производительность труда в рикардовском смысле, т. е. в капиталистическом смысле, «производство» чужого неоплаченного труда было бы, следовательно, невозможно. Тем самым пришел бы конец капиталистическому производству вообще.

Что касается тех сил природы, на которые указывает Рикардо, то их, конечно, можно отчасти иметь даром, и капиталисту они ничего не стоят. Уголь стоит ему, но пар не стоит ему ничего, если капиталист имеет воду даром. Возьмем, однако, например пар. Свойства пара существовали всегда. Но производственное использование пара есть новое научное открытие, которое капиталист себе присвоил. В результате этого открытия возросла производительность труда, а тем самым и относительная прибавочная стоимость. Это значит: количество неоплаченного труда, присваиваемое капиталистом в течение одного рабочего дня, возросло благодаря пару. Таким образом, различие между производительной силой пара и производительной силой земли заключается только в том, что первая приносит неоплаченный труд капиталисту, а вторая — земельному собственнику, отнимая неоплаченный труд рабочего не [непосредственно] у этого последнего, а у капиталиста. Отсюда мечтания капиталиста об «отмене собственности» на этот элемент природы.

В рикардовском подходе к вопросу верно лишь следующее:

При капиталистическом способе производства капиталист — не только необходимый, но и господствующий агент производства. Напротив, земельный собственник при этом способе производства совершенно излишен. Все, что требуется для капиталистического способа производства, это — то, чтобы земля не была общей собственностью, чтобы она противостояла рабочему классу как не принадлежащее ему условие производства, и эта цель достигается полностью тогда, когда земля становится государственной собственностью и земельную ренту получает, стало быть, государство. Земельный собственник, исполнявший в древнем и в средневековом мире столь существенные функции в производстве, является в промышленном мире бесполезным наростом. Поэтому радикальный буржуа (имея, кроме того, в виду отмену всех других налогов) теоретически приходит к отрицанию частной земельной собственности, которую ему хотелось бы превратить в форме государственной собственности в общую собственность класса буржуазии, капитала. Однако на практике у него не хватает храбрости, так как нападение на одну форму собственности — на одну форму частной собственности на условия труда — было бы очень опасно и для другой формы. Кроме того, буржуа сам себя территориализировал{6}.