1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Речь и тишина взаимосвязаны. Не увидеть в речи тишину значит увидеть только шекспировских шутов и  не увидеть основательности  шекспировских героев, или видеть на средневековых картинах только мучения святых и не  увидеть их преображения. Речь и тишина, герой и шут, мученичество и преображение - они едины.

Речь должна оставаться связанной с тишиной, из которой она и вышла. Возвращение к тишине естественно для человека, ибо человеческой природе свойственно возвращаться на то место, откуда она пришла.

Человеческая речь обусловлена не только истиной, но и благодатью: в благодати речь возвращается к своему изначальному источнику.

Важно, чтобы речь оставалась связанной с тишиной посредством благодати, ибо это означает, что благодать с самого начала присуща текстуре всякого слова,  что во всякой языковой структуре имеется склонность к благодати. В слове, связанном с величайшей тишиной, присутствовала величайшая благодать.

Слова же, рождающиеся только из других слов, грубы и агрессивны. Они к тому же и одиноки, и большая часть нынешней мировой скорби вызвана как раз тем, что, отделив от тишины, человек вверг их в одиночество. Вина в таком отречении от тишины лежит на человеке, и скорбь мира свидетельствует о его виновности. Отныне не ореол тишины, но мрачный ореол скорби обрамляет язык.

Тишина остаётся в языке даже после того, как язык покинул её. Мир языка возвышается над миром тишины и превосходит его. Язык может пребывать в безопасности, лишь свободно обращаясь в словах и идеях, пока внизу простирается широкий мир тишины. На примере широты тишины язык учится достигать собственной широты. Тишина для языка значит то же, что растянутая внизу сеть значит для канатоходца.

Разум - тот бесконечный разум, что присутствует в языке - нуждается в бесконечности тишины под собой - для того, чтобы вознести над нею собственный купол. Разум может быть бесконечным и неизмеримым по собственной воле. Но тишина под ним позволяет ему свободно передвигаться в его собственной бесконечности.

Тишина служит естественным основанием для неизмеримой бесконечности разума. В любой ситуации Она - естественное основание разума: то, что непроизносимо на языке разума, соединяет разум с тишиной и даёт ему приют в мире тишины.

Язык должен пребывать в интимной связи с тишиной. Прозрачность, парение тишины делает и сам язык прозрачным и парящим. Он подобен светящемуся облаку над тишиной - светящемуся облаку над безмятежным озером тишины.

Тишина дарит языку естественный источник отдохновения, источник восстановления сил и очищения от порочности, которую язык сам и породил. В тишине язык переводит дыхание и наполняет свои лёгкие чистым и самобытным воздухом.

Даже оставаясь неизменным, язык, возникший  из тишины, способен на самобытность и новизну. Поэтому истина, выражаемая всегда одними и теми же словами, не коснеет.

Дух тоже способен наделить язык живительным дыханием новой жизни. Есть вид освежения, который случается от контакта с природной тишиной, и вид, произведённый духом. Совершенство достигается тогда, когда самобытная сила и свежесть природной тишины и духа встречаются и переплетаются в одном человеке - как в Данте и Гёте.

Вот ты закончил предписанную работу здесь внизу, угрюмый Разум, и мягкое игривое солнце прорезало лучами последний вечерний шторм на твоей груди, наполнив шторм и розами, и златом. Весь шар земной и все земные вещи, из коих созданы спешащие миры, были слишком малы и легковесны для тебя. Ибо искал ты нечто высшее, чем жизнь за жизнью - не самого себя, не бренное и не бессмертное существо, но Вечное, Альфу, Бога - и в этом низком мире вид всех вещей, хороших ли, плохих ли, был безразличен для тебя. Теперь же ты покоишься в подлинном мире бытия, смерть вырвала из твоего тёмного сердца  страстное облако жизни и отныне открыто сияет вечный Свет, тот Свет, что так давно искал ты, и ты -  один из его лучей - живёшь опять в этом огне. (Жан Поль, "Титан")

Эти слова Жан Поля подобны круглым надувным шарам, невидимо управляемым снизу тишиной. Как будто всё, произнесённое здесь вслух,  уже свершилось в тишине, ибо именно это придаёт данным словам свойство определённости, интимности и возвышенности.  Словно во сне слова имитируют движения, уже случившиеся в тишине.

У Гёте язык  относится к тишине осознаннее, чем у Жан Поля. В высшей степени важна именно победа языка над тишиной -  не в смысле хвастливого триумфа, но в смысле гордости и сознания человека, постигшего, что именно язык впервые сделал его человеком, и поэтому выражающего свою гордость за то, как он применяет слова.