МИР БЕЗ ТИШИНЫ

МИР БЕЗ ТИШИНЫ

Ничто так не изменило человеческую натуру как утрата тишины. Введение книгопечатания, техника, обязательное образование - ничто из перечисленного не переменило  человека так,  как  недостаток связанности с тишиной, и то, что тишина больше не воспринимается как нечто естественное - как небо над нами или воздух, которым мы дышим.  

Человек, лишившись тишины, оказался не просто лишён одного из своих свойств - целиком изменилась вся его структура.

Прежде тишина покрывала собою всё: перед тем как приблизиться к чему-либо, ему нужно было прорваться сквозь покровы тишины, и тишина оберегала даже те мысли, которые он только ещё намеревался продумать. Человек не был способен наброситься на вещи или идеи: их защищала окружавшая их тишина, сдерживающая человека от слишком стремительного рывка к ним. Тишина занимала своё расположение прямо перед вещами и идеями. Она объективно присутствовала там. Она, словно силы самообороны, разбила там свой лагерь.  А человек приближался к идеям и вещам медленно и тихо. При переходе от одной идеи к другой и от одной вещи к другой всегда присутствовала тишина. Ритм тишины задавал тон такому переходу.

Любое движение становилось отдельным актом: чтобы продолжить его, нужно было сдвинуть в сторону неотёсанную глыбу тишины. Но зато когда кто-либо приходил к идее, то он уже по-настоящему был с ней, и впервые сама идея или вещь по-настоящему обретали своё существование. Конкретная действительность созидалась в прямой и личной встрече с человеком.

Сегодня же человек больше не осторожничает с вещами и идеями. Они растворяются в его опустошённости, спешат навстречу к нему, вьются вокруг него. Человек больше не думает - всё уже продумано за него. Cogito, ergo sum заменено на cogitor, ergo non sum.   

Когда-то мир уже был захвачен не меньше, чем сегодня, но он был захвачен тишиной, и потому человек не мог присвоить себе всего, поскольку всё крепко удерживала при себе тишина. Человеку не нужно было знать всего: тишина знала всё за него. И будучи связанным с тишиной, он многое узнавал от неё.

Сегодня же небеса тишины больше не нависают над миром идей и вещей, сдерживая их своим весом и давлением. На их месте отныне зияет пустота, и вещи словно засасываются в пространство, где прежде обитала тишина. Они обнажены, не прикрыты и их тянет ввысь. Всё больше вещей начинают отрываться от земли, и это - настоящее "восстание масс", бунт вещей и идей, более не сдерживаемых давлением тишины.

Человек даже не заметил утраты тишины: настолько полно пространство, прежде занятое ею, теперь запружено вещами, что кажется, что всё на месте. Но там, где прежде над вещью стояла тишина, теперь стоит другая вещь. Там, где прежде тишина окутывала идею, теперь к ней рвутся тысячи ассоциаций, хороня её под собою.

В сегодняшнем мире, где судят обо всём, исходя из немедленной выгоды, для тишины нет места. Её изгнали ввиду её непродуктивности, поскольку она всего лишь присутствовала без всякой цели. Единственная оставшаяся разновидность тишины - та, что вызвана потерей дара речи. Она совершенно негативна: это отсутствие речи. Не более чем техническая неполадка в непрерывном потоке шума.

Возможно, ещё осталось немного тишины: немного ещё допустимо. Подобно тому, как почти полностью истреблённым индейцам разрешают жить в их жалких резервациях, так и тишине порой отдают под санаторий клочок пространства между двух и трёх часов пополудни: "час тишины" и "две минуты молчания в память о...". Но никто не объявляет минуту молчания в память по тишине, которой больше не стало.

Конечно, тишина всё ещё присутствует в монашеских общинах. В средние века тишина монахов была связана с тишиной мирян за стенами монастырей. Сегодня же тишина изолирована в монастыре, она буквально живёт в монашеском уединении.