4

Древним языкам следует обучать ещё в школе, поскольку они выявляют родственную связь языка с тишиной, её власть над языком, а также целительное влияние тишины на него - яснее, чем это возможно в современном языке.

Необходимо это также и потому, что посредством "бесполезных" древних языков человек обретает возможность высвободится из мира голой наживы и полезности. С древними языками не "своротить гор", но они вводят нас в соприкосновение с чем-то, что лежит за пределами мира чистой целесообразности.

Также важно, чтобы сохранились и диалекты. Человек, привыкший к диалекту, в своей речи или в письме на общепринятом языке не способен безответственно перескакивать от слова к слову.Чтобы войти в стандартный письменный язык, ему каждый раз приходится возвращаться к родному наречию. Для него стандартный письменный язык, не есть нечто само собой разумеющееся и готовое к применению, и когда он, привычный к диалекту, начинает говорить "правильно", то всё равно опирается на диалект подобно тому, как телегу подпирают колодкой. Диалектизмами труднее управлять. Как тишина приостанавливает поток слов и не позволяет языку превратиться в механическую рутину, так и диалект, хоть и в меньшей степени, стоит на страже обособленной индивидуальности слов.

Вероятно, растворение диалектов в общепринятом стандартном языке - причём растворение чрезмерное, далеко выходящее за должные рамки - противоречит сущности языка, а, значит, и сущности человека. Во всех делах человеческих имеется определённое соотношение между качеством феномена и его количеством. Человеческий феномен не может расширяться далее определённых границ, не разрушив при этом себя, и, видимо, к языку это относится в той же степени, как и ко всему остальному.

Чистейшей истине английского языка вредит его чрезмерная универсальность... Всякий любитель птиц готов признать за воробьём наличие множества достоинств, но одна только мысль о способности самовоспроизведения этой маленькой птички заставит его неприятно вздрогнуть. Увлекись он подобными размышлениями, его захватит идея о мире, из которого исчезли все более разборчивые виды живности и где осталось только универсальное воробьиное царство." (Бэйзил де Селинкоурт)