2. Суждение и предложение
2. Суждение и предложение
Суждение и назначение предложений. Подобно понятию, суждение выражается посредством языка. Но, как более сложная форма мышления, она облекается и в более сложную языковую форму. Если материальной оболочкой понятия служит слово (или словосочетание), то материальной формой существования, носителем суждения выступает предложение (или сочетание предложений). Образно говоря, суждение есть «душа» предложения (в которой отражается какой-то фрагмент действительности), а предложение — «плоть и кровь» суждения.
Однако связь между ними неоднозначна. Всякое суждение выражается в предложении, но не всякое предложение выражает суждение.
Как известно, предложения по своему назначению (или цели высказывания) делятся на повествовательные, вопросительные и побудительные.
Повествовательные предложения и выражают собой суждения. Например: «Я потерял книгу». Здесь сообщается что-то о чем-то — следовательно, содержится утверждение (или отрицание), которое может быть истинным или ложным. Другие примеры: «Криминалистика — наука», «Подсудимый невиновен»; «Пенсия будет повышаться».
Но связь здесь подвижна. Одно и то же суждение может выражаться в разных повествовательных предложениях. Например: «Аристотель является основателем науки логики»; «Воспитатель Александра Македонского — основоположник логики как науки»; «Великий Стагирит (Аристотель был родом из Стагиры. — Е. И.) положил начало логической науки».
В свою очередь, одно и то же предложение может заключать в себе разные суждения. Например, высказывание «Аристотель — основатель логики» может быть использовано для выражения, по крайней мере, трех мыслей: «Аристотель (а не кто-то другой) является основателем логики»; «Аристотель — основатель (а не просто один из представителей) логики»; «Аристотель — основатель логики (а не какой-то другой науки)». Аналогичные примеры: «Москва — столица России»; «Высшая цель — благо народа».
Повествовательные предложения, в свою очередь, могут быть не только двусоставными, но и односоставными (назывными, безличными, неопределенно-личными и т.п.). Последние тоже выражают собой суждения. Возьмем, например, назывное предложение: «Весна». Достаточно поставить вопрос: «Что это за время года?» Ответ: «Весна» (или: «Это весна»). Здесь налицо суждение. Отсюда становится ясным логический смысл различных наименований — вывесок на зданиях, названий книг, кинофильмов, живописных полотен. Так, слово «суд», взятое безотносительно к чему-либо, заключает в себе понятие и только. Но это же слово в качестве вывески на здании выражает уже суждение: «Это суд». И оно может быть как истинным, так и ложным — в зависимости от того, висит ли вывеска на здании суда или театра. В этой связи вспоминается случай. Как-то под Ленинградом мы с женой осматривали галерею скульптурных портретов великих людей, расположенную под открытым небом. На одном из постаментов находился бюст худощавого с умным лицом человека, а подпись гласила: «Сенека». Я не поверил своим глазам. На противоположной стороне галереи стоял бюст другого человека — круглолицего и бородатого. Подпись, однако, гласила: «Цицерон». Я обратил на это внимание экскурсовода: «Вот этот Сенека — не Сенека, а этот Цицерон — не Цицерон». Внимательно присмотревшись, она согласилась. Оказывается, после уборки бюсты были расставлены неправильно. Поэтому надписи-суждения под ними стали ложными.
Еще примеры. «Преступление» и «наказание» — слова, выражающие лишь понятия из юридической области. Эти же слова, взятые Достоевским в качестве названия своего известного произведения, — уже суждение: «Это роман “Преступление и наказание”». Интересно отметить, что до наших дней дошел замечательный литературный памятник Древней Руси, который назывался именно так: «Се (это) повести временных лет...»
Безличные предложения тоже выражают суждения, например: «Морозит», «Грустно», хотя предмет мысли здесь лишь подразумевается (внешняя среда; человек, испытывающий определенное душевное состояние).
Суждение, взятое в единстве с его языковой формой — повествовательным предложением, именуется в символической логике «высказыванием» (отсюда — «логика высказываний»).
Вопросительные предложения, наоборот, не выражают суждений. Их логическая природа иная, и она специально исследуется в такой отрасли логики, как «логика вопросов». Эта отрасль ныне интенсивно развивается, что обусловлено рядом обстоятельств, и прежде всего — потребностями развития компьютерной техники, где все большую роль играют диалоговые и другие системы. Однако логика вопросов имеет не только сугубо техническое, а и более широкое, общенаучное и практическое значение.
Если, как сказано, вопросительные предложения не выражают суждений, то что же они тогда представляют собой? Рассмотрим пример: «Найдена ли книга?» Здесь непосредственно нет ни утверждения, ни отрицания. Иначе мы сказали бы просто: «Книга найдена» (или «Книга не найдена»). В вопросительных предложениях суждения содержатся лишь в скрытом виде, имплицитно: «Книга существует», «Книга потеряна», «Книгу ищут». Однако логическая сущность вопроса к такого рода суждениям отнюдь не сводится. Он представляет собой посредствующее звено между одними, известными суждениями и другими, новыми. Вот почему вопрос всегда предполагает ответ («Книга найдена» или «Книга не найдена»). Это и есть новое суждение.
Не будучи ни утверждением, ни отрицанием, вопрос не может быть также истинным или ложным. Он бывает лишь правильным и неправильным. Это всецело зависит от того, какие суждения лежат в его основе — истинные или ложные. Например: «Закончил ли Аристотель чтение лекций в нашей Академии?» Здесь предполагаются ложные суждения о том, что «Аристотель жив», что зачем-то «Он приехал в нашу Академию» и в настоящее время «Он читает здесь лекции». Следовательно, и самый вопрос, основанный на них, сформулирован неправильно.
Вопрос как особая логическая операция, тесно связанная с суждением и в то же время отличная от него, также возникает в процессе практической деятельности людей. Воздействуя на предметы и явления действительности, человек отражает ее не пассивно, а активно. Это воздействие требует все новых знаний. И тогда человек запрашивает их у действительности, у других людей. Возникая из недостатка информации о том или ином предмете мысли, вопрос служит средством ее восполнения. Если сказать кратко, это логическая форма перехода от известного к неизвестному. В вопросе особенно рельефно проявляется диалектический характер процесса познания. Правда, именно поэтому ответ на него возможен далеко не всегда. Вспомним знаменитое, актуальное и поныне, обращение Н. Гоголя: «Русь, куда несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа». Впрочем, ответа на этот жгучий вопрос о путях общественного развития страны нет и сегодня.
Познавательная роль вопросов очень велика. Наряду с суждениями они позволяют осуществлять процесс научного познания, двигаться от незнания к знанию, от менее полного знания к более полному, более точному и глубокому. Форму вопроса нередко принимают цели и задачи исследования, научные проблемы, гипотезы и т.д., без которых не может быть развития науки.
Вопросы весьма часто используются в практике общения — как средство получения новой информации, расширения кругозора, выяснения отношений. При знакомстве мы спрашиваем: «Как Вас зовут?»; «Учитесь или работаете?»; «Сколько Вам лет?». При встрече со знакомыми или друзьями: «Как живы-здоровы?»; «Что нового?». Даже последний пьяница-забулдыга желает знать от своего собутыльника об отношении к себе: «Ты меня уважаешь?»
Вопросно-ответная форма — эффективное средство осуществления учебного процесса. Эта форма широко применяется врачами во время беседы с больными. Ее широко используют в интервью с известными людьми — в печати, по радио, телевидению.
Она особенно важна также в юридической практике — например, когда ведется расследование какого-либо дела, а также в ходе самого суда. «Вопросы здесь задаю я» — эта фраза следователей и судей стала крылатым выражением.
Вопросно-ответные ситуации предполагают выполнение ряда требований. Прежде всего, это требования к вопросам. Главное из них — предпосылки вопроса должны быть истинными. Все значение этого видно из лукавого вопроса, который дошел до нас из глубины веков: «Перестал ли ты бить своего отца?» Здесь в качестве предпосылки используется суждение, которое во многих случаях окажется ложным: «Ты бил своего отца». Но если оно ложно, то правильный ответ по формуле «да-нет» невозможен: если перестал бить, значит, бил; если не перестал, значит, продолжаешь бить. Недаром говорят: «На глупый вопрос может быть глупый ответ».
Другое требование: сам вопрос должен быть сформулирован точно и определенно — так, чтобы был возможен правильный ответ. Если я во время экзамена спрошу студента: «Что Вы думаете о логике?» — то это вопрос неопределенный, так как думать о логике, вообще говоря, можно что угодно. Поэтому он в состоянии поставить в тупик даже самого умного студента.
Иногда вопрос лишь кажется неясным или неопределенным, но только потому, что ответ на него неясен или неизвестен. Во время экзамена бывает так, что студент говорит: «Я не понимаю вопроса». Это зачастую означает, что он не знает ответа.
Особые требования предъявляются и к самим ответам. Поскольку ответ принимает форму суждения, то он прежде всего должен быть истинным. Это не всегда удается на практике, но стремиться к этому необходимо.
Надо также учитывать, что всякое суждение принимает форму утверждения или отрицания. Поэтому, если на поставленный вопрос ответ дается утвердительный, то тем самым признается все, что стоит за самим вопросом. Но если что-то не признается, то это должно быть специально оговорено. Вспомним поучительный анекдот. «Верно ли, что Петров выиграл в лотерею «Волгу»?» — «Верно, но не Петров, а Сидоров, и не «Волгу», а сто рублей, и не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл».
Ответ, далее, должен быть не только истинным по содержанию, но и правильным по форме: он должен соответствовать вопросу. Если на точно сформулированный вопрос дается неполный или избыточный ответ, то это, строго говоря, логическая ошибка.
На определенный вопрос требуется давать определенный ответ. Но вот что получается, если это требование не соблюдается. В одном интервью на вопрос корреспондента известному артисту: «Алкоголь мешает или способствует сближению?» был дан ответ: «Навряд ли. Не очень уверен. Вообще даже не уверен. И вообще даже против».
Ответа не получилось. Вот почему заметка об этом была характерно названа: «Так мешает или способствует?» (МК в воскресенье. 4 февраля 2001 г.).
Наиболее важные аспекты юридических вопросно-ответных ситуаций специально оговорены в законодательстве. Так, в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, в гл. 26. «Допрос» (который как раз и состоит из вопросов и ответов), в частности, подчеркнуто, что «задавать наводящие вопросы запрещается»; «адвокат присутствует при допросе, но при этом не вправе задавать вопросы свидетелю и комментировать его ответы»; «после дачи показаний следователь может задавать вопросы каждому из допрашиваемых лиц. Лица, между которыми проводится очная ставка, могут с разрешения следователя задавать вопросы друг другу».
Во время суда при допросе подсудимого «председательствующий отклоняет наводящие вопросы и вопросы, не имеющие отношения к уголовному делу»; «Суд задает вопросы подсудимому после его допроса сторонами» (ст. 275); «никакие вопросы к подсудимому во время его последнего слова не допускаются» (ст. 293). В ст. 299 «Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора», дается их подробный перечень.
Особенно тщательно в УПК РФ разработаны вопросно-ответные ситуации в суде с участием присяжных заседателей. Так, согласно ст. 328: «Председательствующий разъясняет кандидатам в присяжные заседатели их обязанность правдиво отвечать на заданные им вопросы ...». В ст. 338 предусмотрена «постановка вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями». В ст. 339 раскрыто содержание вопросов присяжным заседателям. Здесь выделены 3 основных вопроса: доказано ли деяние; доказано ли, что его совершил подсудимый; виновен ли он.
Выдвигаются особые требования к вопросам, задаваемым во время судебного заседания: «Формулировки вопросов не должны допускать при каком-либо ответе на них признания подсудимого виновным в совершении деяния, по которому государственный обвинитель не предъявлял ему обвинения либо не поддерживал обвинения к моменту постановки вопросов» (ст. 339). После основного вопроса о виновности подсудимого могут ставиться частные вопросы о таких обстоятельствах, которые увеличивают или уменьшают степень виновности, либо изменяют ее характер, влекут за собой освобождение подсудимого от ответственности (причем сами эти вопросы специально указываются — см. ст. 339).
Перед совещанием присяжных заседателей председательствующий обращается к ним с напутственным словом. И снова в нем речь идет о вопросно-ответной ситуации. Председательствующий разъясняет порядок совещания, в частности, — «подготовки ответов на поставленные вопросы, голосование по ответам и вынесение вердикта» (ст. 340).
Наконец, вынесение самого вердикта предполагает голосование «за утвердительный ответ» и «за отрицательный ответ». При этом формулируется специальное требование к ответам:
«Ответы на поставленные перед присяжными заседателями вопросы должны предусматривать собой утверждение или отрицание с обязательным пояснительным словом или словосочетанием, раскрывающим или уточняющим смысл ответа» («Да, виновен»; «Нет, не виновен»).
Особой тщательности формулировок требуют вопросы, имеющие большое общественное значение, — например, выносимые на всенародный референдум. Так, в марте 1991 г., еще в условиях существования СССР, состоялся первый Всесоюзный референдум по вопросу: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной Федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?» Столь сложный вопрос был сформулирован не вполне корректно. Он задавался еще в условиях старого Союза, и не было ясно, в какой мере этот Союз будет обновлен. Тот, кто хотел быть против сохранения Союза, выходит, выступал бы против его обновления. А тот, кто желал обновления Союза, вовсе не обязан был голосовать за его сохранение.
От вопросительных предложений в собственном смысле отличаются так называемые риторические вопросы. Как и повествовательные предложения, они по существу тоже выражают собой суждения, но в особой, специфической форме. Например: «Как тебе не стыдно?» Здесь лишь усиливается категоричность, безусловность суждения: «Ты должен этого стыдиться». Еще пример. «Кто не любит хорошо поесть?» Или цицероновское: «Quousque tandem?» («До каких пор, наконец?»), которым лишь подчеркивалось его гневное нетерпение: «Пора этому положить конец». У Н. Гоголя: «И какой же русский не любит быстрой езды?»
Отсюда ясно, что риторический вопрос не требует ответа. «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?» — вопрошает Ленский в романе Пушкина «Евгений Онегин». Разве здесь требуется конкретный ответ — куда именно они удалились? Нет, этим лишь подчеркивается печальная мысль, что «весны... златые дни» ушли безвозвратно. У того же Пушкина: «Что же и составляет величие человека, как не мысль?» взятое нами в качестве эпиграфа ко всей книге. Разве Пушкина интересуют здесь помимо мысли еще какие-либо составляющие величия человека? Любопытно отметить, что, говоря о риторических вопросах, мы сами невольно использовали их: «Разве здесь...»
Множество примеров использования риторических вопросов можно найти и в современной художественной литературе. Так, у известного поэта и прозаика В. Сысоева находим: «Что знали бы мы о горьком, не будь сладкого?» Это эквивалентно суждению-утверждению: «Все познается в сравнении». Или: «Где кончается раздражительность и начинается гнев?» Здесь на конкретном примере демонстрируется великая философская диалектическая мысль: как и в природе, в общественной жизни нет жестких разграничительных линий между явлениями; одно переходит в другое постепенно, незаметно, так что грань указать невозможно. И еще почти шутливое: «Надо ли помогать друзьям садиться в лужу?» Ответ ясен сам собой.
Своеобразие риторических вопросов позволяет воспользоваться ими как средством создания остроты. В этой связи юристам полезно поразмышлять над мудрым высказыванием Козьмы Пруткова о единстве и многообразии законов: «Если бы вся Вселенная обратилась в одно государство, то как не установить повсюду одинаковых законов?»
Побудительные предложения подобно вопросительным тоже основаны на каких-либо суждениях. Например: «Найдите книгу!» Здесь предполагается, что «Книга существовала», «Книга потеряна», «Книга необходима». Однако логический смысл и назначение таких предложений состоят не в констатации этих фактов, а в побуждении кого-то к совершению действия, требовании, пожелании, просьбе. Аналогичный пример: «Встать, Суд идет!»
Побуждения — тоже продукт деятельности людей. В ходе их совместных действий возникает потребность в том или ином волеизъявлении, проявлении чувств и т. п. Она и находит свое конкретное выражение в побудительных предложениях.
Познавательное значение побуждений также велико. В них так или иначе закрепляется человеческая мудрость, основанная на опыте и знаниях. Вот почему многие побудительные предложения стали своего рода афоризмами, превратились в пословицы и поговорки. «Не судите, да не судимы будете», — сказано в Священном Писании. «Познай самого себя!» — изречение, высеченное на колонне при входе в храм Аполлона в Дельфах (Греция). «...Старайся быть точен, как свидетель при показаниях», — советовал Цицерон.
А как актуально ныне звучат такие высказывания: «Голосуй за человека, который обещает меньше всех, будешь меньше всех разочарован»; «Если хочешь узнать, что представляет собой человек, дай ему власть», «Надейся на лучшее, а приготовься к худшему».
Побудительные предложения широко используются в художественной литературе — и нередко тоже для выражения глубокой философской мысли, назидания, остроты или шутки. Так, у того же В. Сысоева: «На пороге вечности не ноги вытирай, а душу отмывай»; «Забудь о неизбежности, помни о выборе»; «Не надо помогать всему человечеству, помоги хотя бы одному».
Итак, каждому из типов предложений соответствует своя логическая форма: повествовательному предложению — суждение; вопросительному — вопрос как форма перехода от одного суждения к другому; побудительному — побуждение кого-то к чему-то. Вопросительные и побудительные предложения, хотя и заключают в себе суждения, но отнюдь не сводятся к ним. Вот почему мы сказали, что всякое суждение есть предложение, но не всякое предложение есть суждение.
Суждение и структура предложения. Неоднозначны отношения также между структурой суждения и структурой предложения. В наиболее общем виде различие между ними сводится к тому, что в мышлении людей, говорящих на самых разных языках, суждение имеет одну и ту же структуру, а предложения в этих языках строятся по-разному.
Но и в рамках одного и того же языка — например, русского — структуры суждений и предложений различны. Так, в суждении лишь два взаимосвязанных члена: субъект и предикат. А в предложении могут быть как главные члены — подлежащее и сказуемое, составляющие его грамматическую основу, так и второстепенные — определение, дополнение, обстоятельство.
Нет однозначного соответствия даже между субъектом и предикатом суждения, с одной стороны, подлежащим и сказуемым предложения — с другой. Такое соответствие может иметь место лишь в простых нераспространенных предложениях типа: «Роза красна», «Люди смертны», «Суд идет». В распространенных же предложениях дело обстоит сложнее. Так, в предложении «Любой, кто получил выгоду от преступления, виновен в его совершении» подлежащее — «любой», а сказуемое — «виновен». Субъект же заключенного здесь суждения выражен группой подлежащего: «любой, кто получил выгоду от преступления», а предикат — группой сказуемого: «виновен в его совершении». Причем может быть и обратная ситуация, когда субъект суждения выражен в предложении сказуемым (или его группой). Например: «Выдающимся русским писателем является М. Шолохов». Здесь субъект суждения — «выдающийся русский писатель» выражен группой сказуемого, а предикат — «М. Шолохов» — подлежащим. Более сложный, юридический пример: «Разрешено все, что не запрещено законом». Субъект суждения здесь выражен сказуемым («то, что разрешено»), а предикат — группой подлежащего («все, что не запрещено законом»).
Наконец, субъект и предикат суждения подвижны, тогда как подлежащее и сказуемое предложения неподвижны.
Примеры. «Суд состоится». Субъект суждения выражен здесь подлежащим предложения — «суд», а предикат — сказуемым «состоится» (ср.: «Суд есть то, что состоится»). «Суд состоится завтра». Предикат здесь выражен уже другим словом — «завтра» (ср.: «День, когда состоится суд, — это завтра»). «Суд состоится завтра в Москве». Предикат выражен третьим словом — «Москва» (ср.: «Город, где состоится завтра суд, — Москва»).
Причина подвижности предиката — в его характере как носителя новизны.
Чтобы выявить логический смысл предложения, надо найти в нем субъект и предикат суждения. А это, как очевидно, не простая задача. Ведь они подвижны и могут выражаться в предложении разными способами. Знание таких способов имеет огромное практическое значение для точного выражения наших мыслей. О каких же конкретно способах идет речь?
Прежде всего это соответствующая грамматическая форма предложения. Оно может быть построено так, чтобы субъект суждения был выражен непременно подлежащим (или его группой), а предикат — сказуемым (или его группой). Если, например, мы хотим высказать мысль, что именно Петров, а не какой-то другой адвокат, будет выступать в суде, то ей можно придать следующую грамматическую форму: «Адвокат, который будет выступать в суде, — это Петров». Но если мы хотим выразить другую мысль, что Петров будет выступать именно в суде, а не на коллегии адвокатов, то можем грамматически оформить ее так: «Место, где будет выступать адвокат Петров, — это суд». Правда, при таком способе выражения мысли сама конструкция предложения может оказаться искусственной или громоздкой. Поэтому ограничиваться им нельзя.
Другой способ — порядок слов в предложении. Его суть в том, что все известное в суждении сдвигается в сторону субъекта, в начало предложения, а предикат как носитель новизны ставится в конце. Представим себе, что психолог читает лекцию о корыстолюбии как одной из психологических черт личности и, в частности, раскрывает роль корысти в совершении преступлений. Как же в этом случае можно построить фразу? «Корысть — основной мотив преступлений». Здесь «корысть» — субъект, а «основной мотив преступлений» — предикат. А если лекцию читает юрист и она посвящена другой теме — преступлениям, в частности их мотивам? Тогда правильнее построить фразу иначе: «Основной мотив преступлений — корысть». Почему? Потому что субъектом здесь является «основной мотив преступлений», а предикатом — «корысть».
Порядок слов используется в практике мышления нередко. Так, в Священном Писании сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Здесь «Слово» стоит то в конце предложения, то в его начале. Почему? Потому что в разных предложениях оно несет совершенно различную смысловую нагрузку. В первом оно выражает новое знание, следовательно, выступает предикатом (ср.: «То, что было в начале, — это Слово»). Во втором и третьем оно выражает уже известное, т.е. является субъектом, а новое знание воплощено в словах: «у Бога» и «Бог».
С этих позиций понятен также порядок слов в «Фаусте» Гете: «В начале было дело». Здесь содержится совершенно иной ответ на тот же вопрос: «Что было в начале?» «То, что было в начале, — это дело». Но если мы по поводу какой-то иной ситуации скажем: «Дело было вначале» («а отдых был потом»), то слово «дело» будет выражать уже субъект, а «вначале» — предикат (ср.: «Делу — время, потехе — час»). Еще примеры: «Мы — не рабы», «Рабы — не мы»; «Люди — не боги», «Боги — не люди». Субъект и предикат здесь меняются потому, что в этих предложениях заключены совершенно разные мысли.
Еще одним из способов выражения предиката служит логическое ударение. В устной речи оно достигается усилением голоса, а на письме — подчеркиванием. Так, в предложении «Преступление произошло вчера» при одном и том же порядке слов, но с помощью логического ударения могут быть выражены три разные мысли: «Преступление (а не какое-то другое событие) произошло вчера»; «Преступление произошло (а могло не произойти) вчера»; «Преступление произошло вчера (а не позавчера и не сегодня)».
Наконец, к способам выражения субъекта и предиката относится контекст. Например, трудно сразу определить логический смысл, т.е. найти субъект и предикат в известном высказывании акад. И. Павлова: «Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека». Здесь помогает контекст. О чем идет речь в предыдущей фразе? О науке. «Наука требует от человека всей его жизни». Значит, в последующей фразе субъектом будет уже не «наука», а «то, что требует наука от человека», предикатом же — «большого напряжения и великой страсти».
Знание способов выражения субъекта и предиката в предложении позволяет правильно устанавливать логическую структуру суждения. А это, в свою очередь, необходимо для правильного преобразования суждений и построения умозаключений.