Запад

Запад

С крушением Востока окончился полувековой период баланса на мировой арене стратегических сил. В начале XXI века ВНП Запада достиг двадцати четырех триллионов долларов. У Америки появились беспрецедентные инструменты воздействия на мир, в котором ей уже не противостоял коммунистический блок. Именно в это время американцы как бы заново обозрели мировой горизонт и убедились в том, что перед Америкой открываются невероятные, немыслимые прежде материальные, политические и культурные возможности. Они увидели, что даже те, кто боялся Америки и противостоял ей (множество голосов от Парижа до Багдада и Пекина), ныне определяют будущее исходя из факта глобального преобладания американской мощи. «Момент» однополярности превратился в десятилетие однополярности и может продлиться намного дольше. У Америки есть все, кроме конкурентов.

В течение первого десятилетия после крушения СССР существовала своего рода инерция. И только в сентябре 2001 гг. на развалинах Международного торгового центра в Нью-Йорке преисполненные скорби и желания мщения американцы окончательно осознали, что у Америки нет противовеса, нет сдерживающего начала на этой планете, что геополитический баланс окончательно ушел в прошлое. Российская держава вошла в возглавляемую Соединенными Штатами коалицию. Руководствуясь желанием отомстить неспровоцированному нападению, американское общество обратилось к «сиренам» имперской опеки над всем миром.

По четырем показателям — подоле своего валового национального продукта в общемировом производстве, по сумме военных расходов, по размерам стратегических сил и по относительной независимости Сырьевой базы от внешнего мира — США достигли апогея своего могущества. Сегодня Соединенные Штаты владеют 4500 единиц стратегического ядерного оружия[361]. Глядя в будущее, американские футурологи видят возможное появление полнокровного глобального конкурента примерно через четверть века. Речь идет о самой бурно развивающейся стране — Китае, с которой у США складываются все более сложные отношения. США уже ввели ограничения на импорт из Китая тканей, одежды, цветных телевизоров, полупроводников, мебели из древесины, креветок. Но обнаружилось и слабое место Америки — ее финансовый дефицит. У США дефицит по текущим статьям платежного баланса приближается к 800 млрд долл, и продолжает быстро расти[362].

Со времен первых пуритан-поселенцев и, конечно же, со времени бурной деятельности отцов-основателей республики в СШАукоренился миф об исключительной миссии Америки в мире. Задача создания глобальной зоны влияния буквально не могла бы быть решена без переносимого из поколения в поколение американцев представления о том, что Америка — это «лаборатория прогресса», что Соединенные Штаты имеют право и даже обязанность «поделиться» своим прогрессом с «менее удачливыми» районами мира. Те, кто планирует американский внешнеполитический курс, воспевали «моральный пример» североамериканской республики, поучительность эксперимента свободы на североамериканском континенте. Энергичность национального характера стала связываться с императивом миссионерской деятельности в глобальных масштабах. Предприимчивость подавалась как предпосылка разрешения всех проблем.

Вторая черта экспансионистской практики — безапелляционная вера правящих кругов в существование американского решения для любой из мировых проблем. Здесь мы имеем дело с феноменом исключительной исторической устойчивости. Несмотря на многочисленные примеры тяжелейших провалов, неудач политики США на мировой арене, поколение за поколением американских политических деятелей предлагают собственные варианты решения любых международных и локальных споров в различных частях земного шара. За таким глобализмом стоит вера его авторов в эталонную сущность буржуазной демократии американского образца. Вера в универсальную приложимость догм буржуазно-демократической модели парадоксально незыблема в американской идеологии.

Третий «столп» американской стратегии — неукротимое стремление найти противника, того «козла отпущения», против которого необходимо мобилизовать все ресурсы. Какой бы экзотической, отдаленной, уникальной ни была арена конкретных действий проводников американской внешней политики, неизбежно находился тайный, закулисный враг, тот скрытый махинатор, который коварно нарушал американские планы. На протяжении четырех послевоенных десятилетий таким врагом считался мировой коммунизм, причина неудач американской внешней политики усматривалась в вездесущей «руке Москвы». Позднее таким манихейским образом стали воинственный ислам и огромный Китай.

На краткий исторический период пало время необычайного могущества Запада. Экс-глава Европейской комиссии Марио Монти удрученно заметил, что даже могучая Европа (владевшая миром полтысячи лет) в один прекрасный день может оказаться всего лишь «предместьем Шанхая».