7. О методе «переходных» абстракций

Итак, нельзя понять отношение социализм – свобода, не направляя политическую борьбу в русло, указанное Марксом. Развитие производительности труда является составной частью освободительной борьбы масс. Последняя реализуется в ходе исторического процесса борьбы классов, распространения культуры, ограничения общественного разделения труда, ограничения власти и собственности верхушки. Условием для развития этого процесса является то, что различные аналитические «блоки», позволяющие нам рассматривать капиталистическое общество как «целостность», должны оставаться в поле зрения, быть на виду, чтобы то, что временно перестало быть предметом анализа, не оказалось окончательно «изъятым» из процесса. Иначе говоря, Маркс применяет метод «переходных» редукций или абстракций. Речь идет не только об анализе явлений в чистом виде, а о том, чтобы заставить их временно протекать таким образом, чтобы целое освещалось то с одной, то с другой стороны и соответственно другие его участки оказывались то больше, то меньше в тени.

Если, например, трудовой процесс рассматривается как процесс возрастания стоимости, как мертвый труд, который преобразуется в самовозрастающую стоимость, необходимо временно абстрагироваться от процесса обращения в целом. Это достигается не путем его устранения, а, напротив, путем «воображения» процесса в целом как функционирующего в полной мере, как если бы для капитала не существовало проблемы «реализации». В этом случае «малое обращение» – единственно допускаемый в процесс обращения компонент – выступает как переменная величина (то есть переменная эксплуатации). От процесса обращения в целом можно абстрагироваться, потому что цены установлены в воображении, но, как мы говорили, предполагается, что они реальны. Впрочем, если мы хотим продолжать оперировать с изолированным аналитическим блоком «эксплуатации», мы не можем остановиться в этой точке. Изучение произведенной ex novo стоимости требует не только идеальности цен и их реализации, но и абстрагирования от варьирования стоимости той части капитала, которую Маркс определяет как постоянный капитал. В отношении постоянного капитала «мы… применили тот закон математики, при помощи которого она оперирует с переменными и постоянными величинами, когда постоянная величина связана с переменной только посредством сложения и вычитания» [МЭ: 23, 225]. Если в этом смысле постоянный капитал равен нулю, стоимость вообще предстает в виде простого опредмеченного труда, а прибавочная стоимость соответственно как сгусток рабочего времени.

В первом рассмотренном случае сведение обращения к нулю позволяет в воображении вернуть в производственный процесс весь процесс формирования стоимости. Только в таких условиях, то есть в рамках «идеальности», цены и стоимости совпадают. Во втором случае при сведении постоянного капитала к нулю можно распознать произведенную ex novo стоимость, лишь заставив переменную часть авансированного капитала выполнять исключительную роль. Следуя логике Гегеля (аналогичной здесь рикардовскому «редукционизму»), легко истолковать временное сведение к нулю как операцию приведения к единице. Например, следуя этой логике, абсолютную и относительную прибавочную стоимость можно было бы считать тождественными или же считать тождественными спрос и предложение, поменявшиеся местами. На первый взгляд нет ничего проще. Абсолютная прибавочная стоимость относительна, потому что предполагает развитие производительности труда, которая позволяет ограничить необходимое рабочее время лишь частью рабочего дня. Но если обратить внимание на движение прибавочной стоимости, то видимость тождества исчезает. Когда капиталистический способ производства достигает известного уровня развития, возникает альтернатива: каким образом можно повысить норму прибавочной стоимости; ее можно повысить «путем абсолютного удлинения рабочего дня» или, «при данных границах рабочего дня», «путем изменения относительной величины составных частей рабочего дня» (необходимый и прибавочный труд). Здесь, в рамках временного абстрагирования прибавочной стоимости, вновь появляется, как «изменение производительности или интенсивности труда» [МЭ: 23, 519 – 520], та часть постоянного капитала, которую Маркс называет основным. Теперь постоянный капитал опять пускается в дело или по крайней мере та его часть, которая способствует снижению стоимости рабочей силы.

Это только кажется, что Рикардо и его последователи идут тем же путем. Дж. Стюарт Милль, например, идеализирует цену. Для него «обмен, купля и продажа – эти общие условия капиталистического производства – объявляются чем-то совершенно случайным; прибыль будет даже и без купли и продажи рабочей силы» [МЭ: 23, 525]. Иначе говоря, метод «переходного» абстрагирования заменен редукцией, которая переходит в отождествление. Все отношение застывает в моменте идеальности. Говоря о прибавочной стоимости, ни Рикардо, ни Милль, оказывается, не понимают, что «норма прибыли может зависеть от обстоятельств, не оказывающих никакого влияния на норму прибавочной стоимости. Впоследствии, – продолжает Маркс, – …я покажу, что при определенных обстоятельствах одна и та же норма прибавочной стоимости может выразиться в самых различных нормах прибыли и различные нормы прибавочной стоимости – в одной и той же норме прибыли» [МЭ: 23, 533]. Маркс хочет сказать, что, отождествляя норму прибыли и норму прибавочной стоимости, Рикардо препятствует возможности изолировать феномен прибавочной стоимости, так сказать, поместив его в рамки некоего условия. Даже поняв первостепенную роль этой проблемы, он не ограничивается описанием ее в пределах того пространства, которое нужно для ее временной изоляции от целого, а сводит целое к этой единственной проблеме. В результате, сведя прибавочную стоимость к прибыли, он не может уяснить обстоятельств, при которых изменение нормы прибыли не зависит от ее антагонизма по отношению к стоимости заработной платы. Прибавочная стоимость – вот та категория, которая при наличии данного «совокупного работника» может продемонстрировать связь между развитием производительности и малым обращением, и при этом не придется прибегать к редукционизму, который исключает влияние других факторов на норму прибыли.

Как мы знаем, этот вопрос важен для Маркса, потому что он никогда не отказывался от рассмотрения капиталистического способа производства как формы «автономизации» богатства, как системы собственности, которая осуществляет свою власть над живым и мертвым трудом и поэтому не замечает драматических проблем тех, кто, отказавшись от рассмотрения этого аспекта вопроса и решив рассматривать экономику не как науку о данных человеческих отношениях, познаваемых с помощью воображения, а как науку функциональной идеализации, не в состоянии более замечать форм эксплуатации, классового господства и отношений собственности. Во втором томе «Капитала» Маркс рассматривает обращение как потенциально непрерывный процесс. Это ни в коем случае не соответствует реальному ходу дел. Как «переходное» абстрагирование, он представляет и «идеальность» движения обращения (его тенденцию сводить время к нулю), и силы, которые реально действуют в этом направлении. Отсюда – особый способ вычисления времени обращения, на котором мы останавливались. Выше мы говорили, что по сравнению с Рикардо в теории денег Маркса придается новое значение теоретическим исследованиям, возникшим на заре капитализма и проводившимся с учетом взаимосвязанности целей и средств; впоследствии этот вопрос отошел на задний план, уступив место другим интересам. И все-таки второй том «Капитала» в значительной степени является полемикой с меркантилизмом, с profit upon alienation (прибылью от отчуждения). Прибавочная стоимость, пишет Маркс, «не вытекает ни из денежной, ни из натуральной формы заработной платы, или капитала, затраченного на покупку рабочей силы. Она вытекает из обмена стоимости на силу, создающую стоимость, из превращения постоянной величины в переменную» [МЭ: 24, 248]. И еще: «время обращения капитала вообще ограничивает время его производства, а потому и процесс увеличения его стоимости» [МЭ: 24, 142]. Важность этих утверждений очевидна: они не влияют на возможность расчета издержек обращения, а придают им особое значение. Знак минус, с которым вычисляются издержки обращения, указывает на их «историчность» и на тенденцию к снижению их в коммунистическом обществе. Иначе говоря, общественное, плановое производство сможет в значительной степени приблизиться к идеальной модели производства, которое развивается без противоречий.

И хотя Маркс в своих рассуждениях избрал именно это направление, во втором томе «Капитала» есть момент, о котором мы упоминали, где со всей очевидностью вновь ставится проблема отношения к происхождению буржуазного общества и использованию его возможностей. Маркс критикует концепцию profit upon alienation, но по-прежнему тверд в убеждении, что «класс капиталистов остается единственным исходным пунктом денежного обращения» [МЭ: 24, 434]. Здесь вновь в виде «переходной» абстракции проявляется историческая сложность капиталистического способа производства. Приходится противостоять риску изобразить производство и доход как результат рефлексии, то есть по сути тождественные понятия. Центральным моментом является то, что «купля и продажа рабочей силы, в свою очередь, основывается на распределении элементов производства, которое предшествует распределению общественных продуктов и является предпосылкой последнего, а именно: основывается на отделении рабочей силы как товара рабочего от средства производства как собственности не рабочих» [МЭ: 24, 434]. Иначе говоря, если верно то, что специфические части стоимости действуют как доход, также верно и то, что остальные функционируют как капитал. Вновь обращаясь к этой проблеме в конце третьего тома «Капитала», Маркс называет «в корне ложной» догму, «будто стоимость товаров в конечном счете может быть разложена на заработную плату + прибыль + рента» [МЭ: 25-II, 412]. Логически «затруднение это заключается в том, что устойчивые определения дохода и капитала взаимно обмениваются и меняются местами, так что, с точки зрения отдельного капиталиста, кажутся лишь относительными определениями, которые, однако, исчезают при рассмотрении всего процесса производства» [МЭ: 25-II, 413]. Несмотря на множество убедительных доводов, которые могут быть привлечены в защиту этой логики рассуждений «перспективного» типа, все они меркнут перед тем фактом, что капитал сам должен воспроизводиться в товарной стоимости, элемент которой он собой представляет. Логике перспективности и рефлективных отношений, а также логике редукционизма Маркс противопоставляет логику «переходных» абстракций (которые исчезают, оставляя вполне определенные следы), чей функциональный сдвиг характерен для возможных исторических перемен. Как мы знаем, в рефлективном отношении верно то, что отдельному капиталисту кажется, будто прибыль может преобразовываться в доход и ее «одинаково можно потребить как производительно, так и индивидуально, одинаково и как капитал и как доход» [МЭ: 25-II, 417 – 418]. Форма рефлективных отношений скрывает, таким образом, возможность решения и выбора на уровне отдельного капиталиста и является вследствие этого источником и формой его власти как собственника общественного богатства. В действительности эта альтернатива власти остается в рамках системы на индивидуальном уровне. В общем плане, то есть в плане совокупных общественных отношений, действуют естественные законы (на языке Маркса, исторические законы). Капиталистический процесс не просуществовал бы и недели, если бы решение не вкладывать капитал стало всеобщим. Дело в том, что эти решения остаются индивидуальными и в качестве таковых придают историческим законам видимость естественных законов.

Производство вообще базируется, таким образам, на предпосылке, что товары продаются по их стоимости. Приближение к «реальности», о которой Маркс собирался говорить в третьем томе «Капитала», по сути является прогрессивным ослаблением связей, которые следуют из «идеализации», то есть из предшествования стоимостей-цен реальному обращению. Обмен постепенно освобождается от этой «идеальности», даже если его реальный механизм выглядит таким образом, что он как бы недалеко ушел от предполагаемой «идеальности». Как бы то ни было, «реализация» остается открытым вопросом, а с ней – и вопрос о конкуренции. Торговый капитал не только в воображении выступает как непроизводительные издержки по отношению к идеальному условию, когда цены уже реализованы, но и реально влияет на норму прибыли. От земельной ренты тоже нет больше нужды абстрагироваться. Ее капиталистический генезис объясняется в рамках специфических свойств такой области производства, как сельское хозяйство, органическая структура которого во времена Маркса демонстрировала явное преобладание живого труда над опредмеченным. Тем не менее и в развитии этого процесса сближения с реальностью процесс «переходного» абстрагирования продолжает оставаться центральным. Именно в связи с «рефлективной» логикой Маркс замечает:

«…хотя норма прибыли в числовом выражении отлична от нормы прибавочной стоимости, между тем как прибавочная стоимость и прибыль представляют в действительности одно и то же и равны также в числовом выражении, тем не менее прибыль есть превращенная форма прибавочной стоимости, форма, в которой ее происхождение и тайна ее бытия замаскированы и скрыты. В самом деле, прибыль есть форма проявления прибавочной стоимости, и эту последнюю лишь посредством анализа надлежит выводить из первой» [См. МЭ: 25-I, 55].

В другом месте Маркс пишет, что прибыль – это наиболее развитая форма прибавочной стоимости[113]. В любом случае Маркс продолжает следовать линии, выработанной им в первом томе «Капитала». Прибавочная стоимость и прибыль не являются чистой игрой ума. Только благодаря тому, что очевидность малого обращения не была сброшена со счетов, Маркс может видеть в развитии производительности труда не только возрастание потребительных стоимостей, которые, будучи идеализированы, могут быть реализованы при любых обстоятельствах, а он также усматривает в ней возможность вскрыть либо жалкую основу кражи рабочего времени и поставить вопрос о свободном времени масс, либо же основу обретения автономности меновой стоимостью, формирования и упрочения отношений собственности или близких к ним отношений власти.

Знаменитый вопрос о «трансформации» тоже рассматривается на этом фоне. Установление рыночной стоимости, пишет Маркс, «представленное здесь абстрактно… совершается на действительном рынке посредством конкуренции между покупателями, если спрос как раз настолько велик, чтобы поглотить данную массу товаров по ее установленной таким образом стоимости» [МЭ: 25-I, 202]. Реальность, к которой мы приближаемся, таким образом, еще намеренно удерживается вблизи собственной концепции, то есть вблизи ее «переходной» воображаемой абстракции. С другой стороны, то реальное условие, которое больше всего давит на Маркса (рост производительности труда), сводится к нулю; оно появится вновь только в рамках закона тенденции нормы прибыли к понижению. Предполагаемые идеальные условия – это те, при которых товары продаются по их стоимости. Заметьте, что здесь Маркс понимает под прибавочной стоимостью не первоначальное условие присвоения рабочей силы, на основе которого появляется капитал и все отношения собственности, а то, что непременно признáет каждый рикардианец, – специфичность отношений эксплуатации в отраслях производства, находящихся на разном уровне технического развития. Если заданы конкуренция капиталов, различный органический состав отраслей производства, зарплата и ее масса, ставшая показателем определенного количества рабочей силы, и прибавочные стоимости, которые приведены ею в движение, если известна норма прибавочной стоимости и производительность труда, если предполагается, что товары продаются в целом по их стоимости (то есть что общая сумма цен-стоимостей реализуется), – если известны все эти идеальные, предполагаемые условия, то можно сделать заключение о преобразовании прибавочных стоимостей в среднюю прибыль. Этого нельзя было бы сделать, не прибегая к «переходной» идеализации, которая позволяет говорить о сбыте по стоимости как о предположении и приостанавливает действие всех других переменных условий.

Следовало бы говорить не о натуралистических реминисценциях, а скорее о постоянном применении метода «идеализации» или «переходного» абстрагирования. В самом деле этот метод тотчас же показывает, что изменение производительности труда проявляет себя как постоянная тенденция. В стремлении приблизиться к реальности это приводит к закреплению закона, выражающего тенденцию нормы прибыли к понижению, а следовательно, к объективному выявлению границ и препятствий в капиталистической системе, которые принимает форму ее противоречий. О законах, выражающих тенденции, иногда говорилось, что они не представляют большой ценности с научной точки зрения[114]. Но в методе Маркса речь идет о том, чтобы сделать видимыми те признаки, которые при исследовании без помощи «переходного» абстрагирования остались бы не замеченными вовсе. А именно они позволяют Марксу говорить об альтернативе: либо общество, где обретение самостоятельности (автономизация) меновой стоимостью ведет к постоянному увеличению дисбаланса между живым трудом и обладанием мертвым трудом; либо общество, где признаки, выявленные в условиях, которые внешне их как бы исключили, служат для того, чтобы направлять к массовому освобождению развитие индивидуальных способностей. Эти указания, ориентиры Маркс оставил нам для построения коммунистической свободы.

Всем этим я вовсе не собираюсь до бесконечности защищать ценность научного метода Маркса. Процессы, рассматриваемые Марксом, иногда условны, открытия гениальны, но нечетко изложены, воображаемое не всегда соответствует результатам. В этой работе я хотел сказать о другом. С самого начала своего исследования, там, где внимание сосредоточено на обесценении капитала и на тезисе о том, что капитал никогда полностью не платит своих долгов; в изучении вопроса об «автономизации» меновой стоимости и отношениях собственности и господства, которые отсюда вытекают, и вплоть до встречи-столкновения с Рикардо относительно того, по какому руслу направить рост производительности труда, вплоть до альтернативы: наслаждение верхушки или свободное время масс, – Маркс дает нам последовательный анализ, направленный на освобождение экономической науки от ее традиционной связи с имущими слоями и на сохранение ее как науки. Результатом является гипотеза о новом типе производителя (общественный индивид), который возьмет условия свободного развития и свободного движения индивидов под свой контроль. Маркс приходит к этой гипотезе не на философской и не на политэкономической основе; он подталкивает экономическую науку к разработке гипотезы о преобразовании и продолжает беспристрастным взглядом наблюдать за настоящим, в котором остатки насилия и варварства, подлежащие уничтожению, еще сохраняются внутри системы связей, совместимых с ними, и чья рациональность, следовательно, нуждается в радикальном преобразовании.