2. Трудовая теория стоимости

Если мы обратимся к основному произведению Маркса, появившемуся восемь лет спустя, то обнаружим, что товар и его обращение и в данном случае представляют собой отправную точку исследования (первый из семи отделов, где рассматривается это явление, озаглавлен «Товар и деньги»). Но внимание автора в этот раз концентрируется главным образом на капитале («Превращение денег в капитал») как на деньгах, потраченных на приобретение товара особого рода, рабочей силы, в связи с созданием и получением прибавочной стоимости. При капитализме это стало возможным вследствие существования неимущего пролетариата, лишенного каких бы то ни было средств производства (например, земли) и вынужденного поэтому продавать за заработную плату свою способность трудиться, или рабочую силу, как единственное средство к существованию. Заключительная часть первого тома[45] посвящена историческому воссозданию так называемого процесса «первоначального накопления», в ходе которого сформировался пролетариат.

Все, о чем говорилось до сих пор («Экономические рукописи 1857 – 1859 годов» и работа «К критике политической экономии»), может навести на мысль, что подход Маркса к исследованию, основанному лишь на анализе денег и обмена – к последнему автор проявляет почти навязчивый интерес, – слишком абстрактен и даже вводит в заблуждение. (Маркс заметил бы, наверное, что подобная абстрактность присуща именно обмену как таковому, взятому отдельно, и представляет собой отличительную черту буржуазной политэкономии.) Поражает же в «Капитале» его преимущественно исторический аспект: предметом анализа и доказательством служат особенности капитализма как социально-экономической системы, связанной с определенными историческими условиями, характеризующими его как особый способ производства. В это последнее понятие входят и так называемые общественные производственные отношения. Главная отличительная черта буржуазного, или капиталистического, способа производства, выявленная Марксом, – это та социальная поляризация, благодаря которой собственность концентрируется в руках меньшинства (буржуазии), в то время как по той же причине большинство населения (или существенная его часть) абсолютно лишается ее. Этот социально-экономический факт, лежащий в основе всей системы, давал ключ к пониманию явления обмена, объясняющего возможность прибыли капитала, – явления, проходившего в теориях обмена как вещь в себе, взятая отдельно и неизбежно ставившаяся в один ряд с другими формами товарного обмена как обмен «эквивалентов». Только рассматривая данное явление в социально-историческом контексте, можно было полностью и реалистически понять его действительную природу и роль, которую оно играет во всей экономической системе. Маркс критиковал классических экономистов – несмотря на то, что он восхищался их «беспристрастной» и «научной» позицией, и несмотря на то, что Рикардо видел в распределении «основную проблему политической экономии» и сконцентрировал все свое внимание на отношении зарплата – прибыль, – именно за то, что им не удалось (или по крайней мере не до конца удалось) этого сделать.

В «Капитале» Маркс относит эту меновую зависимость к трудовой теории стоимости, известной еще классическим экономистам, по крайней мере Рикардо[46]. Таким образом, степень эксплуатации, или норма прибавочной стоимости, выражается как количественное отношение между двумя количествами труда: прибавочным трудом (то есть количеством труда, затраченным сверх того, что воплощено в материальных благах – зарплате) и другим трудом (необходимым, для того чтобы поддерживать способность рабочего трудиться). Другими словами, из чисто денежного это отношение преобразуется в количественное отношение между двумя качествами труда в сфере производства, то есть превращается в отношение между временем прибавочного труда, затраченным одним работником или группой работников за день, за неделю либо за один год, и «временем необходимого труда» для восстановления способности трудиться, или рабочей силы, истощенной в ходе трудового процесса. Таким образом, оно становится величиной, зависимой от условий производства и производственных отношений и определяемой ими, а не чем-то зависимым от сферы обращения и обмена.

Эта точка зрения в дальнейшем нередко критиковалась: говорили, что вся теоретическая структура основывается на ложном предположении, на примитивной и устаревшей теории стоимости, неточность – если не самая настоящая ошибочность – которой якобы доказана. Если обмен продуктов производится в действительности в соответствии не с вложенным в них трудом, а с ценами, определяемыми чем-то еще, тогда – как заявил в конце XIX века австрийский экономист Бём-Баверк – все здание, возведенное Марксом, рушится и так называемая теория эксплуатации повисает в воздухе. Он заключил также, что теория Маркса не имеет «какого-либо будущего».

В результате дискуссий, вызванных вновь возросшим интересом к классическим экономистам и к их подходу к проблеме, современные экономисты поняли достаточно хорошо[47], что значит выражать макроэкономические отношения через однородную величину труда: она позволяет рассматривать отношения вне зависимости от изменений, происходящих в сфере распределения, и вытекающих отсюда изменений цен. Как известно, Рикардо в своей теории прибыли первым выразил отношение заработная плата – прибыль через товар, конкретно – посредством зерна[48]. Вначале такой подход не вызывал возражений, однако он плохо соотносился с тем фактом, что в мире существует множество товаров, и, естественно, не выдерживал критики Мальтуса[49]. Поэтому в своей более зрелой работе «Начала политической экономии и налогового обложения» Рикардо заменил меру товара (зерно) на меру, выраженную через труд (исходя из того, что цена пропорциональна вложенному труду, по крайней мере приблизительно). Можно сказать, что Маркс пошел по тому же пути в своей теории прибавочной стоимости, представляющей собой его открытие в политэкономии и являющейся в определенном смысле снятием (Aufhebung) классической политэкономии.

Но некоторые пошли еще дальше. Они утверждают, что теория прибавочной стоимости вытекает в некотором роде из трудовой теории стоимости и в определенном смысле является ее логическим продолжением. Отношения зависимости здесь с достаточной точностью так и не были выяснены. Более того, можно сказать, что связь эта до сих пор не ясна и представляет собой объект самых различных толкований[50] и горячих споров как среди сторонников, так и среди критиков Маркса. Сразу же встает вопрос: есть ли какая-нибудь логическая зависимость между трудовой теорией стоимости и теорией прибавочной стоимости или зависимость эта чисто формальная?

При первом и, может быть, наиболее очевидном толковании связь между двумя теориями рассматривается, исходя из принципа естественного права. В так называемом естественном порядке вещей, не зараженном типичными чертами «развитого» общества, вещи изменяются в зависимости от необходимого труда (в среднем), затраченного на их производство[51]. Этот «естественный порядок» представляет модель того, что должно бы происходить в идеале. Без такой модели, появившейся вследствие существования трудовой теории стоимости, эксплуатация не имела бы существенного значения, а лишь моральное, или этическое, значение.

Однако маловероятно, чтобы такая трактовка соответствовала намерениям Маркса. Нет причин полагать, что он искал моральную, или этическую, теорию эксплуатации, которую он признал бы удовлетворительной, а также что он был склонен к теориям «естественно-правового» типа. Сомнительно, чтобы тот же Адам Смит пошел по этому пути, хотя он и употреблял естественно-правовую терминологию, которая была в большой моде в то время. Еще менее вероятно – более того, крайне спорно – приписывать подобную идею Марксу, писавшему 70 лет спустя. Говорят также, что Маркс всегда особо подчеркивал, что рабочая сила продается не ниже своей стоимости, а по своей стоимости[52], и это обусловлено историческими условиями, определившими особый характер капиталистического способа производства. Конечно, так называемые рикардианские социалисты утверждали, что заработная плата занижается и меньше «действительной стоимости» труда вследствие доминирующей системы «неравного обмена», возникшей в результате монополистической власти предпринимателей, но Маркс, считавший такое объяснение далеким от истины, разработал взамен свою теорию прибавочной стоимости.

Согласно другой часто встречающейся трактовке, трудовая теория стоимости, по крайней мере в Марксовой интерпретации, рассматривает труд как единственный производительный фактор, или фактор создания богатства. Эта концепция меньше, чем какая-либо другая, может быть приписана Марксу, определенно заявлявшему в работе «К критике политической экономии»: «Относительно труда, поскольку он производит потребительные стоимости, ошибочно утверждать, что он есть единственный источник произведенного им, а именно – вещественного богатства» [МЭ: 13, 22].

Третьи же говорят, что основной вклад Маркса в политическую экономию (в отличие от классической политической экономии) заключается в представлении производственного процесса как процесса трудового и что не обратить внимания на это обстоятельство – значит упустить из виду самое главное, что было у Маркса. Трудно сразу решить, какое значение следует придать подобному утверждению. Конечно же, Маркс подчеркивал роль труда в производственном процессе, но не ясно, была ли его трактовка качественно отличной от трактовок его предшественников, в то время как совершенно очевидно, что Маркс ставил акцент на соотношении между трудом и рабочей силой, рассматривая их в свете создания прибавочной стоимости. Возможно, тот, кто поддерживает этот тезис, считает допустимым толковать его, представляя весь предмет через труд; но нельзя, конечно, утверждать, что теория эксплуатации, не основывающаяся на постулате (или на тезисе), что товары обмениваются в соответствии с вложенным в них трудом, остается логически неполной[53].

Верно, однако что при определении эксплуатации (либо того, что нас интересует в связи с прибавочной стоимостью) труд должен рассматриваться как функциональная деятельность особого рода в общественном производстве: например, он является единственной производительной деятельностью (которая не существовала бы в полностью автоматизированном мире) или, употребляя терминологию Альфреда Маршалла, он в конечном счете является единственной общественной «реальной издержкой». И именно это повторяют зачастую (в большинстве случаев в туманных и порой даже двусмысленных формулировках), говоря, что только труд способен создавать стоимость. Однако не мешает вспомнить о капиталистах (или землевладельцах), «присваивающих» себе часть плодов производительной деятельности так же, как помещики-феодалы и рабовладельцы «присваивали» продукты, произведенные своими работниками или рабами. Но поскольку данное положение прекрасно вписывается в трудовую теорию стоимости, можно говорить о присвоении и об эксплуатации, ссылаясь на мир, где товары не обмениваются в зависимости от вложенного в них труда.

В самом деле, Маркс совершенно не верил, что в капиталистическом обществе товары действительно обмениваются пропорционально труду, затраченному на их производство: это было лишь допущение, принятое в первом томе «Капитала» с целью облегчить понимание теории прибавочной стоимости. В действительности же Маркс утверждал, что товары обмениваются не по своей стоимости, а по «цене производства»[54], как ясно следует из третьего тома; они отличаются друг от друга в той мере, в какой различно в разных секторах производства «органическое строение капитала», как назвал его Маркс[55]. Он утверждал, что эта цена производства может быть выведена (в количественном отношении) из «стоимости» при известной норме прибавочной стоимости, выраженной в единицах стоимости, то есть труда. Каким образом и насколько они связаны друг с другом – это узловой вопрос, лежащий в основе вызывающей большие разногласия «проблемы трансформации», не решенной Марксом должным образом. Причина такого неудовлетворительного решения заключается в том, что из числовых выражений «трансформации» только выход продукции каждого из секторов производства преобразуется из «стоимости» в «цену производства», в то время как затраты на производство продолжают выражаться в единицах стоимости. Мы находим достаточно свидетельств, позволяющих нам заключить, что сам Маркс сознавал недостаточность и неполноту решения проблемы, однако третий том «Капитала», где Маркс подходит к анализу на уровне «цен производства», остался незавершенным, представляя собой наброски и заметки. Здесь уместно упомянуть, что впоследствии была доказана возможность логического решения посредством одинаковой трансформации всей продукции (затраты на производство и выход продукции) в «цены производства»[56], что осуществимо при системе из двух или трех секторов, как это было у Маркса (решение Борткевича), либо, в самом общем случае, при наличии какого-нибудь числа товаров или n продуктов (решение Сетона). Другими словами, реальные меновые отношения (по «ценам производства», о которых говорит Маркс в третьем томе) логически (математически) следуют из трудовой теории стоимости. Таким образом, в основе Марксовой системы нет никакого противоречия вопреки утверждениям его главного критика Эйгена фон Бём-Баверка.

В то же время эти решения свидетельствуют о том, что не все макроотношения системы могут оставаться неизменными в процессе перехода от «стоимости» к «цене производства». И обсуждалось, какие из них, будучи определенным количеством труда в единицах стоимости, Маркс считал наиболее важными и заслуживающими сохранения в первоначальном виде: норма прибавочной стоимости, совокупная прибавочная стоимость, совокупная прибыль или отношение между валовой прибылью и совокупным капиталом (постоянный капитал плюс переменный капитал), то есть норма прибыли. Некоторые (как, например, Аргири Эммануэль) утверждают даже, что если основные величины, определенные в единицах труда, не выдерживают процесса трансформации, то есть не переводятся в единицы цены производства, то теряется нечто качественно важное. Я же лично полагаю, что не слишком важен тот факт, остается ли неизмененным то или другое из этих отношений стоимости после введения всех параметров, необходимых для обмена в условиях капиталистического строя[57]; главное, чтобы основные отношения, выраженные через цену, какими бы они ни были, могли выводиться из величин, выраженных через стоимость, и могли рассматриваться, не противореча логике, как определенные этими величинами. Если это возможно, то, значит, аналитическая структура «Капитала» абсолютно верна.