Маркс и Морган

Маркс принял тезис эволюционистов не потому, что они рассматривали естественную историю в свете истории человечества, а, наоборот, потому, что обращение к их тезису делает возможным включить историю человечества в естественную историю, дать таким образом основание материалистической теории и постулировать естественную историю как момент истории человечества[137]. Идея эволюции человечества как части всеобщей эволюции и, следовательно, как части нашей внутричеловеческой истории, той истории, что не подвластна нашему контролю, подобно не творимой нами истории, была воспринята Тейлором, Леббоком, Морганом, Фиром и отчасти Мейном; М. Ковалевский был связан как с дарвинистским движением, так и с движением, восходящим к Мейну[138]. По Гегелю, природа имеет с человечеством связь прямую и внешнюю[139], в то время как для школы эволюционистов эта связь только прямая; в данном случае не делается различий между практическими и теоретическими отношениями (связями). Обратившись к школе эволюционистской этнологии, Маркс отвернулся, с одной стороны, от гегелевской теории природы и, с другой, от позиции этнологов-неэволюционистов [См. МЭ: 30, 97 – 98].

Эволюционистская доктрина Моргана постулирует прогресс человечества как органическое развитие, проходящее три стадии. Каждая последующая стадия развивается из предыдущей, от состояния дикости к варварству и к цивилизации. Более высокая стадия достигается при распаде рода в последней формации стадии варварства. Процесс эволюции охватывает весь мир, но принимает различные формы в разных регионах, так что прогресс оказывается многолинейным. Каждая стадия, однако, есть единое целое, хотя и достигается она различными путями. Более того, реален не отдельный человек, не исторический народ, а реальна стадия культуры. Импульс к смене одной стадии другой дают открытия и изобретения, так как техника, по Моргану, – это двигатель истории и благодаря ей общество развивается уже не на основе отношений между индивидами, а на основе территории и собственности. Прошлое, утверждал Морган, не умирает, и доказательства этого можно обнаружить среди живущих теперь народов. Так, например, семья берет начало в смешанной орде, а практику группового брака можно наблюдать у некоторых народов нашего времени, хотя у других она уже давно изжила себя[140]. Морган проследил развитие собственности от первобытной стадии до современной и закончил свой труд обличением бесконтрольной власти, которую приобрела собственность над человеческим разумом. Изучив работу Моргана, Маркс пришел к заключению, что временной масштаб истории человечества необычайно широк и что привнесенные собственностью искажения преходящи. Более того, как отмечал Маркс, они кратковременны[141] и являются не более чем аберрацией на данной стадии развития общества.

Заметки и комментарии Маркса оказали влияние на историю социализма, хотя следует иметь в виду, что моргановская критика собственности, будучи, несомненно, более резкой по отношению к другим критическим высказываниям некоторых представителей эволюционизма, изученных Марксом, не дает никакого основания считать Моргана критиком капиталистической системы как таковой. Маркс обращался к идеям Моргана для подкрепления своих не потому, что у них имелась общность принципиальных основ, а как раз потому, что Морган примыкал к противоположному лагерю. Его следует поэтому отнести к тем, кто укреплял дело социализма против своей воли[142].

Неустанная критика, которой Маркс подвергал индивидуалистическую концепцию истории, опиралась на исследования Моргана, утверждавшего, что Тезей был не отдельной личностью, а целым периодом или даже целым рядом событий[143]. Роль объективных исторических факторов, технологических и правовых, была представлена Морганом в виде общего правила. В этом смысле он был материалистом, хотя и наивным, и за это его похвалил Энгельс. Среди перечисленных Морганом институтов доминирующим в варварском обществе является род. Маркс применил эту формулу к теории исторического формирования каст, сложившихся на основе увековечившегося родового принципа. В варварском обществе роды были связаны иерархической зависимостью снизу доверху, как касты в гражданском обществе. Равенство и братство имеют место одинаково и внутри рода, и внутри касты, базирующихся на родственных узах. Равенство и братство противоречат аристократическому принципу[144], базирующемуся на образовании социальных классов. По Марксу, образование социальных классов начинается не с ранговой дифференциации между отдельными родами, а с конфликта интересов между родовыми вождями, с одной стороны, и простыми членами рода – с другой. Вожди богаты, что связано с частной собственностью на жилища, земли, скот и, как следствие, с моногамной семьей. Простой же народ беден[145]. Однако частная собственность не является причиной расслоения на бедняков и богачей и не ведет к образованию моногамной семьи. Она – юридическое выражение различных моментов истории, движущая сила которых кроется в другом.

В концепции Моргана о стадии, предшествующей образованию буржуазного общества и государства, разложение рода иди отмирание принципа родства становится движущей силой истории. Это положение Моргана, косвенно принятое Марксом и непосредственно – Энгельсом, противоречит Марксовой формулировке закономерности перехода к буржуазному обществу. Маркс писал, что племена образовывали древние государства двумя путями: либо из родственных, либо из местных групп, и указывал, что римские роды были корпорациями [МЭ: 46, 467][146]. Не ограничившись одними только родственными связями, Маркс разработал общую теорию коллектива в его различных формах: клан, племя, род (группы, возникавшие на основе родственных уз); населенный пункт, сельская община (группы, возникавшие на основе географической близости) и, наконец, ассоциации, корпорации, общества с правом наследования и добровольные. Это более широкий и более научный подход, чем подход, сделавшийся популярным благодаря книге Энгельса. Образование буржуазного общества и государства происходило на основе распада древних форм коллективной жизни (роды, кланы, сельские общины, ассоциации) и связанных с ними равенства и братства.