5.2. Парадоксальная свобода в метафизике И. Канта

Преодоление платонизма не является разовой акцией, после которой о Платоне и метафизике можно было бы больше не вспоминать. Такое преодоление само должно выступать в качестве события, которое вновь и вновь будет возобновляться, прочерчивать новую демаркационную линию, заново определяющую смысл и значение как платоновской метафизики, так и того, что приходит ей на смену. Это событие возобновляется в учениях Гегеля, Шопенгауэра, Ницше, Хайдеггера и многих других мыслителей (как до, так и после названных авторов). Так, И. Кант подверг критике возможность метафизики в качестве теоретического познания трансцендентных сущностей («вещей в себе» или, по существу, тех же платоновских идей). Однако он же обосновал значимость метафизики в качестве условия морали и свободы. Этот основной вывод кантовской философии может быть прочитан в рамках предложенной Делёзом концепции смысла-события.

В учении Канта описаны два гетерогенных измерения. Первое представлено серией обусловленных объектов, рядом причин и следствий. Данный ряд потенциально уходит в бесконечность. Это феноменальный мир или мир вещей, это сфера природы. Свобода в этом ряду обусловленного отсутствует, здесь царит необходимость, строгий детерминизм. Второе измерение – это область безусловного, сфера «вещей в себе». Это, по существу, мир метафизических сущностей, который в философии Канта приобрел статус абсолютно непознаваемого. Свобода может быть помыслена только в отношении этого второго измерения безусловного. Однако ее там нет. Нет, поскольку человек не является полноправным обитателем именно этого второго измерения. Человек по своей сущности, «в себе», принадлежит ноуменальному миру, но вот только эта собственная сущность в теоретическом плане для него полностью закрыта, неведома и неопределима. Существование человека разворачивается в мире обусловленного, в феноменальном мире. Феномены по определению представляют собой явления чего-то другого, а именно – ноуменов. То есть феномены выступают в качестве означающих, а ноумены – в качестве означаемых (в этом направлении оппозиция структурализма становится инструментом для прочтения и деконструкции метафизических учений). Используя терминологию Делёза, мы можем сказать, что перед нами две серии: одна – означающая (феноменальный мир), другая – означаемая (ноуменальный мир). Сложность ситуации заключается в том, что означаемое в кантовской философии представляет собой трансцендентный икс. В означающей серии феномены отсылают друг к другу, обусловливают друг друга, но не указывают непосредственно на свое означаемое, на свою сущность. Фактически, означающие (феномены) означают отсутствие означаемого (поскольку средством для постижения ноуменов они не служат и не могут служить). Само означаемое «утоплено», основательно скрыто.

Возникает вопрос, каким же образом может осуществиться свобода, если ее как таковой нет ни в означающей, ни в означаемой серии, ни в феноменальном, ни в ноуменальном мире? Свобода не дана заранее как платоновская идея, но она представляет собой событие, каждый раз свершающееся заново. Суть этого события состоит в одновременном схождении и расхождении двух гетерогенных серий. Только на границе феноменального и ноуменального, только в трансгрессивном взаимодействии двух серий рождается событие свободы. По Канту свобода всегда осуществляется в феноменальном мире, в царстве обусловленного, но основанием для этого осуществления выступает проникновение безусловного в обусловленное, ноуменального в феноменальное. Такое трансгрессивное прохождение одной серии сквозь другую реализуется посредством выбора и поступка. Находясь в феноменальном мире, человек поступает так, как если бы он был обитателем мира умопостигаемых сущностей, как если бы он сам был не элементом причинно-следственного ряда, а безусловной сущностью. Таким образом, событие свободы есть эффект, порожденный прохождением одной серии сквозь другую. Результатом этого события становится нарушение замкнутого и изолированного существования двух серий, их схождение, «коммуницирование» (термин Делёза). При этом серии не сливаются друг с другом, не образуют одну единую серию: они только проходят друг через друга, продолжая существовать каждая сама по себе. Событие свободы рождается именно в точке мгновенного пересечения двух гетерогенных серий.

Согласно Делёзу, коммуникация серий осуществляется посредством особой парадоксальной инстанции, которая существует в двух сериях сразу и одновременно не принадлежит исключительно ни той, ни другой серии. «Каковы же характеристики этой парадоксальной инстанции? Она непрестанно циркулирует по обеим сериям и тем самым обеспечивает их коммуникацию. Это двуликая инстанция, в равной степени представленная как в означающей, так и в означаемой сериях. Она – зеркало. Она сразу – вещь и слово, имя и объект, смысл и дессигнант, выражение и дессигнация, и так далее.

Следовательно, это она обеспечивает схождение двух пробегаемых ею серий, но при условии, что сама же вынуждает серии все время расходиться. Ее свойство – всегда быть смещенной в отношении самой себя».[703] В метафизике свободы Канта роль такой парадоксальной инстанции играет человек. Человек Канта представлен сразу в двух сериях – в означающей (феноменальный мир обусловленных объектов) и в означаемой (ноуменальный мир безусловного). Как таковой, человек не может быть локализован ни в одной из этих серий, но существует одновременно в двух. К прочим объектам феноменального мира это не относится: хотя их сущность и находится в мире вещей в себе, но, в отличие от человека, они не обладают способностью соотноситься с этой областью трансцендентного и тем самым выпадать из ряда обусловленного. Только человек, находясь в феноменальном мире, способен не быть полностью детерминированным законами этого мира, выбирая в качестве источника своих поступков мир трансцендентных и непостижимых сущностей. Следовательно, именно человек как парадоксальная инстанция обеспечивает в метафизике Канта схождение двух гетерогенных серий и одновременно заставляет их расходиться. В акте свободы человек не только сводит в одну точку феноменальный и ноуменальный миры, но и раскрывает их принципиальную гетерономность по отношению друг к другу, делает зримым то обстоятельство, что тождество между двумя сериями никогда не станет возможным. Свобода всегда будет оставаться парадоксальным событием трансгрессивного взаимодействия двух гетерогенных серий, которые коммуницируют только в процессе своего расхождения.

Это обстоятельство означает, что и человек всегда будет «смещаться в отношении самого себя»: он никогда не отождествится окончательно ни с одной из серий, не станет полноправным элементом ни феноменального, ни ноуменального мира. Человек – это трансгрессивный элемент не только по отношению к двум сериям, но и по отношению к самому себе. Ему присущи базовые характеристики парадоксальной инстанции: «Нужно сказать, что эта парадоксальная инстанция никогда не бывает там, где мы ее ищем, и наоборот, мы никогда не находим ее там, где она есть. <…> Кроме того, ей недостает еще и самотождественности, самоподобия, саморавновесия и самопроисхождения».[704]

Такова парадоксальность свободы в философии Канта. Мы видели, что, с одной стороны, немецкий философ использует сформировавшуюся в платонизме метафизическую модель двух миров, но, с другой стороны, подвергает эту модель существенной трансформации. У Платона мир вещей и мир идей были связаны отношениями репрезентации. Свободный человек у греческого философа – это тот, кто покинул пещеру, кто поднялся в мир умопостигаемых сущностей. У Канта свобода уже не является таким восхождением к высшему миру (трансценденцией), но представляет собой нарушение (трансгрессию) законов феноменального мира посредством законов ноуменального мира. Используя платоновский образ, можно сказать, что кантовский свободный человек не покидает пещеры, но, оставаясь в ней, ведет себя так, как если бы он был по ту сторону пещеры. Делёз, в свою очередь, уже не использует модели двух миров. В его онтологии представлены не два мира, но гетерогенные серии, которые сходятся и расходятся друг с другом посредством парадоксальной инстанции.