Бедность

Бедность

Для Сингера и многих других утилитаристов цель этически оправданного действия, состоящая в облегчении страданий и в повышении уровня благополучия, является долгом тех, кто в состоянии что-то сделать для этого, независимо от того, ответственны эти люди за страдания других или нет. Для большинства утилитаристов причинение страдания неотличимо от нежелания предотвратить его, если они приводят к одинаковым последствиям. В наше время мы видим вокруг страдания и смерти, которые никто даже не пытается предотвратить. Уже говорилось о ненужных страданиях животных и о смертельно больных, мучениям которых могла бы положить конец эвтаназия. Бедность — еще один источник человеческих страданий, о котором мы часто просто забываем. В то время как богатые становятся еще богаче, в мире ежегодно из-за нищеты умирает десять миллионов детей — по тридцать тысяч в день! Люди, которым вполне по силам предотвратить трагедию и спасти этих детей, как правило, этого не делают, потому что большинство людей не думает, что помощь нуждающимся, а особенно отчаянно нуждающимся, является предметом индивидуальной моральной ответственности. Сингер утверждает, что это неправильно. Те из нас, кто наслаждается удобной и комфортной жизнью, обязаны делать все, что в наших силах, для того, чтобы уменьшить страдания и повысить уровень благополучия, помогая преодолеть бедность, голод и легко предупреждаемые болезни. Один из способов устранить или хотя бы смягчить эти страдания — это пожертвование тех денег, которые богатые люди тратят на удовольствия, на помощь нуждающимся.

В своей имевшей большой резонанс и неоднократно перепечатывавшейся статье «Голод, изобилие и нравственность», впервые опубликованной в 1972 году, Сингер приводит убедительные аргументы в пользу того, что те из нас, кто имеет больше необходимого, должны больше других делать ради устранения страданий, вызванных бедностью. Основные требования Сингера таковы:

   1. Недопустимы страдания и гибель людей по причине крайней бедности, отсутствия пищи, крыши над головой и медицинской помощи.

   2. Если в наших силах предотвратить что-то плохое, не жертвуя ничем принципиально для нас важным, мы должны сделать это.

   3. Учитывая уровень нашего благосостояния, мы можем делать намного больше, не нанося при этом себе чрезмерного ущерба.

   4. Мы обязаны делать больше, чем делаем сейчас.

Сингер не настаивает на первом пункте, но допускает, что те, кто заинтересован в выполнении этического долга по отношению к другим, согласятся, что такие страдания действительно недопустимы. В защиту второго пункта Сингер спрашивает: что подскажет вам ваш внутренний голос, если вы, проходя мимо мелкого пруда, увидите, что в нем тонет ребенок? Возможно, я опоздаю на важную встречу, к тому же, отправляясь на эту встречу, я надел самые дорогие из своих ботинок, но видеть, как тонет ребенок, и ничего при этом не делать, было бы отвратительно. В этом случае правильный поступок — это броситься в воду и спасти ребенка. Возможно, те, кто ждал меня, будут раздражены моим опозданием, и я испортил самые лучшие свои ботинки, но с точки зрения нравственности все это абсолютно не важно по сравнению с жизнью ребенка. И пусть даже я не виноват в том, что ребенок оказался в пруду, мое ничегонеделание в этом случае поставило бы меня — с точки зрения морали — в невыносимое положение. Приняв это и осознав, что ничего не делать ради помощи бедным и уменьшения их страданий, — это то же самое, что пройти мимо тонущего в пруду ребенка, мы неизбежно придем к выводу, что нам необходимо делать больше, намного больше для предотвращения страданий и смерти, обусловленных бедностью.

Конечно, для того, чтобы начать действовать, нам потребуется информация о благотворительных организациях, о вероятности того, что наши деньги будут использованы по назначению, и знание того, что другие люди, организации и государства делают для помощи бедным. Эти рассуждения встретили возражения со стороны людей, утверждавших, что тонущий в пруду ребенок — это не то же самое, что дети, умирающие от голода в какой-то из далеких стран. Когда я вхожу в пруд спасти ребенка, то точно знаю, что это мой поступок не дал ему умереть; если же я посылаю чек в какую-то организацию, занимающуюся борьбой с бедностью, например, в «Оксфам» (организацию, которую поддерживает Сингер), то у меня нет непосредственного ощущения, что я совершаю что-то полезное и доброе. К счастью, многие организации, занимающиеся борьбой с бедностью, предоставляют серьезные отчеты о своей деятельности. Правда, есть и такие организации, которые менее эффективны и тратят больше денег на непрямые нужды, нежели на реальную помощь. Поэтому, прежде чем посылать чек, наведите справки об организации, с которой вы собираетесь сотрудничать. Сомнения, может ли отправка чека принести такое же удовлетворение, как непосредственное спасение тонущего ребенка, или нет, не способны поколебать убедительность аргументации Сингера. Конечно, удовольствие от совершения благого поступка тоже входит в утилитаристский расчет. Следует принять во внимание все последствия такого поступка для всех, кого он затрагивает, включая и того, кто этот поступок совершает. Конечно, степень личного удовлетворения, получаемого человеком от помощи тем, кто находится рядом, не идет ни в какое сравнение с удовлетворением от сознания, что ты помогаешь предотвратить страдания и смерть людей в какой-то далекой стране. Но Сингер утверждает, что предпочтение в оказании помощи ближним, а не дальним, — с учетом всех привходящих обстоятельств, — есть все же неоправданная дискриминация с этической точки зрения. Отдавать предпочтение тому, кто находится вблизи, — это точно такое же этически предосудительное действие, как предпочтение собственного биологического вида, пола или расы.

То, что мы лично не повинны в вызванных бедностью и легко предотвращаемых страданиях, поскольку не являемся их причиной, отнюдь не снимает с нас ответственности и не избавляет от обязанности делать что-то для борьбы с этими страданиями. Нас не убедит возможное оправдание человека, прошедшего мимо тонущего в пруду ребенка: «Это не я бросил ребенка в пруд». Но как быть с прохожим, который скажет, будто он думал, что ребенку поможет ктонибудь другой? Лайэм Мерфи считает, что хотя мы несем индивидуальную моральную ответственность за события, причиной которых являемся не мы, эта ответственность смягчается равной моральной ответственностью других людей, которые тоже имеют возможность оказать помощь. Мы обязаны сделать свой взнос честности, полагая, что его сделают и другие. Сингер отвергает такой аргумент о взносе честности и для наглядности предлагает нам подумать над немного видоизмененным примером тонущего в пруду ребенка:

«Представьте себе, что в пруд свалился не один маленький ребенок, а целых пятьдесят. Мы с вами находимся среди пятидесяти взрослых людей, которые, устроив пикник, отдыхают на лужайке вокруг пруда. Мы все можем без труда войти в пруд и спасти всех детей... Теоретики, проповедующие «взнос честности», скажут, что если каждый из нас вытащит из воды по одному ребенку, то все дети будут спасены, и поэтому никто из нас не обязан спасать больше одного ребенка. Но что, если половина отдыхающих предпочтет остаться чистыми и сухими и вообще откажется лезть в воду спасать детей? Допустимо ли, если мы, все остальные, спасем по одному ребенку и преспокойно выйдем на берег, с чистой совестью и ощущением, что мы, дескать, сделали свой взнос честности, хотя при этом утонули двадцать пять детей?» («Что должен дать миллиардер, а что — вы?»)

Мы не можем гарантировать, что находящиеся вокруг нас люди правильно поступят. Если ни они, ни мы этого не сделаем, то все дети погибнут. Если они не станут этого делать, то они, конечно, повинны в аморальности, но их вина не уменьшает обязанности остальных сделать все, что в их силах, для спасения как можно большего числа тонущих детей.

Тем не менее есть один важный вопрос: много ли может сделать отдельный человек, если учесть, что у одних людей намного больше денег, чем у других? Недавно Сингер произвел некоторые расчеты, опираясь на данные о доходах американских семей, и пришел к поразительным выводам. Если мы начнем со сверхбогатых (зарабатывающих больше миллиона долларов в год) и дойдем до тех, кто зарабатывает в год не меньше 92 000 долларов, и возьмем со всех по десятой части (то есть все они сделают взнос, который не станет для них причиной тяжких лишений), то мы уже наберем 404 миллиарда долларов — и это всего-то с 10 процентов американских семей («Что может дать миллиардер, а что — вы?»). Эта сумма в три раза больше того, чем располагает фонд «Millennium Development Goals», который был создан с целью в два раза уменьшить крайнюю бедность и сократить число страдающих от голода людей к 2015 году. А есть ведь еще ассигнования правительств и пожертвования богатых людей со всего мира. То есть, в принципе, если все благополучные люди поделятся малой толикой своего благосостояния и пожертвуют ее на борьбу с бедностью, то нам удастся предотвратить массу человеческих страданий и смертей.