Разное

Разное

Наконец, в «Философских объяснениях» Нозик касается еще трех предметов. Сейчас мы кратко их рассмотрим.

Почему вообще существует нечто, а не ничто? Этот вопрос занимал умы бесчисленных поколений философов — несмотря на то что не вполне понятна сама альтернатива: что есть ничто? Отсутствие материальных объектов? Отсутствие пространства и времени? Отсутствие универсалий и математических фактов? Нозик выдвигает на этот счет две идеи. Первая — «допущение полноты», допущение того, что все возможности реализуются. Это допущение Нозика (его обоснование мы не будем здесь рассматривать) отличается от принципа полноты, выдвинутого Аристотелем и Гоббсом (сделанное Нозиком позднее ограничение этого допущения мы тоже не будем здесь рассматривать). Вторая, типично нозиковская и более важная идея, которую он использовал в нескольких контекстах, — это идея «самоотнесенности». Она заключается в том, что если мы можем найти истинный принцип, утверждающий, что все принципы, содержащие характеристику С, являются истинными, то при условии, что этот принцип тоже содержит характеристику С, мы имеем полное право считать такой принцип истинным. Это утверждение не является доказательством, конечно, поскольку является допущением, но Нозик считает, что если оно является истинным, то способно объяснить истинность, а Нозик в данном случае и ищет не доказательство, а объяснение. Таким образом, Нозик надеется применить объяснение к допущению полноты. В этом деле возникли многочисленные сложности, навлекшие на себя огонь критики, которую мы опустим, но я все же хочу привести одно интересное критическое замечание в адрес принципа достаточной причины. Вкратце оно звучит так: высказывание всякой истины имеет объяснение.

Проблема свободы воли занимала Нозика с тех пор, как он начал писать философские работы, и до того момента, когда он в отчаянии отвернулся от этой темы, обратившись к «Анархии, государству и утопии». Свое решение он предложил в «Философских объяснениях», хотя сам отзывался о нем как о «весьма туманном» («Философские объяснения», 307). Мы здесь просто отметим, что Нозик и там применяет свою идею отслеживания, но на этот раз не истины, а «наилучшести» (наилучшести вообще, не обязательно нравственной) или правоты (в отношении позволенного и навязанного). Связанную с ней идею о воздаянии он первым делом отличает от идеи мести, по его мнению, достойной лишь презрения, так как она не относится к истинным ценностям; хотя, конечно, эта идея нуждается в дальнейшей разработке. Цель воздаяния или кары состоит в том, чтобы связать нарушителя теми ценностями, в которых, как полагает Нозик, «переплетены» телеологические и нетелеологические аспекты наказания («Философские объяснения», 379).

Последняя глава «Философских объяснений» посвящена главным образом смыслу жизни, который готовы обсуждать сегодня очень немногие философы. Рассуждения Нозика на эту тему весьма глубокомысленны и потому не снискали широкой популярности. Начав с утверждения о том, что смысл чему-то может быть придан только чем-то другим, находящимся вне его, Нозик приходит в конце концов к всеохватывающей бесконечности, которую называет еврейским словом «эйн-соф». Осмыслить ее он пытается, обращаясь к понятию самоотнесенности и собственному понятию о «ближайшем преемнике», заимствованному из теории идентичности. После чего Нозик переходит к различению смысла и ценности, весьма затейливо ассоциируя их с романтизмом и классицизмом, и наконец спускается из эмпиреев на землю, чтобы закончить общими рассуждениями о месте философии среди других наук и искусств, не забыв при этом обрушиться на упрощенческие тенденции.