Политика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Политика

Книги «Теория справедливости» и «Анархия, государство и утопия» представляют собой попытку оживления политической философии, которой логический позитивизм и лингвистическая философия пренебрегли, доводя до полного упадка. Цель книги — нащупать средний путь между совершенным отсутствием государства, или анархией, и тем, что Нозик мог бы назвать государством-нянькой, возникающим из анархии благодаря поиску путей улучшения ситуации без морально недопустимых мер и ущемления прав. «Анархия, государство и утопия» писалась в период приверженности Нозика к деонтологии и строгой методологии и выражает суть его тогдашних воззрений, но и здесь не обошлось без некоторых натяжек. Нозик начинает с «естественного состояния» (представление о котором позаимствовано у Гоббса и Локка) и считает, что люди в таком состоянии (когда они объединены в общество, обладают языком и т.д., но не имеют правительства) очень похожи на нас, поскольку обычно — хоть и не всегда — поступают нравственно без всякой на то санкции. Одним из важнейших обоснований следующего шага является доказательство того, что он приведет к улучшению хотя бы в отношении увеличения справедливости, — и этим вводится телеологический элемент, правда, без значительного отступления от деонтологии, — очевидно, что каждый шаг имеет целью улучшение, иначе он не имеет смысла. Серьезный недостаток аргументации Нозика заключается в том, что не всегда ясно, хочет ли он обосновать или объяснить результат усилий. Все дело в некоторой двусмысленности относительно того, могут ли такие шаги порождаться «естественным состоянием» (это приводит философа к необходимости выбирать нравственно оправданные шаги — правда, существует возражение, что точно так же могут совершаться любые другие шаги) или они должны порождаться, что подразумевает объяснение как цель. Последнее предположение кажется более правдоподобным, и, возможно, Нозик думает, что объяснение ситуации не менее важно, чем ее обоснование.

Дальше происходит то, что люди добровольно организуют и оплачивают страховые компании, защищающие своих клиентов от нарушений их прав как другими клиентами, так и посторонними людьми. Когда конкуренция уменьшит число таких страховых компаний до одной на один данный регион, мы будем иметь «ультраминимальное» государство, которое затем становится «минимальным» (или «сторожевым») государством, где люди, не являющиеся клиентами страховой компании, тоже становятся членами сообщества — если потребуется, даже принудительно (при соответствующей компенсации). Государство становится монополией, защищающей людей от ущемления их прав, нарушения договоров и внешней агрессии.

Ясно, что мы оставляем без внимания многие сопутствующие сложности, и часто звучали возражения, — особенно со стороны анархистов, — как практические (касающиеся главным образом происхождения ультраминимального государства), так и принципиальные (касающиеся проблем перехода к минимальному государству и необходимости создания надежных гарантий для осуществления прав). Критика сторонников благотворительности главным образом сводилась к вопросу о том, не слишком ли узка концепция Нозика в отношении прав, ограничивающаяся признанием личной свободы и необходимости соблюдения договоров и игнорирующая право иметь достаточно возможностей для того, чтобы «вести образ жизни», пропагандируемый Нозиком, — хотя уже одного этого достаточно для замены деонтологии телеологией. В особенности это относится к части II, где утверждается, что всякий выход за пределы минимального государства является незаконным по причинам, которые мы обсудили в разделе об этике.

«Анархия, государство и утопия» заканчивается рассуждениями об утопиях. Любая группа сходно мыслящих людей может основать свою собственную утопию, не важно — вольнодумную или авторитарную, при условии, что они не станут враждовать друг с другом. При этом должна существовать ненасильственная система (по сути, минимальное государство в другом обличье), надзирающая за отношениями между разными утопиями и защищающая права их членов — в частности, на свободный выезд в другие, готовые принять их утопии. Хэйлвуд и другие высказали множество возражений как практического, так и принципиального характера: кто будет управлять такой системой и контролировать ее и что произойдет, если система вдруг погибнет, утратив поддержку? Можно ли примирить нейтралитет системы с ее предполагаемой свободой? Как обеспечить право людей быть такими, какие они есть? Должны ли в авторитарных утопиях родители ставить своих детей в известность о существовании свободных утопий где-то рядом? Могут ли эмигранты брать с собой имущество и оставлять неоплаченные долги? Нозик ничего не отвечает на подобные возражения, да и весь этот раздел намного короче других разделов. Конечно, все это не должно отвлекать от исходной идеи ценности, выдвинутой на обсуждение. Хэйлвуд сравнивает предложенную Нозиком систему с «повторением истории Соединенных Штатов, но без некоторых ее неприятных сторон».

Подобно этике, политика тоже подвергается решительному пересмотру в последних работах Нозика, более всего под влиянием концепции символической полезности, которая едва намечена в «Философских объяснениях» (см. стр. 428), но занимает уже важное место в «Изучении жизни» и, отчасти, в «Природе рациональности». Ее присутствие очевидно во фрейдистских толкованиях и в трактовке сентиментальных ценностей, но Нозик придает ей социальную и личностную окраску, подкрепляя символической полезностью новый взгляд на сами ценности и на процесс поиска ценностей. «Большая часть богатства нашей жизни состоит из символических смыслов и способов их выражения, символических смыслов, которые наша культура приписывает вещам или мы сами делаем это», и теория рациональности не должна отворачиваться от них («Природа рациональности», 30). Свободомыслие «Анархии, государства и утопии» страдало «серьезной неадекватностью», поскольку «оно пренебрегло символической важностью официальных формулировок политических вопросов и проблем»; и еще в одном отношении высказанные в «Анархии, государстве и утопии» взгляды «оказались несостоятельными» — а именно, что недостаточно одной лишь частной благотворительности. Нозик предлагал в связи с этим изменить налогообложение, запретить дискриминацию определенных меньшинств («Изучение жизни», 291) и усовершенствовать закон о наследовании («Изучение жизни», 30-32). Однако в «Неизменностях» Нозик умеряет свой энтузиазм, и это еще мягко сказано: «Единственное, что государство должно требовать (принудительно), — это придерживаться уважения к этике», в частности, придерживаться «ядерного принципа» сотрудничества; Нозик называет это «дополнением» к позиции, высказанной им в «Анархии, государстве и утопии», но мы вправе оставить открытым вопрос, не отказывается ли он вовсе от прежних убеждений.