Прагматизм

Прагматизм

«Прагматизм» — это не очень ясное, двусмысленное и затертое слово. Однако именно им склонны определять главное достижение интеллектуальной традиции нашей страны.

(«Следствия прагматизма», 160)

Рорти сыграл одну из ключевых ролей в недавнем возрождении прагматизма. Может поэтому показаться удивительным, что мы до сих пор этот вопрос не обсудили. Хотя объясняется это весьма просто и имеет две причины. Первая состоит в роли, которую прагматизм играет в основных опубликованных Рорти работах, не считая его эссе. Эта роль минимальна. В «Философии и зеркале природы» прагматизму отведена роль приглашенного почетного гостя — наряду с Дьюи, Хайдеггером и Витгенштейном. Даже указатель в конце книги свидетельствует, что прагматизм упоминается в ней гораздо реже, чем, например, философ

Гильберт Райл. В «Случайности, иронии и солидарности» прагматизм почти не заметен. В некоторых эссе ему отводится больше места, но ясно, что автор не разделяет многие из положений прагматизма. Часто Рорти просто ссылается на работы крупных представителей этой философской школы (особенно Джеймса и Дьюи), не анализируя их принципов и теоретических положений. Вот типичный пример: «Что касается прагматиков (к коим я отношу и себя), то они, как правило, пренебрегают вопросами метафизики и эпистемологии, так как от них нет никакой общественной пользы. Не то чтобы эти проблемы были начисто лишены смысла или выводились из неверных посылок — просто от словаря метафизики и эпистемологии нет никакой практической пользы» («Какая польза от истины?», 37-38). Что же следует из этого?

Ответ может подсказать вторая причина. Здесь мы воспользуемся понятием, которое ранее назвали «постаналитическим прагматизмом». Постаналитическим он является не в том смысле, что появился после или вместо аналитической философии, но в том, что его место в философии определяется независимо от этой традиции. Это тот тип прагматизма, который в отличие от своего прародителя больше не трактуется в рамках аналитической традиции. Представители классического прагматизма — особенно Уильям Джеймс и Джон Дьюи — посвятили очень много времени спорам со своими коллегами, отражая критику таких философов, как Бертран Рассел и Г.Э. Мур. Во многом это было ошибкой, ибо противникам прагматизма была предоставлена возможность выбирать условия дебатов и сражаться на своей территории. Рорти осознал эту ошибку и решил ее избежать. Рассуждая о «прагматизме», он говорит о его тенденциях замещать элементарными концепциями практической полезности (такими как: «что помогает нам выдерживать трудности», «что смягчает нашу боль», «что нам больше всего интересно», «что мы считаем лучшим образом действий в данных обстоятельствах») абстрактные теоретические построения, какими обычно предпочитает пользоваться философия. Его прагматизм — пост-аналитический прагматизм — имеет мужество существовать самостоятельно. Отныне он не отвечает за философскую традицию, от которой произошел.

Отсюда, когда Рорти на самом деле философствует, он отбрасывает многое из терминологии классического прагматизма — терминологии, порой требующей отсылок к таким традиционным философским понятиям, как «познание» или «истина». Пост-аналитический прагматизм больше не нуждается в заявлениях о том, что он сам является формой прагматизма. Теперь он может самостоятельно исследовать интересующие его проблемы. Именно по этой причине, когда у Рорти нет нужды прибегать к системе идей для упрочения своей позиции, он часто пишет, не упоминая лишний раз термина «прагматизм».

Сейчас пока невозможно в полной мере оценить достижения Рорти, ибо часть его наследия продолжает бросать вызов современным философским стандартам, что сильно затрудняет оценку. Мы уже видели, что многие претензии к Рорти сами собой исчезают при внимательном чтении его работ, когда сглаживаются многие острые углы. Тем не менее даже такой приглаженный Рорти вызывает неподдельную ярость у истинных традиционалистов. Философия Рорти в конце концов может восторжествовать на своих условиях, если ей удастся убедить историю не судить ее по критериям традиционалистов. Сравнился ли Рорти с Прустом в создании тех правил, согласно которым судят его, а не он сам судит себя, решит история. Если ее решение окажется благосклонным, то будет принят утилитарный взгляд на философские достижения Рорти — воздано должное его способности завязывать дискуссию, побуждать философов преодолевать разногласия между «аналитиками» и «континенталами», вводить и канонизировать новых авторов, стимулировать дебаты на самые разные темы, включая право, феминизм, теорию литературы и даже бухгалтерию. Уже в силу этого Рорти заслуживает самого уважительного к себе отношения.