Исходное положение

Исходное положение

Как мы видели, Роулз утверждает, что требование справедливости определяется принципами, которым члены общества соглашаются добровольно следовать в гипотетической ситуации признания их друг другом свободными и равными. В «Теории справедливости» Роулз расширяет эту, как он ее называет, «исходную позицию», призывая нас представить, что мы пребываем за «завесой незнания» и эта завеса не дает нам знать ничего определенного о нас самих, о нашем положении и о нашем обществе. После этого Роулз призывает нас выбрать фундаментальные принципы устройства общества, в котором нам приходится жить. На первый взгляд может показаться, что пребывание в состоянии такого незнания станет непреодолимым препятствием для рационального выбора принципов. Однако Роулз оговаривается: мы должны представить, что обладаем неограниченными знаниями об общих истинах мира и знаниями о «первичных социальных благах» человеческой жизни, к которым он причисляет права, наличие возможностей, благосостояние и самоуважение. Более того, мы должны принять, что наши мотивации в исходном положении — это мотивации «разумных и незаинтересованных друг в друге людей» («Теория справедливости», 13; 12). В данном случае Роулз имеет в виду, что люди действуют во имя своих собственных интересов, не проявляя ни позитивного, ни негативного отношения к интересам других. В свете такой позитивной характеристики исходного положения, утверждает Роулз, становится возможным показать, что существуют два фундаментальных принципа социальной кооперации, которые могут быть осознанно приняты людьми, находящимися в исходном положении, и которые являются фундаментальными принципами справедливости. Во-первых, каждый человек имеет право на обширную совокупность базовых свобод, совместимых с правом других людей иметь такие же свободы. Во-вторых, социальное и экономическое неравенство должно регулироваться таким образом, чтобы пути к власти и высокому общественному положению были открыты для всех, а разница в богатстве и уровне доходов определялась бы лишь системой распределения, работающей в интересах всего общества и в особенности в интересах наименее обеспеченных членов общества («Теория справедливости», 60-61; 53).

Очевидно, что это весьма спорные принципы, и у нас еще будет возможность обсудить их подробнее. Но сначала я хочу коснуться того, как Роулз характеризует исходное положение. Идея его состоит в том, что соединение завесы незнания с разумным эгоизмом способно обеспечить рациональный выбор принципов, служащих интересам всех и каждого. Это хорошая идея, но спорная в том отношении, что она сама подрывает намерение представить принципы справедливости как результат устроившей всех процедуры, учитывающей безусловную ценность взаимности. Ибо поскольку завеса незнания игнорирует различия между людьми, постольку отпадает необходимость вообразить людей, которые, находясь в исходном положении, приходят к соглашению относительно понятных, разумных и приемлемых для всех принципов. Вместо этого Роулз ведет речь о «человеке, выбранном случайным образом» («Теория справедливости, 139; 120). При этом молчаливо предполагается, что его рациональные суждения не отличаются от суждений любого другого человека. Следовательно, исходное положение с завесой незнания не является примером идеального общественного договора, напротив — это моделирование роли идеального законодателя. Но такая роль подразумевает совершенно иное представление о справедливости и морали, основанных не на взаимности как фундаментальной ценности, а на непредвзятой симпатии.

Из этого возражения вытекает вопрос о том, почему Роулз не считает взаимность первичной социальной ценностью, которую должны принять в расчет стороны, находящиеся в исходном положении. Ответ заключается в том, что Роулз полагал, будто самим своим определением исходного положения он уже включил в него ценность взаимности, гарантировав тем самым, что выбранный таким способом принцип справедливости автоматически становится выражением этой ценности (см. «Политический либерализм», 305-306). Джон Харсаньи — американский экономист, социолог и философ — наглядно показал, однако, что это убеждение ошибочно. Харсаньи считал, что распределительный принцип, являющийся разумным выбором эгоиста, пребывающего за завесой незнания, есть утилитарный принцип, а такое благо, как богатство, должно распределяться способом, дающим каждому человеку наибольший шанс максимально повысить уровень своего благосостояния. Но сам Роулз стремился вовсе не к такому выводу: его второй принцип справедливости предполагает, что богатство должно распределяться таким образом, чтобы наибольшие преимущества от его распределения получали наименее обеспеченные члены общества. Роулз возражает Харсаньи, что такой принцип предпочтительнее, нежели утилитарный принцип, именно потому, что утверждает ценность взаимности внутри общества («Теория справедливости», 102; 88). Но даже при поверхностном взгляде принцип Харсаньи соответствует аргументу Роулза относительно исходного положения, потому что подчеркивает значимость разумного эгоизма. Роулз отвергает такой вывод на том основании, что рациональная стратегия, которую следует принять в исходном положении, является «максиминной» стратегией минимизации риска оказаться в бедности. Дело в том, говорит Роулз, что когда разумно рассуждающий человек сам выбирает принципы, он должен допустить возможность построения такого общества, в котором «его враг сможет указать ему его место» («Теория справедливости», 152; 133). Определенно, мы можем согласиться с тем, что если такая возможность допустима и вероятна, то эгоизм предписывает «максимин» в качестве разумной, рациональной стратегии. Но сам Роулз явно отрицает, что такую возможность надо принимать безоговорочно. Следовательно (учитывая, что человек в исходном положении располагает неограниченными знаниями о мире — см. «Теория справедливости», 137-138; 119), личность, способная к рефлексии и мотивированная разумным эгоизмом, не обязана брать на вооружение максиминную стратегию. Такая личность должна стремиться к максимуму достижимого блага для себя, в меру своего знания о мире, и это возвращает нас к принципу Харсаньи.

В «Теории справедливости» Роулз систематически пользуется своей концепцией исходного положения для обоснования теории справедливости. Но такой подход, если верен приведенный выше аргумент, является ошибочным. Хотя из этого не следует, что ошибочен также тезис, лежащий в основе концепции исходного положения, а именно: что требования справедливости определяются принципами, согласно принятыми каждой из сторон, которые обоюдно признают друг друга свободными и равными. Напротив, требуется другой способ выработки обоснования гипотезы о том, что взаимность есть фундаментальная ценность, по отношению к которой должно оценивать общественные и политические институты. В литературе можно найти множество важных предложений по этому поводу, на которых я здесь не буду останавливаться.

Существует, однако, отдельная тема — а именно вопрос о том, как чисто гипотетическое соглашение могло бы сделать обязательным требование справедливости в реальном мире. В конце концов сам Роулз признает, что «мы не можем говорить, будто некое положение вещей является справедливым только потому, что было создано в результате честной процедуры... Честная процедура приводит к желаемому и реальному результату только в том случае, если она действительно честно выполняется» («Теория справедливости», 86; 75). Тем не менее Роулз следующим образом предлагает решать эту проблему: следует считать, что справедливость, как и нравственность в целом, — это всего лишь понятия и концепции, востребованность которых в реальном мире зависит от их применения к гипотетическим ситуациям, в которых выполняется требование взаимности. Основанием для такого требования является представление о том, что справедливость и мораль суть выражения человеческого разума и что их требования реализуются с помощью абстрактных «конструкций» и имеют целью создание идеального общества, члены которого признают друг друга свободными и разумными объектами:

«Помимо процедуры создания этих принципов, никаких оснований для справедливости не существует. Говоря другими словами, могут ли определенные факты считаться основаниями справедливости и каким должно быть соотношение сил, можно решать только на основе принципов, вытекающих из этой процедуры» («Кантианский конструктивизм в теории морали», «Сборник статей», 351).

Роулз называет свою позицию «кантианским конструктивизмом», поскольку она инспирирована соображениями Канта о роли практического разума в определении нравственных законов. Правда, Роулз предусмотрительно дистанцируется от метафизических аспектов кантовской концепции практического разума — то есть придерживается философии опрощенного кантианства.