Раса, народ, нация, государство

I

Концепции расы, народа, нации и государства образца XIX века имеют исключительно рационально-романтическое происхождение. Они являются результатом навязывания живым созданиям способа мышления, пригодного для решения только материальных проблем, поэтому все эти концепции — материалистические. Применительно к живым существам «материалистический» означает «поверхностный», потому что в жизни как таковой первичен дух, а материальное просто служит средством для его выражения. Будучи рационалистическими, концепции XIX века в основном не имели отношения к фактам, поскольку жизнь иррациональна и не поддается неорганической логике и систематизации. Эпоха, в которую мы вступаем и осмысляем здесь, — это эпоха политики, следовательно, эпоха фактов.

Более широкая тема — адаптация, здоровье и патология высоких культур. Для понимания важнейших проблем культурного витализма необходимо исследовать отношения культуры со всевозможными человеческими группами. Поэтому следует без предубеждений рассмотреть природу этих групп, чтобы добраться до их подлинной сути, происхождения, жизни и взаимоотношений.

Неодушевленные материальные предметы сохраняют свою идентичность многие годы, поэтому когда особый тип мышления, подходящий для операций с подобными объектами, применялся к политическим или иным человеческим общностям, существовавшим в 1800 г., они представлялись чем-то априорным, заложенным в самых глубинах неизменной реальности. Все — изобразительное искусство, литература, государство, техника и культура в целом — считалось творением одного из этих «народов». Однако подобные взгляды не согласуются с историческими фактами.

Первая по порядку концепция — это концепция расы. Материалистическое расовое мышление XIX века привело к особо тяжким последствиям для Европы, когда его соединили с одним из движений начала XX века, направленных на восстановление авторитета.

Любое чрезмерное теоретическое оснащение политического движения — это роскошь, которую Европа 1933–2000 гг. себе позволить не может. Она уже дорого заплатила за романтическое увлечение старомодными расовыми теориями — их следует отбросить.

II

У термина «раса» есть два значения, которые мы рассмотрим по очереди, а затем определим их соответствующую ценность в эпоху абсолютной политики. Первое значение — объективное, второе — субъективное.

Ряду человеческих поколений, родственных по крови, свойственна привязанность к одному и тому же ландшафту. Кочевые племена скитаются в более широких, но тоже ограниченных пространствах. В пределах родного ландшафта формы растительной и животной жизни имеют местные особенности, отличающиеся в разных областях, населенных одними и теми же родами и племенами.

Антропологические исследования XIX века установили математически обоснованный факт, который подтвердил влияние почвы. Было обнаружено, что население каждого региона мира характеризуется собственным средним черепным индексом. Что еще важнее, измерения, проведенные в Америке над иммигрантами из разных частей Европы и затем над их детьми, рожденными в Америке, показали, что этот черепной индекс определенно связан с почвой, поскольку сразу изменяется в новом поколении. Так, долихоцефальные евреи из Сицилии и брахицефальные евреи из Германии давали потомство с одинаковыми средними размерами головы, специфически американскими. Телесные параметры и продолжительность развития были еще двумя показателями, оказавшимися в среднем одинаковыми у любых жителей Америки — индейцев, негров, белых — независимо от средних показателей и продолжительности развития в странах или племенах, откуда они произошли. У детей ирландских иммигрантов, прибывших из страны с очень длинным периодом развития, реакция на местное влияние была мгновенной.

Эти и другие факты, как сравнительно новые, так и давно известные, свидетельствуют о том, что ландшафт оказывает в своих пределах влияние на человеческие племена точно так же, как на растительные и животные организмы. Механизм этого влияния нам не известен, но мы знаем его источник. Это космическое единство вещей в их тотальности — единство, которое проявляет себя в ритмическом и циклическом движении природы. Человек не исключен из этого единства, но погружен в него. Двойственность его души как человека и хищника также составляет единство. Мы различаем две его стороны для лучшего понимания, но единство от этого не нарушается. Аналогично, мы не можем нарушить единства природы, мысленно выделяя ее разные аспекты. Многие человеческие проявления, о которых мы знаем только что это, но не знаем, как это происходит, связаны с лунным циклом. Любой природный процесс является ритмическим: движение рек и волн, ветров и течений, появление и исчезновение живых организмов, видов, самой Жизни.

Человек подчиняется этим ритмам. Его специфическая конституция придает этим ритмам особую, человеческую форму. Та сторона природы человека, которая отвечает за эту связь, и есть раса. Раса у человека — это грань его бытия, находящаяся во взаимоотношении с растительной и животной жизнью, а за их пределами — с великими макрокосмическими ритмами. Это та часть человека, которая, так сказать, генерализована и поглощена Единым, а не душой, отличающей его как вид и выводящей из круга всех остальных форм.

Жизнь проявляет себя в четырех формах: растение, животное, человек, высокая культура. При всей своей самостоятельности каждая форма связана с остальными. Животные привязаны к почве, поэтому в их бытии сохраняется растительный аспект. Раса есть выражение как растительного, так и животного начала в человеке. Высокая культура, будучи на протяжении всей жизни привязанной к ландшафту, сохраняет связь с растительным миром, независимо от того, насколько смело и свободно перемещаются ее гордые создания. Высокая политика и великие войны являются выражением животного и человеческого в природе культуры.

Некоторые из многих человеческих свойств определяются почвой, другие — племенем. Например, пигментация сохраняется при переселении в другие области. У нас еще недостаточно данных, чтобы расположить все, даже физические характеристики, по определенной схеме. Но даже будь такая возможность, это не касалось бы нашей темы, поскольку, в объективном смысле, в расе важнее всего ее духовная составляющая.

Несомненно, племена различаются по своей одаренности в определенных духовных сферах. Духовные качества не менее разнообразны, чем физические. Варьирует не только средний рост, но и средняя высота души. Почвой определяются не только форма черепа и телосложение, но также некоторые духовные черты. Невозможно поверить, что космическое влияние, которое сказывается на человеческом теле, не затрагивает самого существенного — души. Однако из-за того, что все племена основательно перемешивались, и История неоднократно снимала с них сливки, нам никогда не узнать изначальных качеств души, связанных с тем или иным ландшафтом. Мы не можем определить, какие расовые духовные качества данной популяции связаны с почвой, а какие возникли от смешения племен в поколениях. Для таких практичных веков, как этот и следующий, истоки и объяснения менее важны, чем факты и возможности. Поэтому наше дальнейшее исследование интересует реальность расы в практическом, а не метафизическом плане.

Расовую принадлежность человека мы определяем с первого взгляда, но на основании какого именно признака, материалистически объяснить невозможно. То, что воспринимается чувством, инстинктивно — не поддается мерам и весам физической науки. Однако ясно, что раса связана с ландшафтом и племенной принадлежностью. Внешне она проявляется в характерном, типическом выражении лица, игре нюансов, общем облике. Отсутствие у него четких физических признаков не отменяет его существования, влияя только на способ его восприятия. Первобытное население определенного ландшафта выглядит в целом одинаково, однако пристальное изучение выявляет местные отличия, которые делят его на племена, кланы, семьи и, наконец, индивидов. В объективном смысле раса есть духовно-биологическая групповая общность. Поэтому любая классификация рас будет только произвольной. Материалистический XIX век предпринял несколько попыток такой классификации. Естественно, при этом учитывались лишь материальные признаки. В одном случае за основу бралась форма черепа, в другом — волосы и речевые особенности, в третьем — форма носа и пигментация. В лучшем случае это была групповая анатомия, не имевшая отношения к проблеме расы.

Люди, постоянно контактирующие друг с другом, оказывают взаимное влияние и становятся похожими. Применительно к индивидам было давно подмечено, что долго состоящие в браке супруги начинают походить друг на друга физически, и то же самое свойственно группам. То, что называется «ассимиляцией» одной группы другой, не ограничивается смешением зародышевой плазмы, как полагал материализм. В основном это результат духовного влияния ассимилирующей группы на новичков, естественный и полный, если между группами нет больших барьеров. Отсутствие барьеров приводит к стиранию расовых границ, после чего образуется другая раса, как сплав двух предшествующих. Более сильный человек обычно почти не поддается влиянию, но здесь возможны разные варианты, которые будут рассмотрены ниже.

III

Мы увидели, что в своем объективном смысле раса отражает взаимоотношение между популяцией и ландшафтом и, в сущности, связана с космическим ритмом. Ее первое заметное проявление — облик, но в качестве невидимой реальности она выражает себя также иными способами. Для китайцев, например, признаком расы является запах. Разумеется, расовый смысл имеет также то, что воспринимается на слух — говор, песня, смех. Еще один расово-специфичный феномен — восприимчивость к болезням. Японцы, американцы и негры отличаются разной резистентностью к туберкулезу. Согласно американской медицинской статистике, евреи чаще страдают нервными недугами и диабетом и реже туберкулезом, чем американцы; фактически статистика заболеваемости у евреев совершенно иная. К расе также имеют отношение жесты, походка, одежда.

Однако важнейшим видимым признаком расы является лицо. Мы не знаем, что именно в физиогномике выдает расовую принадлежность, а попытки установить это с помощью статистики и измерений не могут считаться удачными. По этой причине либералы и другие материалисты отрицали существование рас. Эти нелепые воззрения пришли из Америки, которая поистине является огромной расовой лабораторией. На самом деле эта доктрина подталкивает к осознанию абсолютной несостоятельности рационализма и научного понимания расы или попыток подчинить ее порядку, принятому в физических науках. Невозможность всего этого была давно понятна тем, кто придерживался фактов и сопротивлялся антифактуальным теориям. Представьте себе человека, который настолько досконально изучил промеры (длину носа, бровей, подбородка, ширину бровей, челюстей, рта и т. п.) всех известных ему лиц, что, увидев новое лицо, мог бы уверенно назвать его параметры. Если такому специально тренированному человеку показать некий набор записанных промеров, разве можно предположить, что в его голове сразу возникнет представление о расовом выражении лица, с которого были сняты промеры? Разумеется, нет, и то же справедливо для любого другого признака расы.

Другой важный объективный аспект расы находит аналогию в формах женской физиогномики, сменяющих друг друга в период поздней урбанистической цивилизации. Если определенный женский тип становится идеалом, то женщины, чувствительные к подобным вещам, очень скоро развивают такое же выражение лица. В расовой сфере существует аналогичный феномен. Представители расы со свойственным ей определенным космическим ритмом автоматически вырабатывают инстинкт расовой красоты, влияющий на выбор партнеров и работающий в каждой индивидуальной душе. Этот двойной стимул формирует расовый тип, подразумевающий определенный идеал. Разумеется, такое инстинктивное восприятие расовой красоты не имеет отношения к декадентским эротическим культам голливудского пошиба. В последнем случае идеалы индивидуально-интеллектуальны и не имеют отношения к расе. Раса, будучи выражением космического начала, до основания пронизана стремлением к преемственности, и женщина, в соответствии с расовым идеалом, всегда вполне бессознательно оценивается как потенциальная мать сильных сыновей. Идеальный в расовом смысле мужчина — это глава семьи, обогащающий жизнь женщины, которая заботится о нем как об отце своих детей. Дегенеративный эротизм голливудского типа является антирасовым: его основная идея заключается не в преемственности жизни, но в наслаждении, предметом которого служит женщина, а мужчина — раб этого предмета.

Склонность расы к предпочтению собственного физического типа является одним из величайших фактов, который нельзя фальсифицировать, подменив идеей слияния с совершенно чуждыми типами, как попытались сделать либерализм и коммунизм в период рационалистического засилья.

Расу невозможно понять, внутренне связывая ее с феноменами из других плоскостей жизни, такими как национальность, политика, народ, государство, культура. Если в ходе истории на несколько столетий устанавливается сильная взаимосвязь между расой и нацией, это не значит, что на основе определенного расового типа впоследствии всегда формируется политическая единица. Будь так, ни одна из бывших наций Европы не сформировалась бы в том виде, в каком она существовала. Достаточно представить себе расовые отличия между калабрийцами и ломбардийцами. Что они значили для истории времен Гарибальди?

Здесь мы подходим к наиболее важному аспекту объективного смысла расы в нашу эпоху: история может сужать или расширять границы расовой определенности. Способ, которым это достигается, связан с духовным элементом, заложенным в расе. Так, группа, имеющая духовную и историческую общность, стремится приобрести также расовый аспект. Общность, в которой участвует ее высшая природа, транслируется вниз, в направлении глубинной космической составляющей человека. Поэтому в западной истории старое дворянство стремилось конституировать себя как раса, чтобы дополнить свое единство духовной стороной. Масштаб, в котором это происходило, до сих пор очевиден там, где историческая преемственность старого дворянства еще сохранилась. Важный пример в этом отношении — образование еврейской расы, которую мы знаем по тысячелетней жизни в европейских гетто. Оставляя пока в стороне специфическое мировоззрение и культуру еврея, отметим, что такая общность судьбы, на каком бы фундаменте она изначально ни сформировалась как таковая, выковывает из группы расу, равно как и духовно-историческую единицу.

Раса влияет на историю, поставляя для нее материал, привнося свои сокровища крови, чести и сильных инстинктов. Со своей стороны, история влияет на расу, накладывая на высшие исторические единицы, кроме духовной, также и расовую печать. Раса есть более глубокий план бытия в том смысле, что она ближе к космосу, теснее соприкасается с первичными стремлениями и побуждениями жизни в целом. История — это поверхностный план бытия, где все сугубо человеческое и в первую очередь относящееся к высокой культуре, выступает в виде дифференциации жизненных форм.

Способ, которым осуществляется расизация исторической единицы, как это было с европейской знатью, состоит в том, что в такой группе космос неминуемо пробуждает идеальный физический тип и инстинкт расовой красоты, совместно работающие через зародышевую плазму и внутри каждой души, чтобы придать этой группе особенный облик, выделяющий ее в потоке истории. Когда из-за превратностей истории эта общность судьбы исчезает, исчезает и данная раса, чтобы больше не вернуться.

IV

Теперь можно уверенно опровергнуть фундаментальные заблуждения материалистической интерпретации расы, принятой в XIX веке.

Раса не сводится к групповой анатомии.

Раса не является независимой от почвы.

Раса не является независимой от Духа и Истории.

Расы не поддаются классификации, кроме как на произвольной основе.

Раса не является жесткой и постоянной совокупной характеристикой людей, не меняющейся на протяжении истории.

Мировоззрение XX века, основанное на фактах, а не физико-механических представлениях, видит расу текучей, струящейся вместе с историей сквозь жесткую скелетную форму, заданную почвой. История приходит и уходит, и так же, в событийном симбиозе с ней, раса. Крестьяне, возделывающие сегодня землю под Персеполисом, принадлежат к той же расе, которая сеяла или кочевала здесь за тысячу лет до Дария, хотя она могла по-разному называться тогда и теперь. Однако в то же самое время здесь завершила себя высокая культура, породившая расы, уже навсегда ушедшие.

Последняя ошибка материализма XIX века — путать имена с историческими и расовыми общностями — была одной из самых роковых. Имена лежат на поверхности истории, а не укоренены в ее ритмической, космической основе. Если сегодняшние жители Греции носят то же коллективное имя, что и население данной территории во времена Аристотеля, говорит ли это о наличии исторической преемственности? Или расовой преемственности? Имена, как и языки, имеют собственные судьбы, совершенно независимые от других. Поэтому общий язык жителей Гаити и Квебека не дает повода приписывать им общее происхождение, хотя к такому результату с необходимостью приводят методы XIX века, если их применять к известному нам настоящему, равно как и к интерпретации прошлого на основании сохранившихся имен и языков. Сегодняшние жители Юкатана в расовом отношении те же, что и в 100 г. н. э., несмотря на то, что говорят они по-испански, а раньше пользовались теперь уже исчезнувшим языком и были известны под другим именем. За истекшее время произошел подъем, завершение и исчезновение высокой культуры, но с ее уходом раса вернулась в качество первозданного, простого отношения между племенем и ландшафтом. Не стало высокой истории, которая могла бы на нее повлиять или наоборот.

Во времена египетской культуры народ, называвшийся ливийцами, дал имя определенной территории. Значит ли это, что все, кто обитал здесь с тех пор, связаны с ним родством? В 1000 г. н. э. пруссы не были европейским народом. В 1700 г. «Пруссией» уже называли нацию европейского типа. Европейские завоеватели просто взяли имя вытесненных племен. Все, кого мы называем разными именами: остготы, вестготы, юты, варяги, саксы, вандалы, норманны и даны — произошли из одного и того же расового материала, но имена об этом молчат. Иногда человеческая общность дает свое имя территории, поэтому, когда ее вытесняют, старое имя переходит к завоевателям, как было в случае Пруссии и Британии. Иногда группа называется по территории, как американцы.

В контексте симбиоза расы с историей имена носят случайный характер. Сами по себе они не говорят о какой-либо внутренней преемственности. То же самое относится и к языку.

Осознав, что, говоря об истории, мы на самом деле подразумеваем высокую историю, то есть историю высоких культур, и что эти высокие культуры представляют собой органические общности, выражающие свои внутренние возможности в разворачивающемся перед нами изобилии форм мышления и событий, мы начинаем глубже понимать тот способ, которым реализуется история, независимо от имеющегося в ее распоряжении человеческого материала. Она кладет отпечаток на этот материал, создавая из первоначально очень разных биологически групп исторические единицы. В гармонии с космическими ритмами, управляющими всем живым от растения до культуры, историческое единство приобретает особую расовую составляющую, образуя новое расовое единство, отличное по своему духовно-историческому содержанию от прежнего, первобытного, простого отношения между племенем и почвой. Но с прекращением высокой истории, завершением культуры, духовно-исторический смысл уходит навсегда, и снова воцаряется первобытная гармония.

Первичная, биологическая история общностей, захваченных высокой культурой, в этом процессе роли не играет. Прежние имена туземных племен, их скитания и лингвистические особенности — все это не имеет значения для высокой истории, как только она отправляется в путь, начиная, так сказать, с чистого листа. Такой она и остается благодаря способности вбирать в свой дух любые элементы. Со своей стороны, новые элементы не могут ничего дать культуре, обладающей индивидуальностью более высокого ранга, и потому — собственным единством, на которое другой такой же организм способен повлиять лишь поверхностно. Тем более никакая человеческая группа, оказывающаяся на территории культуры, никоим образом не может повлиять на ее внутреннюю природу: ей либо приходится воспринять дух этой культуры, либо нет, третьего не дано.

Органических альтернатив всего две: жизнь или смерть, болезнь или здоровье, движение вперед или дисторсия. Когда под внешним воздействием организм сходит со своего истинного пути, непременно следует кризис, полностью охватывающий жизнь культуры и зачастую обрекающий судьбу миллионов на смуту и катастрофу. Однако об этом позже.

Объективный смысл расы имеет другие аспекты, важные для мировоззрения XX века. Мы увидели, что расы, если понимать их как первобытные общности, простые отношения между почвой и человеческим племенем, по-разному одарены для исторических целей. Поскольку история и раса оказывают друг на друга взаимное влияние, следует рассмотреть иерархию рас.

V

Материалистам так и не удалось создать анатомическую классификацию рас. Но расы можно классифицировать по их функциональным способностям, начиная с любой отдельной функции. Поэтому иерархия рас может быть основана на физической силе, и не стоит сомневаться, что негры заняли бы вершину такой иерархии. Однако такая классификация не имеет смысла, поскольку физическая сила не является сущностью человеческой природы в целом, тем более если речь идет о культурном человеке.

Основной импульс человеческой природы, возвышающий его над инстинктами самосохранения и пола, которые объединяют человека с другими формами жизни, — это воля к власти. Борьба за существование среди людей крайне редка: если борьба и ведется, то за управление, то есть за власть. Это происходит в супружеских парах и семьях, кланах, племенах и между народами, нациями, государствами. Следовательно, в свете исторических реалий имеет смысл построение иерархии рас на основе интенсивности воли к власти.

Разумеется, подобная иерархия не может оставаться неизменной. Поэтому школа Гобино, Чемберлена, Осборна и Гранта соседствовала с материалистической школой, провозгласившей, когда не смогла обнаружить расы своими методами, что их не существует вообще. Ошибкой первых было допущение неизменности — как в прошлом, так и в будущем — рас, которые окружали их в ту эпоху. Они рассматривали расы в качестве строительных блоков, исходного материала, игнорируя их связь с историей, духом и судьбой. Но они по крайней мере признавали существующие расовые реалии своего времени, ошибаясь только в том, что полагали эти реалии жесткими, то есть существующими, а не становящимися. В их трактовке присутствовали также следы генеалогического мышления, но такого рода мышление является рассудочным, а не историчным, поскольку история использует человеческий материал, имеющийся под рукой, не задаваясь вопросом о его прародителях, и в процессе использования этот человеческий материал ставится в отношение к всеобъемлющей мистической силе судьбы. Пережиток генеалогического мышления заставлял проводить умозрительные границы между культурными народами там, где их на самом деле не было. В ходе своего дальнейшего развития материалистическая тенденция распространила принципы наследственности, которые Мендель открыл для определенных растений, на человеческие расы. Такой подход был изначально бесплоден, и по прошествии почти столетия, не давшего результатов, его следует отбросить ради мировоззрения XX века, которое рассматривает историю и ее материал именно в историческом духе, а не с точки зрения таких наук, как механика или геология.

Тем не менее, школа Гобино по крайней мере опиралась на определенный факт, поэтому она ближе к реальности, чем ученые глупцы, оторвавшие взгляды от своих линеек и таблиц, чтобы объявить о кончине расы. Этим фактом была культурная иерархия рас. В те дни слово «культура» использовалось для того, чтобы отличать литературу и искусство от таких уродливых и брутальных вещей, как экономика, техника, война и политика. Следовательно, эти теории тяготели к рассудку, а не к душе. С приходом мировоззрения XX века и его очищения от всех материально-романтических теорий единство культуры стало восприниматься через все ее разнообразные проявления в виде искусства, философии, религии, науки, техники, политики, государственных форм, расовых форм и войны. Поэтому иерархия рас в нашем столетии основывается на степени воли к власти.

Такая классификация рас тоже произвольна с интеллектуальной точки зрения, не менее чем классификация на основе физической силы. Однако только она является уместной в данную эпоху, не будучи жесткой, поскольку превратности истории в этой сфере важнее передаваемых по наследству качеств. Сегодня индусы не существуют как раса, хотя раньше такая раса была. Это имя — продукт завершенной истории, не соответствующий какой-либо расовой группе. Равно нет ни баскской, ни бретонской, ни гессенской, ни андалузской, ни баварской, ни австрийской рас. Аналогично расы, существующие сегодня в нашей западной цивилизации, также исчезнут, когда история пойдет дальше.

Источником иерархии рас служит история, сила событий (forces of happening). Например, англичан как отмеченную особой расовой печатью европейскую популяцию, два столетия державшую в повиновении сотни миллионов азиатов с помощью горстки солдат, мы наделяем высокой степенью воли к власти. На протяжении XIX века Англия контролировала 300 млн. индийцев силами небольшого гарнизона численностью в 65 тысяч белых.

Голые цифры могли бы обескуражить, если бы мы не знали, что Англия была нацией, служившей высокой культуре, а Индия — просто ландшафтом, в котором когда-то давно существовала высокая культура, подобная нашей, но теперь он вернулся в свою докультурную первобытность, царящую среди руин и памятников прошлого. Зная это, мы понимаем, что источник такой настойчивой воли к власти, по крайней мере, отчасти объясняется силой судьбы той культуры, представительницей которой была Англия.

Читая об успехах отрядов Кортеса и Писарро, мы видим, что речь также идет о расе, обладавшей высокой волей к власти. В данном случае это были испанцы. С какой-то сотней людей Писарро пошел против империи, насчитывавшей миллионы. Предприятие Кортеса было не менее дерзким, и оба добились военной победы. Раса рабов на такое не способна. Ацтеки и инки не были населением, лишенным расы: они являлись представителями другой высокой культуры, в свете чего подвиги испанцев выглядят почти невероятными.

Во времена революционных и Наполеоновских войн культурной идее служила французская раса, миссией которой была смена общего направления движения от культуры к цивилизации через открытие эпохи рационализма. Огромная сила, которой эта живая идея наделила французские войска, демонстрируется двадцатилетней чередой военных побед над всеми армиями, брошенными против нее разными европейскими коалициями. Под личным командованием Наполеона французы одержали победу более чем в 145 из 150 сражений. Раса, способная выдержать такое испытание, обладала высокой волей к власти.

В каждом из этих случаев расу создавала История. Применительно к подобной единице слово раса подразумевает два элемента: сочетание племени с ландшафтом и духовную общность истории с культурной идеей. В этом смысле расы состоят, так сказать, из двух слоев: в основании — мощное первобытное биение космического ритма в конкретном племени, а сверху — формообразующая, творческая, движущая судьба высокой культуры.

Когда в 1267 г. Карл Анжуйский обезглавил Конрадина, последнего императора из Гогенштауфенов, Германия на пятьсот лет исчезла из европейской истории как единица, имевшая политическое значение, и вновь появилась в XVIII столетии, раздвоенная на Австрию и Пруссию. В течение этих веков высокую историю Европы творили другие державы, в основном за счет собственной крови. Это означало, что (по сравнению с огромными потерями крови, понесенными несколькими поколениями других держав) Германия оказалась сохранена.

Чтобы верно оценить данный факт, следует вернуться к чисто биологическим корням европейских рас.

VI

Первобытные популяционные потоки, двигавшиеся с севера Евразии с 2000 г. до н. э. по 100 г. н. э. и позже, состояли, судя по всему, из родственных племен. Варвары, называемые касситами, покорили остатки Вавилонской культуры около 1700 г. до н. э. В следующем веке северные варвары, которых египтяне называли гиксосами, овладели руинами египетской цивилизации и стали там править. Арии, еще одна варварская орда с севера, покорили индийскую культуру. Популяции, переселявшиеся в Европу на протяжении более полутора тысяч лет вплоть до 1000 г. н. э. под разными именами (франки, англы, готы, саксы, кельты, вестготы, остготы, лангобарды, белги, норманны, викинги, даны, варяги, германцы, алеманны, тевтоны и другие), принадлежали к одному племени. Весьма вероятно, что завоеватели древних цивилизаций Востока имели общие корни с западными варварами, столетиями угрожавшими Риму и в итоге его разграбившими. Важным признаком этого племени были светлые волосы. Где бы сегодня ни встречались белокурые люди, это говорит о том, что когда-то в прошлом туда проникли представители этого северного племени. Северные варвары покоряли туземное население всей Европы и повсеместно формировали верхушку, обеспечивавшую управление, военную силу и закон. Таким образом, они стали правящим слоем на территориях, теперь известных как Испания, Италия, Франция, Германия и Англия. Их численное соотношение в одних местах было выше, чем в других, и с возникновением западной культуры около 1000 г. н. э. именно в этом властном первобытном слое закрепилась ее идея. Племя покорителей завершенных цивилизаций само было избрано для реализации судьбы высокой культуры.

Этот первобытно-биологический популяционный поток отличался сильной волей. Как раз эта сильная воля, а не только внутренняя идея самой культуры, придала европейской истории невиданную мощь, проявленную во всех направлениях мысли и действия. Вспомните викингов, в предрассветных сумерках нашей истории добиравшихся из Европы в Америку на своих легких кораблях! Этот человеческий материал передал свою кровь европейским расам, народам и нациям. Именно этому живому сокровищу Запад обязан своей доблестью на полях сражений, и этот факт известен всем миру, укладывается он в теорию или нет. Спросите у генерала любой армии, желал бы он командовать дивизией солдат, набранных в Померании, или же дивизией негров.

К несчастью для Европы, среди российских популяций также присутствует мощная струя этого северного варварского племени. Но там она не служит высокой культуре, относясь к нам, как галлы относились к республиканскому и имперскому Риму. Раса служит материалом для событий, и она подчиняется воле к разрушению так же, как и воле к созиданию. Варварское северное племя в России продолжает оставаться варварским, и его негативная миссия наложила на него свой расовый отпечаток. История создала русскую расу, которая постепенно расширяет свои расовые границы, вбирая и заряжая разрушительной исторической миссией остальные популяционные потоки на своей огромной территории.

В иерархии рас, основанной на воле к власти, новая русская раса занимает высокий ранг. Эта раса не нуждается в морализаторской пропаганде для разжигания своей воинственности. Ее варварские инстинкты наготове, и на них могут полагаться ее лидеры.

Благодаря текучей природе рас даже их иерархия, основанная на воле к власти, не может окончательно привести в систему все существующие ныне расы. Следует ли сикхов ставить выше сингальцев, а американских негров — выше индейцев аймара, или наоборот? Однако задача расположения разных рас в соответствии с их волей к власти является практической, и в первую очередь касается нашей западной цивилизации. Можно ли найти применение этому знанию? Ответ таков, что не только можно, но и необходимо, если Западу предстоит прожить отведенный ему срок и не попасть в рабство к ордам азиатских разрушителей под руководством России, Японии или другой воинственной расы.

Чтобы использовать эту информацию с полным пониманием, исключающим возможность старомодных заблуждений, следует рассмотреть субъективный смысл расы, за которым стоят идеи, выражаемые терминами народ, нация и государство.