Американская революция 1933 года

I

В Американской войне за независимость 1775–1783 гг. принимали участие два типа людей, которые воспринимали ее по-разному. Лидеры творческого склада: Гамильтон, Вашингтон, Франклин, Ратледж видели в ней межнациональную войну между американской нацией в стадии формирования и Англией. Американская нация была для них новой идеей, и всевозможные идеологические лозунги и идеалы, служившие пропагандистским материалом, не отражали сущности этой новой национальной идеи, но были ее временной оберткой. Для менее глубоких людей, таких как Сэмюэл Адамс, Томас Пейн и Томас Джефферсон, эта война была классовой, а идея независимости выглядела только средством реализации идеалов равенства, почерпнутых из рационалистической литературы. Воплощение идей равенства всегда принимало форму зависти, ненависти и социального разрушения как в Америке, так и в Европе. Таким образом, классовые бойцы относились к этой войне как к борьбе за равенство, а не за американскую национальную независимость. Они ненавидели монархию, лидерство, дисциплину, качество, аристократию, все неординарное и творческое.

Национальная идея, свойственная творческим умам во главе с Гамильтоном, состояла в здоровом и естественном, органическом упорядочивании населения сверху донизу во главе с монархом и аристократией, с рождения воспитанной в духе служения национальной идее. Они еще на этом раннем этапе вынашивали идею планомерного американского империализма в отношении континентальных районов и Карибского бассейна.

Обе идеи были пронесены через всю историю Америки. Классовая война представляет собой идиопатическую культурную болезнь, которая начинается вместе с цивилизационным кризисом и окончательно отступает с окончанием этого кризиса и началом второй фазы цивилизации — возрождением авторитета. Вся американская история до сих пор соответствовала первой органической фазе цивилизации, которая в западной культуре началась около 1750 г., победила в 1800-м и теперь внутренне завершилась.

Поэтому классовая война в Америке всегда считалась естественной и нормальной. В ней не видели выражения великого культурного кризиса, имеющего начало, течение и конец.

Силы классовой войны, возглавленные во времена основания Американского союза Джефферсоном, в 1789-м оказались в уникальной ситуации, когда им не противостояла никакая идеология. С момента поражения федералистской партии в 1828 г. в Америке вообще не было духовной оппозиции классовой войне, и все сопротивление, оказываемое ей, сводилось к грубым экономическим мерам. То, что она достигла здесь такой разрушительности, которая была невозможна в Европе, объясняется, однако, не только всем вышесказанным, но и присутствием незападных сил. Эти силы вмешались в общественную жизнь Америки и с неизбежностью деформировали ее, отвратив от западных корней.

Сама природа колонии, как уже говорилось, не только порождает центробежные политические тенденции, но также ослабляет узы с культурной родиной, откуда берет начало внутренняя жизнь колонии. Это понижает культурную восприимчивость колониальной территории, ее сопротивляемость внешним влияниям. Именно недостаточная сопротивляемость к субкультурным и экстракультурным силам привела к экономической одержимости и спровоцировала небывалый приток культурных чужаков, произошедший за последние полстолетия.

На Конституционном Конвенте 1787 г. Бенджамин Франклин предлагал включить в проект Конституции положение, навсегда закрывающее для евреев доступ в Америку. Поборники «гуманизма» и «равенства», абсолютно не понимавшие, что имел в виду Франклин, совершенно незнакомые с евреями (потому что их в Америке не было еще почти столетие), отвергли рекомендацию Франклина. Его предупреждение о том, что в случае отказа от его предложения потомки будут работать на евреев в течение двух веков, не было услышано. Эти идеологи признавали только «человечество», игнорируя огромное различие между людьми, обладающими и не обладающими определенным мироощущением.

Иммиграция в Америку в XIX столетии происходила из всех стран Западной Европы, но преимущественно из Англии, Германии и Ирландии. В конце столетия началась еврейская иммиграция, и вскоре после этого — приток балканских славян, русских и жителей Восточного Средиземноморья. Были приняты незначительные защитные меры, например иммиграционный акт (1890), установивший квоту для представителей каждой европейской страны, рассчитанную в пользу североевропейских, а не славянских и левантийских иммигрантов. Это, однако, никак не повлияло на еврея, инокультурное происхождение которого делает его перемещения статистически невидимыми для европейских наций. Еврей попадал в Америку по испанской, германской, ирландской и какой угодно квоте.

В очерке о культурном паразитизме был описан эффект присутствия в американской жизни большого числа негров, азиатов и индийцев. К этому числу добавляются представители восточноевропейского населения (кроме евреев), которые, будучи способны к ассимиляции, не ассимилировались. Против ассимиляции работало рационалистическое мироощущение, порождающее материализм, денежную одержимость, упадок авторитета и политический плюрализм. Пока культурные дистортеры наращивали свою общественную силу и влияние, ассимиляция преднамеренно тормозилась, чтобы удерживать Америку в духовно аморфном, разделенном и хаотическом состоянии. Защитные меры со стороны американцев с националистическими чувствами, направленные на ограничение или запрет иммиграции, саботировались культурной дисторсией.

С 1900 по 1915 г. в Америку иммигрировали пятнадцать миллионов чужаков: немного из Западной Европы, но в основном из Юго-Восточной Европы, России, Польши и Малой Азии. Среди них были евреи, численность которых оценивается в несколько миллионов. Первая мировая война прервала поток иммигрантов, но после войны он возобновился и резко усилился после европейской революции 1933 г. Евреи, которые бежали или были изгнаны из Европы, массово прибывали в Америку.

Стоит отметить, что из-за свойственной колониальным территориям неразвитости [чувства] культурной исключительности, в американских колониях, начиная с 1737 г. и далее, к евреям относились в гражданском смысле так же, как к европейцам. В то же время на родине западной культуры понадобилось столетие, прежде чем полностью восторжествовала эта рационалистическая политика. Единственной причиной этого в колониях служил, разумеется, тот факт, что там не было евреев как группы — только отдельные редкие индивиды, на которых смотрели как на диковинку.

С 1890 г. началась еврейская инвазия в Америку. В течение следующих 50 лет численность евреев там возросла с незначительной цифры до 8-12 млн., по разным оценкам. Нью-Йорк в этот период стал преимущественно еврейской столицей. Примерно 80 % еврейской иммиграции составляли евреи-ашкенази. Америка, естественно, отрицательно реагировала на явления, закономерно сопровождавшие иммиграцию столь огромного их числа, обладавшего собственным мироощущением и немедленно начавшего влиять на американскую жизнь во всех сферах и на всех уровнях. Ответом на эту реакцию была умелая пропаганда, использовавшая американскую идеологию в еврейских целях. Еврей Израэл Зангвилл назвал Америку «плавильным котлом», и чисто количественная идеология этой страны, задержавшейся на стадии денежного помешательства, придала этому образу сильную убедительность.

Та же самая пропаганда изменила смысл понятия «американец», которое стало теперь означать иммигранта, улучшившего свое личное положение благодаря переезду в Америку. Из этого понятия, по сути, были исключены коренные американцы[86], которых заменили иммигранты. Если коренной американец демонстрировал возмущение, говорили, что это «не по-американски». Движения коренных американцев, например второй ку-клукс-клан, организованный в 1915 г. как реакция американского организма на присутствие инородной материи, более или менее успешно клеймились как «неамериканские» средствами пропаганды этой страны, которые уже тогда попали под сильное влияние культурного дистортера.

Слова «Америка» и «американец» совершенно лишились духовно-национального смысла и стали чисто идеологическими. Все, кто прибыл в Америку, ipso facto становились американцами, несмотря на то, что сохраняли свой язык, жили своими расово-национальными группами, поддерживали свои старые связи с Россией, Юго-Восточной Европой или Восточным Средиземноморьем, а с Америкой состояли в чисто экономических отношениях. В то же время коренные американцы, исторически представлявшие собой новую единицу западной цивилизации под названием «американский народ», ipso facto не были американцами. Если они питали некие национальные чувства исключительности, то оказывались «неамериканцами». Подобная переоценка ценностей неизменно сопровождает культурную дисторсию и является сверхличной насущной потребностью дистортера. Ценности культуры-хозяина или колонии-хозяина враждебны его жизнедеятельности: принять их, значит исчезнуть как единица высшего порядка. Ассимиляция евреев означала бы исчезновение еврейской идеи, еврейской культурно-государственно-национально-народно-религиозной расы. Воюя в Америке с националистическими чувствами, еврейская идея борется за свое существование перед лицом враждебной западной цивилизации. Надо отдать должное политическому мастерству еврейских лидеров, которым удалось отождествить еврейскую идею с Америкой и навесить на американский национализм ярлык «неамериканского».

II

Для внутренней истории Америки особое значение имеют четыре эпохи: 1789, 1828, 1865 и 1933 гг. В 1789 г. благодаря принятию Конституции образовался Союз колоний. В 1828-м окончательное поражение потерпела федералистская партия — единственная авторитарная сила Союза. В 1865-м произошла полная финансиализация континента, но также сформировался особый характер американского народа. Однако в 1865 г. было устранено последнее препятствие для экономической одержимости и проложена дорога, которая привела к полному триумфу культурного дистортера, состоявшемуся в 1933-м. В будущей истории Запада этот год будет записан как дата американской революции или, точнее, ее первого этапа, поскольку с этого момента культурная дисторсия начала проникать в остальные сферы американской жизни: правительство, армию, администрацию, судоустройство.

Тем не менее, эта эпоха прошла незамеченной не только огромными массами американцев (что неудивительно), но также и многими хранителями американского национального чувства. Глубинный смысл событий открылся не сразу. Для населения и внешнего мира все выглядело так, что произошла просто смена администрации, замена одного партийного бизнеса другим. Гигантская революция, которая в европейской стране привела бы к войне, в политически несознательной стране была осуществлена ловко и незаметно.

Новый режим сразу же вызвал серьезную оппозицию, поскольку, руководствуясь внутренней необходимостью, он приступил к выполнению программы, враждебной и во всех смыслах деструктивной по отношению к американскому национальному чувству.

Блестящий политический инстинкт культурных чужаков позволил им полностью овладеть техникой американских партийных состязаний, и они прибрали к рукам оппозиционную партию. Выборы с тех пор превратились в пышный спектакль и уже не обеспечивали реальной возможности смены режима, всего лишь меняя одну партию культурного дистортера на другую.

На первых этапах революции дистортер адаптировал к своей политике иностранные дела. В 1934 г. режим добился дипломатического признания большевистской России, откуда прибыл Литвинов-Финкельштейн, поздравивший вашингтонский режим с победой. Это был первый шаг к формированию американо-большевистской коалиции против Европы. Пока что режим занимался консолидацией своей власти и должен был действовать осторожно, поскольку в 1936-м еще сохранялась возможность национального восстания против него старым способом — голосованием.

Уступая общественному интересу к внутренним делам, дистортер сделал предметом «выборов» 1936 г. домашние вопросы. Это были последние в американской истории выборы, на которых еще сохранялась слабая возможность для победы национальной революции с помощью старой избирательной техники. После этого выборы организовывались только таким способом, чтобы режим культурного дистортера мог оставаться у власти.

III

Культурная дисторсия в Америке, как и во всей западной цивилизации, была способна только искривить, извратить и обмануть душу хозяина. Она не могла ни убить ее, ни трансформировать. Американские идиопатические тенденции, вызванные разрушительным влиянием рационализма и материализма, создавали возможности, которыми воспользовался культурный дистортер. Его метод состоял в том, чтобы подхватывать эти тенденции и сводить на нет, ссылаясь при этом на рационалистические доктрины, также являвшиеся продуктом цивилизационного кризиса и служившие полурелигиозным основанием для разрушительной деятельности. Например, «эгалитарная» риторика Декларации независимости 1775 г. и благонамеренные пошлости Линкольна и других партийных политиков были использованы для пропаганды «терпимости», требующей от американцев, чтобы они никоим образом, даже в мыслях, не могли дискриминировать евреев. Эта пропаганда распространялась на всех уровнях, от высших официальных кругов до семьи, школы и церкви.

Мощным инструментом культурной дисторсии стало негритянское движение, организованное вскоре после захвата власти в 1933-м. Кроме того, создавались препятствия для ассимиляции многочисленных инородных групп последней иммиграции, которым искусственно мешали стать американцами, ведь любая инакомыслящая группа в Америке может послужить целям культурной дисторсии. Например, польская группа оказалась очень полезной для агитации за войну осенью 1939 г. Значение этих инородных групп хорошо подтверждается тем, что в 1947 г. только 3/4 всего населения Америки составляли ее белые уроженцы, только у 55 % населения оба родителя родились в Америке, тогда как более 20 % имели одного родителя, родившегося за рубежом, и почти 15 % населения сами являлись иммигрантами. В Америке выходит больше тысячи газет и журналов на сорока иностранных языках.

Цель состояла в том, чтобы загнать коренное американское население в глухую оборону, а привилегированное положение обеспечить культурному дистортеру, реализующему абсолютно чуждую идею, и постепенно уничтожить американское национальное чувство. Культурная дисторсия никогда не достигла бы такой степени в Европе с ее высокой культурной восприимчивостью, а также с ощущением европейской исключительности даже в демократически-материалистических условиях.

Следует подробно остановиться на духовных продуктах культурной дисторсии в Америке, в каждой сфере ее жизни, потому что Америка, осуществляющая интервенцию в Европе, — это не настоящая Америка, какой она была еще в 1890 г. Теперь это империя, где господствующий слой представляет иную культуру, а огромная масса подданных состоит из американцев и почти столь же многочисленных инакомыслящих групп. Нижние слои поставляют солдат для оккупации Европы, но решения принимают не американцы.