Американская внешняя политика после 1933 года

I

Как было отмечено в очерке общей теории культурной дисторсии как формы культурной патологии, антисемитские инциденты в России после русско-японской войны 1904–1905 гг. побудили Соединенные Штаты разорвать с ней дипломатические отношения. Поскольку никакие другие расовые, культурные, национальные или религиозные выступления такого рода, направленные в России или другой стране против нееврейских элементов, никогда не заставляли американское правительство разрывать отношения, это может быть истолковано только как симптом культурной дисторсии. Столь решительный внешнеполитический шаг вдохновлялся определенными элементами в окружении тогдашнего президента Теодора Рузвельта, принадлежавшими к той же культурно-государственно-национально-народной расе, что и жертвы погромов.

Историки смогут проследить возникновение культурной патологии по признакам, появившимся в американской внешней политике примерно с 1900 года. Здесь же мы рассматриваем период с 1933 г. — фатального как для Америки, так и для Европы.

Первым явно нестандартным действием революционного режима после предварительной консолидации власти было дипломатическое признание большевистской России. Возмущенной американской публике это было преподнесено как рутинный акт, не имеющий идеологической подоплеки и политически вполне безвредный. Фактически же это было начало сотрудничества между двумя режимами, которое продолжалось, с кажущимися перерывами, до тех пор, пока русская и американская армии не встретились в сердце западной цивилизации, а Лондон и Берлин — повергнуты в прах.

В 1936 г. большевистская революция и западный авторитарный дух XX века сошлись на поле боя в Испании. Чиновники расквартированного в Америке режима в частном порядке выражали свою симпатию к красной Испании. Недвусмысленная оппозиция католической церкви к американской помощи предотвратила интервенцию. У католической церкви в Америке 20 миллионов прихожан, и режим культурного дистортера не нашел в себе сил для развязывания внутреннего конфликта, который неизбежно бы возник. Режим готовился к состязаниям на вторых общенациональных выборах, и соперник был еще многочислен и организован. На этой стадии просчет во внешней политике мог стать фатальным.

Благодаря совершенству своих выборных технологий режим остался у власти. В октябре 1937-го начались открытые приготовления ко Второй мировой войне. Было официально заявлено, что американское правительство намерено «изолировать агрессора». Пропагандистские органы идентифицировали «агрессора» с Европой и выразителями европейского будущего. Для успокоения националистического контингента этот термин применили также к Японии, но режим продолжал снабжать ее всем необходимым для военной промышленности, хотя в то же время отказался продавать нужное сырье Европе и бойкотировал импорт в Америку иностранных товаров, произведенных на территориях, не подконтрольных режиму культурного дистортера.

К осени 1938 г. была подготовлена сцена для мировой войны. Вашингтон взял под контроль пропаганду почти половины европейских стран, во главе которых поставил своих марионеток. Присоединение Богемии к Европе было результатом взаимопонимания четырех европейских лидеров, принявших самостоятельное решение, и планы Вашингтона были сорваны, несмотря на тщательную подготовку. Американскую казну предоставили режиму в качестве «стабилизационного фонда», и он мог пользоваться миллиардами, ни на кого не оглядываясь. Субсидирование пропагандистов, представлявших его интересы в европейских странах, возросло до таких размеров, что вскоре почти половину Европы заставили ненавидеть лидеров, противившихся внутриевропейской войне.

Однако поскольку прямой возможности развязать войну в Западной Европе не было, для следующего инцидента понадобились восточные пограничные государства, и в планы Вашингтона была включена Польша. Ее правительство, якобы хранитель национальных интересов этой страны, спровоцировало безнадежную войну как раз после того, как Россия публично согласилась на раздел Польши. Правительство, инициировавшее войну, исчезло сразу после ее начала, так что о нем больше никто не слышал. Оно заслужило свою пенсию. Американская внутренняя пропаганда в это время внушала мысль, что Польша сможет сопротивляться годами.

По-настоящему война началась в 1940-м. Франция и Бенилюкс были изолированы от Америки за несколько недель. Американский режим обнаружил, что стал быстро терять контроль над Европой, а подконтрольное ему домашнее население не только лишено военного энтузиазма, но и враждебно к любой форме вмешательства в войну, организованную вашингтонской диктатурой.

Далее культурный дистортер оседлал американское движение против интервенции и повел такую пропаганду, что отправка за рубеж военной продукции является способом оставаться вне войны. Иными словами, ограниченное участие было представлено как невмешательство. Для политически несознательных американцев, что вполне естественно в стране без традиции, государства и великой истории, это прозвучало убедительно, и переполнивший их протест против интервенции тем самым был поставлен на службу интервенционистским планам Вашингтона.

Ограниченное участие становилось все менее ограниченным. Закон, который националистические элементы провели задолго до войны, запрещающий такого рода вмешательство в войну, был цинично попран. Американские экспедиционные силы были отправлены за рубеж, американские военные суда получили приказ вступать в бой с европейскими судами в открытом море, торговые корабли европейского происхождения были реквизированы — и все это шло от правительства, которое давало миру высокопарные уроки международного права.

Расширение театра войны против западной цивилизации посредством втягивания большевистской России в течение двух недель привело к разрыву отношений с Европой. Но внутренняя ситуация по-прежнему не позволяла Вашингтону прямого вмешательства, и Европа не смогла отреагировать на необъявленную американскую войну в открытом море. Единственным оставшимся американским бастионом в Европе был остров, удерживаемый только политическими и финансовыми средствами, которые в любой момент могли отказать. Нужна была прямая интервенция с применением всего военного потенциала Америки, чтобы война не закончилась победой Запада над азиатской Россией и общим решением всех старых политических проблем Западной Европы. Ведь тогда Запад обрел бы культурно-национально-государственно-народно-расовое единство на авторитарной политической основе, оградив себя от культурной дисторсии и, более того, своим примером неизбежно вызвал бы в Америке националистическую революцию против режима дистортера.

Поскольку действия, направленные на разжигание в Европе антагонизма с помощью необъявленной войны не принесли желаемых результатов, попытались организовать войну на Дальнем Востоке с надеждой на последующее вступление в реальную войну против западной цивилизации. С этой целью в ноябре 1941 г. японскому правительству был вручен ультиматум, требовавший от Японии эвакуации со всех территорий, завоеванных с июля 1936 г. Япония ответила потоплением американского военного флота в Пёрл-Харборе в декабре 1941-го. Общественные и официальные расследования, проведенные националистическими элементами после войны, убедительно доказали, что вашингтонский режим знал о предстоящем нападении, и даже о его дате, поскольку читал японскую дипломатическую почту. Тем не менее, он не принял мер военного характера, вследствие чего цинично угробил тысячи американских солдат и матросов. Уже была запущена пропагандистская машина, чтобы приписать эту японскую атаку западной цивилизации, но объявление войны Западом сделало эту пропаганду излишней.

С этого момента 80 % американских военных сил было брошено на войну с ненавистной западной цивилизацией. Австралия и Индия при этом игнорировались, кроме слабых попыток сдержать вторую волну японского наступления, которое так и не состоялось. В противном случае белое население колониальной Австралии перешло бы в японское подданство, засвидетельствовав наличие в западной цивилизации патологической дисторсии. Европейцы должны отметить для себя многозначительное высказывание командующего американскими войсками, находившимися как раз в этой угрожаемой части белого мира, произнесенное летом 1942 г.: «Будущее цивилизации начертано на славных знаменах русской армии». Отсюда ясно, что военные чины также должны проявлять умственную посредственность.

II

Американский стиль ведения войны попрал все принципы чести, которыми всегда руководствовались в своих взаимоотношениях западные нации и лидеры. Первая атака против Европы была осуществлена с помощью бомбардировщиков, базировавшихся на европейском острове, оккупированном с 1942 г. американскими войсками. Бомбардировке подверглось практически исключительно гражданское население Европы, несмотря на то, что невозможность достичь урегулирования этими средствами вполне осознавалась. Американская пресса кровожадно смаковала тему «блокбастеров»[88], под которыми понимались бомбы, способные уничтожить квартал гражданских домов и убить несколько сотен мирных жителей. Гордо демонстрировались фотографии результатов этого гнусного способа ведения войны против семей и домов. Пропагандистское послание состояло в том, что все, кто противостоит американской армии или идеологии, являются преступниками и подлежат «суду за свои преступления».

Европа была уже знакома с пропагандой зверств, исходящей от Америки. Вследствие примитивного культурного уровня, на который дисторсия и ретардация опустила Америку, подобные вещи воспринимались буквально, тогда как ответственные люди в Европе знали цену этой массовой пропаганде, рассчитанной на маргиналов. Так, во время Первой мировой войны в американской прессе ходили истории о зверствах, творимых, разумеется, противниками американских войск. Местом действия для этих рассказов была выбрана Бельгия, и утверждалось, что оккупационные войска распинали бельгийских мирных жителей. Описывались и другие ужасы: отрезанные детские руки и тому подобное. В Америке это воспринималось столь серьезно, что после Первой мировой войны депутация американских журналистов прибыла в Бельгию для расследования этих случаев, после чего им пришлось сообщить американской публике, что все это было неправдой.

Тот тезис, что любой, кто действует против Америки, является ipso facto преступником, в Европе всерьез не воспринимался, но служил для подготовки американского сознания к послевоенным ужасам, которые планировалось осуществить в Европе.

В 1945 г. руководство, годами твердившее о «военных преступлениях» и одновременно воевавшее против домов и семей, наконец, вооружилось снарядом, который предназначен для применения исключительно против гражданских лиц: «атомной» бомбой. В преобладавших тогда тактических условиях эта бомба не могла быть использована против военной силы, но только против городов, где во время войны отсутствуют мужчины призывного возраста. Эту бомбу сбросили без повода и предупреждения, и она стерла с лица земли сотни тысяч мирных жителей в течение нескольких секунд.

В период после Второй мировой войны американская внешняя политика сохраняла свою преемственность. Оккупированная Европа рассматривалась как территория, подлежащая опустошению; фабрики лишились оборудования, которое было передано России, а другие предприятия были специально взорваны в русле политики уничтожения промышленного потенциала Европы. К населению относились как к недочеловекам и применяли широкомасштабную тактику голодомора, которая продолжается и в 1948 г. Хотя Америка экспортировала еду по всему миру, не руководствуясь при этом никакими соображениями чести или морали, она отказалась предоставить достаточно пищи для поддержания человеческой жизни в оккупированной Европе. Установленный для европейца рацион качественно и количественно был значительно ниже здорового минимума, и в короткий срок недоедание, кожные заболевания, инфекции и дегенеративные нарушения привели к миллионам смертей. В первом приступе безумного ликования по поводу «победы» американская армия запретила своему персоналу даже разговаривать с населением. Это продолжалось, пока трибуналы не стали столь массовыми, что пришлось этот приказ отменить и заменить неистовой пропагандой ненависти среди американских солдат. Население Европы третировалось как во всех отношениях низшее по сравнению с победившими американцами. Оно официально именовалось «туземным населением». В общественных зданиях ему были отведены особые санитарные помещения, тогда как высокомерные американцы и негры пользовались своими.

В широких масштабах велась реквизиция жилых помещений: американским солдатам и гражданским было позволено привозить из Америки свои семьи и занимать неповрежденные дома, в которых жили зачастую 15–20 «туземцев». Обычно владельцам этих домов позволялось взять с собой только одежду и пищу. Для размещения этих отверженных никаких мер не принималось, поскольку их считали недочеловеками и соответственно к ним относились.

Население было лишено физического права самозащиты от американцев. Европеец, ответивший американцу ударом на удар, приговаривался американским трибуналом к заключению. Одного европейца осудили на два года тюрьмы по чужому доносу, что он назвал американского военнослужащего-еврея «грязным евреем».

Жуткое бесчестье, сопровождавшее американскую оккупацию Европы, красноречиво свидетельствует о присутствии культурно чуждых элементов, поскольку ни одна западноевропейская нация или колония не могла бы опуститься до столь низкого поведения. Вся ее душевная организация, ее историческая сущность и тысячелетняя традиция чести исключали такую возможность. Какая западная нация могла бы низвести женщин другой нации на уровень наложниц и запретить браки между представителями своей и других западных наций? А именно так поступило американское командование. Оно разрешило сожительство и запретило брак. В результате этой политики венерические заболевания достигли в оккупированной Европе масштабов эпидемии.

В окружении голодающего, охваченного болезнями европейского населения американские солдаты и их семьи, хранимые оружием и колючей проволокой, жили в домах, уцелевших под их же бомбежками, и питались вполне нормально. Духовные качества в этих условиях формируются не самые высокие. На первых этапах оккупации излишки пищи и одежды просто сжигались на глазах голодного и мерзнущего «туземного населения».

Когда летом 1947 г. возникла угроза голодного бунта, один из американских губернаторов официально объявил, что ни ситуация, ни международное право, ни мораль не обязывают американский народ кормить покоренное население оккупированной Европы, и если вспыхнет бунт, он будет подавлен штыком и пулеметом.

Здесь приведена только часть фактов, но так было по всей оккупированной американцами Европе и продолжается до сих пор, что оказывает глубочайшее влияние на европейское мышление в строго определенном смысле.

III

Как показал анализ политической мотивации, борьба за власть в нашем столетии определяется культурными явлениями. В первые века существования западной цивилизации источником мотивации, как правило, была борьба между императором и папой за вселенскую власть, позже она черпалась из религиозных разногласий, затем — из династических амбиций, и далее определялась национальными единицами и торгово-экономическим соперничеством. Теперь же главным мировым фактом выступает духовное единство западной цивилизации, которое осознается все яснее, и пробудившаяся во внешнем мире воля к разрушению. В сфере деятельности она принимает форму политической борьбы между западной цивилизацией и ее колониями, с одной стороны, и неевропейскими силами — с другой. Поэтому вражда между Америкой и Японией была естественной, что видели все американские националисты. Дисторсионные элементы в Америке, однако, никогда не придавали значения этой вражде, поскольку в Японии не было антисемитизма. Это проливает свет на особенности американской оккупационной политики в Японии.

После завоевания Японии отношение армии к японскому населению было весьма дружелюбным. Американская армия официально организовала для своих солдат бордели с японскими женщинами. Дома не реквизировались, и для размещения военных строились бараки. Рацион был достаточным для поддержания человеческого здоровья. Император сохранил свой титул и положение, и его божественная природа не была осквернена в глазах общества. Японское самоуважение поддерживалось достойным отношением, в целом устраивавшим японских граждан. Американская политика была направлена на восстановление промышленного потенциала страны и разрешила японцам автономию. Были сохранены японское законодательное собрание, правительство и администрация. Бывшие политические лидеры получили вежливые приглашения в суды над военными преступниками, поскольку это абсурдное крючкотворство стало обязательным повсюду, куда вошла американская армия. Единственным принуждением в отношении местных жителей было навязывание американского религиозного культа «демократии». От населения, национальная религия которого уже включала в себя конфуцианство, буддизм, синтоизм и культ императора, это не потребовало большой жертвы.

Лидеры, над которыми совершался затяжной ритуал экзорцизма по поводу военных преступлений, не оскорблялись ни в японской, ни в американской прессе. Их не фотографировали беспрестанно, не подвергали фрейдистской инквизиции, не мучили, не заставляли подбирать окурки американских солдат или переносить систематические унижения, как это делалось в отношении жертв американской армии в Европе. Более того, процесс осуждения «военных преступлений» не распространялся на всю организацию японской жизни, как гражданскую, так и военную, в отличие от того, что делалось и продолжает делаться в 1948 г. в Европе.

Разная политика для двух оккупационных зон довольно просто объясняется общим принципом формирования американской внешней политики. Главная движущая сила оккупационной политики в Европе — это месть. Однако, как показывает наш анализ политики как таковой, месть не является ее составной частью, лежит за ее пределами. Политическая цель состоит не в унижении противника или истреблении населения вражеской единицы, когда она уже побеждена, а в увеличении власти. Но американский режим никогда не руководствовался вопросом о власти при формировании и реализации своей политики в оккупированной Европе. На территории с огромным военным потенциалом, которую Америка контролирует и могла бы использовать в собственных властных целях, она систематически разрушает заводы и оборудование. С населением, которое могло бы обеспечить ее миллионами лучших в мире солдат, американцы обращаются свирепо и с подчеркнутым высокомерием, рассчитанным на вечное отчуждение от «туземцев». Захватив в плен лучших в западной цивилизации военачальников, у которых им следовало бы поучиться, они начали вешать их за преступление, состоявшее в противодействии американским армиям на поле боя.

Одним словом, вместо наращивания американской власти оккупационная политика во всех отношениях ее уменьшила. Это убедительно доказывает, что мотивация такого поведения лежит вне политической сферы. Его причины — в полной, глубокой, тотальной несовместимости между высокой культурой и находящимся внутри нее паразитическим организмом. Это отношение выходит за пределы обычной межнациональной политики. Оно сродни отношениям между римскими легионами и варварами Митридата и Югурты, между крестоносцами и сарацинами, между Европой и турками в XVI веке. Отчуждение даже глубже, потому что мстительная взвинченность накапливалась в душе паразита веками молчаливого страдания от неоспоримого превосходства хозяина. Когда покоренная Европа и, в частности, ее наиболее жизнеспособная часть, носительница великой европейской идеи XX века, лежала у ног этого совершенно инородного завоевателя, представителя ушедшей в прошлое культуры, в его ликующей душе не было места для великодушия, рыцарства, благородства, милости. Она была переполнена только желчью, которую он пил тысячу лет, пока ждал благоприятного момента в окружении чужих и высокомерных западных народов. Еврей всегда считал и продолжает считать их варварами, гоями. С этой точки зрения американская армия потерпела столь же полное поражение, как и армия ее культурной родины. Настоящим победителем стал культурный чужак, триумф которого над всей западной цивилизацией стал наивысшим взлетом его судьбы.

IV

Окончательный итог американской политики с момента произошедшей там революции 1933 г. был для самой Америки негативным. Естественные геополитические национальные интересы этой страны связаны с Латинской Америкой и Дальним Востоком. Во всемирной борьбе за контроль над планетой между западной цивилизацией и внешними силами естественная политика Европы ориентирована на Африку, Ближний Восток и просторы азиатской России. Америка, будучи колонией цивилизации, черпая из нее всю свою духовную энергию, натуральным образом дополняет этот интерес и никак с ним не конфликтует. Каковы тогда интересы националистической Америки в России, Африке и на Ближнем Востоке? Соответственно, какие интересы преследует Европа в Центральной и Южной Америке? У Европы с Америкой не может быть естественного, органического схождения властных векторов, а у Японии с Америкой есть.

Американская внешняя политика противоречит всем особенностям естественного расположения этой страны. Она сделала Америку союзником России — не против Японии, что было бы понятно, но против Европы, что является безумием в свете подлинных американских интересов. Америка сражалась с Японией и, завоевав, приступила к ее восстановлению, вместо того чтобы навсегда превратить в часть своей империи. Она сражалась со своим главным другом, Европой — не только политическим партнером, но духовной родиной и абсолютным культурным союзником.

Когда военная удача принесла победу американскому оружию, Америка могла бы искупить свои предыдущие ошибки. Европу можно было бы включить в американскую заморскую империю. Европу можно было бы реабилитировать. Но было сделано совершенно противоположное. Европу грабили, морили голодом и расхищали, тогда как Японию, своего естественного противника, восстановили для ее следующей войны против Америки.

Одним словом, внешняя политика Америки была не американской. В этом окончательно убеждают ее реальные действия.

С 1933 г. культурная дисторсия решала за американцев вопросы войны и мира. От победоносного шествия американского оружия Америка не приобрела никакой власти. Япония принесла одни убытки: значительная часть японского оборудования была передана России, а ноша восполнения ее продовольственного дефицита была возложена на американский народ. Если Россия чрезвычайно выиграла в промышленной силе благодаря европейскому оборудованию, переданному Америкой из своей половины Европы, то сама Америка понесла только новые затраты. Она так основательно опустошила оккупированную европейскую территорию, что многие материальные потребности собственной армии приходилось обеспечивать из Америки.

Американские войска покинули Китай и Индию, Северную Африку и Персию, отказавшись от крупнейшей в мировой истории империи. К исходу Второй мировой войны Вашингтон стал столицей военной империи, раскинувшейся на 18/20 поверхности планеты, включая моря, которые контролировала Америка.

Политика культурного дистортера вовсе не была направлена на мировое господство, как иногда утверждалось. Столь грандиозная идея могла возникнуть только в западных кругах. Инородный организм в теле западной цивилизации может только деформировать ее жизнь. Паразит не может стать частью Запада, а мировое господство — это западная идея. Она далеко не для всех, потому что, как и другие созидательные западные идеи, для своей реализации требует от человека достаточной глубины и энергии. Поэтому Америка и не могла удержать великую империю, которая оказалась в ее руках. Не обладая достаточным историческим опытом и политическим сознанием, невозможно создать и возглавить империю. В массовом сознании американца вся Вторая мировая война имела одну негативную цель: уничтожить европейскую идею.

Таким образом, культурная дисторсия в Америке не служила американским национальным интересам и не была нацелена на завоевание мира — ни для себя, ни для Америки. В итоге Америка потерпела политическое поражение во Второй мировой войне. Этот факт совершенно понятен Европе. Вопрос в том, в какой степени он осознается в Америке. Это связано с проблемой формирования американского будущего, американского национализма, прогнозами относительно продолжающейся культурной патологии и духовных возможностей Америки.