Относительность истории

История всегда имеет субъективный аспект и объективный аспект. Определяющим при этом не является ни то ни другое само по себе, но только их взаимоотношение. Каждый из двух аспектов может быть произвольным, однако отношение между ними не случайно и, выражая дух эпохи, является в историческом смысле истинным.

Все восемь культур, промелькнувшие перед нами в коротком обзоре, обладали своим собственным отношением к истории в целом, и это отношение развивалось в определенном направлении в течение жизни каждой культуры. В этой связи достаточно будет упомянуть классическую. Римляне считали Тацита, Плутарха, Ливия, Светония историческими философами. Для нас они всего лишь рассказчики, совершенно лишенные исторического чувства. Это не порицание в их адрес, но сообщает нам нечто о нас самих. Наше ви?дение истории характеризуется напряженностью, пылкостью, пытливостью и всесторонностью, как и вообще склад нашей западной души. Если бы история насчитывала десять, а не пять тысячелетий, мы бы непременно ориентировались на все десять.

Особым чувством истории отличаются друг от друга не только культуры, но также их разные эпохи. Несмотря на то, что в любую эпоху представлены все жизненные тенденции, следует подчеркнуть, что в каждую из них доминирует только одна. Так, во всех культурах религиозное чувство достигает высшего развития в первой великой жизненной фазе, длящейся около пяти веков, затем оно подавляется критической духовностью, что продолжается несколько дольше, и далее вытесняется историческим взглядом, на смену которому постепенно приходит финальное возрождение религии.

Последовательность трех жизненных тенденций такова: сакральная, светская (profane) и скептическая. Политической фазе феодализма соответствует религия, абсолютному государству и демократии соответствуют ранняя и поздняя критическая философия, а стадия восстановления авторитета и цезаризма сопровождается скептицизмом и возрождением религии.

Внутрикультурное развитие идеи науки, или естественной философии, происходит последовательно от теологии через физические науки и биологию к чистой, нетеоретической манипуляции природой как научному аналогу скептицизма и восстановленного авторитета.

Эпоха, следующая за эпохой демократии, видит своих предшественников только в их чисто историческом аспекте. Только так она может чувствовать с ними связь. Однако, как станет ясно дальше, здесь тоже есть своя императивная сторона. Культурный человек всегда един, и сам по себе факт преобладания одной жизненной тенденции не может нарушить этого органического единства.

Индивиды любой эпохи отличаются друг от друга развитостью исторического чувства. Достаточно задуматься о разном историческом кругозоре Фридриха II и одного из его сицилийских царедворцев; о Цезаре Борджиа и одном из его капитанов; о Наполеоне и Нельсоне, Муссолини и его убийце. Политическая единица, оказавшаяся в руках оппортуниста, человека без исторического кругозора, за его невежество должна расплачиваться кровью.

В дополнение к тому, что сама душа западной культуры характеризуется наибольшей исторической энергией, она рождает людей, наделенных величайшим историческим чувством. Эта культура всегда сознавала собственную историю. В каждый поворотный момент было достаточно людей, понимавших его смысл. Обе стороны любого внутризападного противостояния ощущали себя полномочными представителями будущего. Поэтому западный человек испытывал потребность в картине истории, на основе которой можно было бы мыслить и действовать. Тот факт, что культура не стояла на месте, означал также и то, что непрерывно менялась история. История есть постоянная реинтерпретация прошлого. Поэтому она всегда «истинна»: господствующие исторические воззрения и ценности каждой эпохи являются выражением ее особой души. Исторические альтернативы не являются истинными или ложными, но эффективными или неэффективными. Истина в религиозно-философско-математическом смысле, то есть вневременная, непреходящая, отделенная от жизненных условий, не имеет отношения к истории. Истинная история есть история, актуальная в выдающихся умах.

Историческое чувство высокой пробы присуще двум группам: тем, кто пишет историю и тем, кто ее делает. Между этими группами также существует иерархия. История пишется для того, чтобы обеспечить эпоху необходимой картиной прошлого. Затем эта картина, четкая и выразительная, обретает силу в мыслях и действиях ведущих исторических деятелей эпохи.

Наша эпоха, как и другие, обладает собственной, подобающей ей картиной истории, и при этом она не вправе выбирать одну из нескольких картин. Наши исторические воззрения определяются духом нашей эпохи. Ее характерными чертами является внешняя направленность, фактуальность, скептицизм и историзм. Она не руководствуется великими религиозными или критическими чувствами. То, что для наших культурных прародителей было предметом радости, скорби, страсти, необходимости, для нас — предмет уважения и знания. Центром тяжести нашей эпохи является политика. Чистое историческое мышление сродни политическому. Историческое мышление всегда ищет знания о том, что было, не стремясь что-либо доказать. Политическое мышление свою первую задачу видит в установлении фактов и возможностей с последующим влиянием на них посредством действия. Оба типа мышления неотделимы от реализма. Ни то ни другое не подразумевает некоей программы, которую хочет практически доказать.

Наша эпоха — первая в истории Запада, когда абсолютное подчинение фактам одержало победу над всеми остальными духовными установками. Это естественное следствие исторической эпохи, когда критические методы уже исчерпали свои возможности. В сфере мысли торжествует историческое мышление, в сфере деятельности центральное место занимает политика. Мы следуем за фактами независимо от того, куда они ведут, даже если вынуждают нас отказываться от облюбованных схем, идеологий, душевных иллюзий и предрассудков. Предыдущие эпохи в истории Запада формировали свою историю по предпочтениям своей души; мы поступаем так же, но наш взгляд не ограничен предзаданными этическими или критическими рамками. Напротив, наш этический императив выводится из наших исторических воззрений, а не наоборот.

Наши воззрения на историю не более произвольны, чем в любую другую эпоху Запада. Они для нас обязательны и свойственны каждому человеку, уровень значимости которого зависит от способности удерживать эти вопросы в фокусе. Если человек является эффективным представителем данного времени, значит, он руководствуется именно данной картиной истории и никакой другой. Вопрос не в том, должен ли он ею руководствоваться: так думать ошибочно. Он просто будет ею обладать, в своих чувствах и бессознательной оценке событий, независимо от своих артикулированных и вербализированных идей.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК