Генезис философии: мнения и дискуссии

Из предложенного выше понимания возможности философии следует, что вопрос о существе и природе философии может и должен обсуждаться в аспекте того, как возможна философия в качестве рационального знания. Для раскрытия сущности философии в этом аспекте необходимо, руководствуясь методологической установкой, согласно которой сущность объекта раскрывается в его истории, обратиться к вопросу о генезисе рационального знания, в частности, знания философского.

Как уже неоднократно отмечалось в философской литературе, посвященной проблеме начала философии¹, вопрос о генезисе философии — это вопрос многогранный, многоаспектный, ответ на который конкретизируется в решении следующих частных вопросов: когда, где, из чего и как, почему возникает философия.

Начну с наименее дискутируемого в литературе вопроса: когда?

Можно однозначно утверждать, что большинство исследователей сходятся во мнении, что философия возникла примерно в VII-VI вв. до н. э., в так называемое «осевое время» (К. Ясперс). На этом историческом этапе произошел резкий поворот в духовной истории человечества, в результате которого почти одновременно в течение нескольких столетий в различных регионах независимо друг от друга зародилась философская мысль: в Китае в это время жили и мыслили Конфуций, Лао-цзы, Мо-цзы, Чжуан- цзы, Ле-цзы, в Индии возникли Упанишады, в Иране появился зороастризм, в Древней Греции творили великие досократики в лице Парменида, Гераклита и др.

Сам факт того, что философия зародилась «почти одновременно» в различных регионах отнюдь не снимает актуальность вопроса о том, где впервые возникает философия как наиболее дискутируемом в литературе. Все многообразие мнений по данному вопросу может быть сгруппировано в следующие три основные традиции: 1) европоцентристская, 2) ориентальная (восточноцентриссткая), 3) синтетическая (платоновская).

Согласно первой традиции считается, что философия родилась впервые в Древней Греции, ибо именно здесь впервые сложились все условия для ее возникновения, в частности, главное из них — свобода духа. С этой точки зрения на Востоке, где царил тотальный деспотизм, не допускавший никакой свободы, в том числе и свободы мысли, философия никак не могла зародиться. Этой позиции придерживается большинство видных европейских философов и в первую очередь Г. Гегель, в работах которого наиболее полно и аргументированно представлена европоцентристская точка зрения. По словам Гегеля, «вследствие… общей связи политической свободы со свободой мысли философия выступает в истории лишь там и постольку, где и поскольку образуется свободный государственный строй»[38]. Для философствования, по мнению Гегеля, дух должен расстаться с природой. Восток же так и не смог преодолеть ступень единства духа с природой, это удалось только древним грекам; «философия поэтому начинается лишь в греческом мире»[39]. И далее: «Философия в собственном смысле начинается на (Западе. Лишь на Западе восходит свобода самосознания»[40].

Еще более категоричен в своих европоцентристских рассуждениях классик историко-философской науки, глава Баденской школы неокантианства В. Виндельбанд: «Греческая философия вырастает на почве замкнутой в себе национальной культуры, она есть чистый продукт греческого духа»[41].

Сторонников второй — ориентальной (восточноцентристской) — традиции сегодня значительное меньшинство и, как правило, ей следовали отдельные видные европейские философы, напрцмер, А. Шопенгауэр, Фр. Ницше и др[42]. Ее приверженцы считают, что философия зародилась на Востоке задолго до возникновения ее на Западе, а потому древним грекам осталось только ее позаимствовать, перенести на европейскую почву.

Мне представляется, что и та, и другая традиции — это две крайности, которые как раз преодолеваются в третьей — синтетической. Она берет свое начало у великого древнегреческого мыслителя Платона, суть которой он выразил лаконично и точно в следующих словах: «эллины доводят до совершенства всё то, что они получают от варваров»[43]. Этой фразой Платон, видимо, хотел провести мысль о том, что фйлософия изначально зародилась на Востоке, а греки ее не просто позаимствовали, но так существенно переработали, что как бы создали ее заново. А это значит, что древневосточная философская мысль ничего общего не имеет с европейской, колыбелью которой явилась Древняя Греция.

В отношении каждой из этих традиций можно выдвинуть целый ряд аргументов и контраргументов. Так, в пользу ориентальной традиции говорит тот факт, что, как сообщает античная доксография, первые греческие философы (Фалес, Пифагор и др.) получили научные и философские знания во время своих длительных путешествий по Востоку. Фалес, как известно, совершил путешествие в Египет, Пифагор — в Сирию, Египет, Вавилон. Контраргументом может служить следующее обстоятельство. Хотя восточные влияния на раннюю греческую мысль сегодня считаются уже бесспорными, всё же такого рода отдельные спонтанные связи между Востоком и Западом, которые имели место в досократовской Греции, вряд ли могли послужить необходимым условием рождения философии у эллинов. Как известно, активный диалог между Востоком и Западом, взаимное проникновение двух культур начались только в эпоху эллинизма, во время походов Александра Македонского на Восток. Для. греческой философии — это была эпоха перехода от ее расцвета к закату и упадку.

Если к вопросу о месте рождения философии подойти с более общих позиций, прежде всего с позиции культурологической, то очевидно, что диалог между Востоком и Западом в принципе невозможен, ибо западная и восточная культуры фундированы на совершенно разных основаниях: европейская — это культура разума, рациональная культура, в то время как восточная — культура особой чувственности, граничащей с мистикой. Именно это и обусловливает существование на Востоке и Западе двух различных типов философий, спрсобов философствования: западная философия — это рациональная по своей природе философия, в то время как восточная — это мыслечувствование, которое логически не выразимо и не может стать мыслью «другого».

А потому содержащаяся в древневосточных текстах, например, древнеиндийских или древнекитайских, философия едва ли может быть воспринята в качестве таковой европейцем. Для последнего философия — это рационализированная теоретическая система, скрепленная абстрактными понятиями и категориями, восточная же философия — это мышление, как правило, не понятиями, а, если так можно выразиться, абстрактными образами. Примером может служить понятие «пуруьиа» в древнеиндийской философии, которым обозначается высшее божество, «вселенский» человек. Подобно Брахману, понимаемому как атман, слово пуруьиа употребляется для обозначения как божественных, так и человеческих сил и свойств. Так в изречениях Веданты читаем: «Он (пуруша. — И. Ш.) стоит, всё покрывая, имея руки и ноги везде, имея везде рот, голову и глаза, и слыша всё в мире»[44]. В «Ригведе» в «Гимне Пуруше» сообщается: «Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий пуруша… Когда разделили пурушу, на сколько частей он был разделен? Чем стали уста его, чем руки, чем бедра, ноги…? Кто создал пятки пуруши? Кто — мясо? Кто — лодыжки? Кто — красивые пальцы… Кто — части тела, [что] посередине?»[45]. Стало быть, пуруша как бог, высшее божество имеет смутный, можно даже сказать, абстрактный образ, что, безусловно, в голове европейца никак не укладывается и равносильно «круглому квадрату».

Безусловно, такая философия мыслечувствования вполне поддается европейскому разумению, но она остается чуждой его «нутру», ибо для подлинного приобщения к ней необходимо не только «вхождение», «вживание» в культуру Востока, но и рождение в ней. В этом смысле европеец всегда будет отчужден от восточного миропонимания, стиля философствования, равно как и восточному мудрецу никогда не постичь духовный мир европейца. И тот и другой в равной мере могут претендовать на роль философа, ибо каждый из них вкладывает свой смысл в понятие философии.

Исходя из вышесказанного, можно заключить, что факт рождения философии — это был многократный факт ее рождения «почти одновременно» в различных регионах как Востока и Запада, но это был факт рождения не единой по сути и природе философии, а разных философий, сущности и природа которых взаимно исключают друг друга.

Разумеется, эллины получили от древневосточных цивилизаций большой арсенал научных знаний метафизического, математического, астрономического, медицинского характера, который, будучи включенным в контекст античной духовности, претерпел такую сущностную метаморфозу, что как бы был создан заново. Примером этому может служить история математики. Большая часть математических знаний (аксиомы, теоремы, правила исчисления), которыми оперировали греки, как факт были известны уже древневосточным математикам. Но именно греки превратили математику в теоретическую науку благодаря систематическому введению в нее доказательств теорем и правил исчисления, сформулированных впервые на Древнем Востоке. Этим греческая математика принципиально отличается от вавилонской и египетской. Подобную перестройку первооснов претерпела в контексте античной культуры и доисторическая древневосточная метафизика, на почве которой выросла со временем философское умозрение греков, свободное от древневосточного догматизма и кастовости. В этом своем понимании возникновения философии позиция автора этих строк вполне укладывается в русло платоновской традиции.

Переходя к вопросу о том, из чего и как возникает философия, следует сразу заметить, что сам вопрос об источниках философии является многогранным в силу многообразности самих типов источников. Об источниках философии можно говорить, по меньшей мере, в двух аспектах: психологическом и гносеологическом. Что касается психологического аспекта этой проблемы, то, как известно, уже древние греки в лице Платона и Аристотеля отмечали, что философия началась с изумления, удивления. «И теперь и прежде, — подчеркивал Аристотель, — удивление побуждает людей философствовать… Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим… Таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания…»¹⁰. Итак, необходимым условием философствования оказывается влечение к преодолению незнания.

Для выяснения существа и природы философии, философского знания более важным представляется гносеологический аспект проблемы генезиса философии. В решении этого вопроса так же существует широкий диапазон мнений, начиная с утверждения, что она «вообще ни из чего не возникала… она зародилась, так сказать, на пустом месте»[46], и, кончая ответом, что философия вообще не возникала, а существовала издавна. Безусловно, это две крайние позиции, между которыми существует «золотая середина», допускающая также ряд мнений. Среди них отечественный историк философии, видный антиковед А. Н. Чанышев (1926-2005) выделял следующие: 1) мифогенную; 2) гносеогенную 3) мифогенно-гносеогенную концепции. Сюда я бы добавил еще и религиогенную концепцию, с которой и начну их реконструкцию.

Согласно религиогенной концепции философия проистекает из религиозных воззрений путем перевода их на язык понятий и категорий. Так, известный русский философ С. Н. Трубецкой отмечал, что «философия греков есть лишь особый фазис развития их религиозных идей»[47]. В частности, философия возникает из религии как авторитетной доисторической метафизики путем трансформации конкретных образов Абсолютного в его универсальное откровение в тот момент, когда только что пробудившийся метафизический ум начинает осознавать несоответствие идеи божественного представлениям отдельных богов[48].

Сходной мысли придерживался и английский мыслитель Дж. Томсон, считавший, что философия греков явилась понятийным выражением их религиозных представлений. Так, соглашаясь во многом с Ф. Корнфордом, который считал философию «прямой преемницей теологии», Дж. Томсон пишет: «„Энум элиш“, гесиодовская „Теогония“ и ранняя греческая философия образуют последовательные стадии непрерывного процесса в истории мысли… Корни греческой философии уходят в древние религий Ближнего Востока»[49].

Религиогенной позиции происхождения философия придерживался и К. Ясперс, который считал, что философия родилась как «слово и дело богословия». Он видел в религиозных преданиях аналог философии, выводил ее происхождение из религиозных тайных союзов и мистерий.

К сторонникам мифогенного объяснения философии можно отнести Г. Гегеля, Фр. Корнфорда, Дж. Томсона, А. Ф. Лосева. Суть данной концепции сводится к утверждению о том, что философия есть результат рационализации «перезревшего» мифологического сознания. Она — не более, чем спекулятивный миф. Так, Гегель, который, как и Корнфорд и Томсон, по сути, не проводил различия между мифологией и религией, утверждал, что возникновение философии из мифологии происходит путем изменения формы знания, при этом в философском сознании сохраняются мировоззренческие схемы мифа, т. е. его содержание. Ибо и миф, и философия выражают одно и то же: бесконечное и всеобщее. Различие же между ними имеется только с точки зрения их формы знания: форма выражения всеобщего в мифе — чувственные представления, получаемые на основе фантазирующего разума, а в философии — это понятия как продукт мыслящего разума.

Однако выражение всеобщего в мифе в форме чувственных представлений оказывается неадекватной, ограниченной формой, по сути, противоречащей содержанию мифа. Согласно Гегелю, это противоречие между формой и содержанием мифа преодолевается в философии путем смены представленческой формы выражения всеобщего на единственно адекватную этому содержанию разумно понятийную форму[50] [51].

Выдающийся отечественный антиковед А. Ф. Лосев является одним из наиболее последовательных представителей мифогенной концепции возникновения философии. Особенность его позиции определяется тем, что он изначально пытается исследовать миф вне контекста религиозных представлений, хотя существование такого контекста им и не отрицается. Именно из такой нерелигиозной мифологии и возникает, по А. Ф. Лосеву, философия. Греческая диалектика, которая, по словам А. Ф. Лосева, есть «душа античной философии… началась с мифа — в пифагорействе, существовала как осознание мифа — у Платона и Плотина и кончилась диалектической конструкцией мифа же — у Прокла… греческая философия есть логическая конструкция мифа. Первые шаги к философскому осознанию мифа близки еще к самому мифу»¹⁵.

Стало быть, согласно Лосеву, античная философия в основе своей есть мифология: с нее она началась у Гомера, ею она закончилась в неоплатонизме. Просто на разных этапах античной культуры менялись ее формы: сначала мифология выступала в своей непосредственности, а в конце в рефлектиро- ванной, т. е. рационализированной форме как философия мифологии. Это следует понимать так, что античная философия, по словам А. Ф. Лосева, «имеет в мифологии свою почву, но сама есть та или иная теория мифа, а не просто сам миф»[52].

Таким образом, согласно лосевской концепции генезиса философии, античная философия не только возникла из мифологии, но последняя образует как бы субстанцию первой. В античной философии не только осуществляется реконструкция мифа и перевод его на язык мысли, но сам античный способ философствования продолжает существовать лишь на основе мифологии.

Гносеогенной позиции в решении вопроса генезиса философии следуют, как правило, марксистски ориентированные западные философы (например, известный французский антиковед Ж. -П. Верная) и целый ряд отечественных мыслителей. Гносеогенная концепция также связывает возникновение философии с процессом рационализации, объект которого теперь усматривается не в мифе, а в пранаучном знании, зародившемся в Древнем Вавилоне и Древнем Египте.

Ж. -П. Верная полагал, что новый тип мышления, сформировавшийся в результате великого греческого чуда — рождения философии — был чужд религии. Первые греческие философы в лице ионийцев объясняли возникновение космоса й других природных явлений чисто рациональными причинами. Это стало возможным в силу тех изменений, которые претерпело архаическое мышление. По мнению Вернана, судьба греческой мысли никак не могла определяться двумя полюсами — мифом и разумом, поскольку в эпоху архаики (в эпоху Гомера и Гесиода) древние грекй не противопоставляли миф логосу, понимая и то и другое как «слово», «речь». И только позже, начиная с V века до н. э., их первоначальный смысл претерпел такую семантическую метаморфозу, что миф, который понимался теперь как выдумка, стал противопоставляться логосу как истинному и обоснованному рассуждению[53].

Этот семантический сдвиг представлял собой столь глубинную интеллектуальную революцию, что ее нельзя было объяснить в терминах исторической причинности и потому ее стали именовать «великим греческим чудом». «На ионийской земле, — замечает в этой связи Верная, — разум {логос) как бы вдруг освобождается от мифа, подобно тому, как пелена спадает с глаз»[54]. И если для архаического мифологического мышления повседневный опыт мог быть понят и иметь смысл лишь в сравнении с принятыми за эталон «изначальными» действиями богов, то для милетцев первоначальные явления и силы, образовавшие космос, объясняются аналогично процессам, наблюдаемым в повседневной жизни. Так греческая мысль становится на путь познания, свободного от каких-либо ритуальных элементов. Десакрализация знания —- таков общий итог интеллектуальной революции милетцев. Итак, обобщая позицию Вернана, можно утверждать, что философия возникает в момент разрыва между мифом и наукой.

Видный отечественный историк философии В. Ф. Асмус подчеркивал зависимость античной философии от науки Вавилона и Египта. Древние греки в лице ионийцев, у которых издавна были многосторонние связи с восточными народами более древних цивилизаций, перенесли и своеобразно переработали, по словам В. Ф. Асмуса, «зачатки физических, математических, астрономических знаний… Одновременно шла и своеобразная переработка древней мифологии — в искусстве, в поэзии, а в философии — уже освобождение зарождающейся философской мысли из плена мифологических представлений о мире и человеке»[55].

Как видим, Асмус указывает на два источника происхождения философии: пранауку и мифологию. Однако в этом процессе становления ранней греческой философии основная мировоззренческая роль отводилась не мифу, который был всего-навсего образным средством выражения мысли, а пранаучным знаниям, обусловившим своеобразие греческого философского мышления. По словам В. Ф. Асмуса, «особенность античной философии в том, что внутри нерасчлененного единства зачаточных философских понятий и понятий научных воззрения, относящиеся к природе, играют роль во многих отношениях решающую: первые греческие философы были не только первыми математикамй^ физиками, астрономами, физиологами, их научные представления о мире вместе с тем определяли свойственную для цих постановку и решение вопросов философских»[56] [57].

В этом же русле развивает свои рассуждения и другой отечественный философ В. У. Бабушкин. Он также связывает возникновение философии с теоретическим осмыслением накопленного в древней пранауке знания, с опытом повседневной жизни, а также с положительными знаниями, включенными в мифологическое мировоззрение. «Осмыслив и перестроив древнюю пранауку, — отмечает В. У. Бабушкин, — они (первые мыслители. — И. Ш.) заложили фундамент теоретического отношения к миру. В этом смысле начало философии было одновременно и началом теоретической науки вообще».

Обобщая свою позицию, автор подчеркивает, что возникновение философии — это сущности процесс преодоления мифологического сознания научно-теоретическим мышлением. Генезис философии был связан не просто с рационализацией мифов, но прежде всего с попыткой теоретического объяснения мира и самого человека.

Рассмотренные выше концепции, несмотря на содержащееся в них рациональное зерно, в целом являются односторонними, поскольку каждая из них абсолютизирует один из источников философии, противопоставляя их (в частности, миф и пранауку). Поэтому представляется более правильным подход, который учитывает качественную специфику философии и мифологии, значимость знания, как обыденного, так и пранаучно- го в генезисе философии. Такая синтетическая (лшфогенно-гносеогенная) концепция была предложена отечественными историками философии

А. С. Богомоловым и А. Н. Чанышевым, согласно которым философия возникла из двух источников: мифа и знания. Под первым имеются переходные мировоззренческие формы, когда первобытная стихийная мифология трансформировалась в мифологию с элементами самосознания, демифологизации и деантропоморфизации. Под знанием же в данном случае подразумевается первоначальное эмпирическое знание: обыденное и научное, точнее пранаучное. Авторы данной концепции так описывают механизм возникновения философии: на начальном этапе своих духовных исканий древний человек мыслил по преимуществу мифологически. Мифология выполняла у него роль мировоззрения. Картина мира целиком и полностью была мифической. Но со временем по мере практического усвоения окружающего мира человек получал естественное, рациональное знание об отдельных природных процессах и явлениях, которое порой противоречило мифическим представлениям о них. Накопление конкретно-научного, рационального знания, полученного посредством реального практического опыта, привело к подрыву мировоззренческой значимости мифа. На какое-то время образовался своеобразный «мировоззренческий вакуум»: мифология уже не могла выполнять мировоззренческую функцию, а конкретно-научное, опытное знание, которое носило частный характер, по своей природе также не могло замещать собой мировоззрение. В этих сложившихся обстоятельствах на историческую арену выступила философия, которая по своей природе могла вобрать в себе функции и мифологии, и конкретно-научного знания, поскольку, с одной стороны, философия так же, как и мифология является мировоззрением, с другой, она, равно как и конкретно-научное знание является знанием рациональным. Стало быть, в философии очень гармонично соединились мировоззренческая интуиция с рациональным подходом[58].

Что касается ответа на вопрос: почему возникла философия, то он очевиден: к VII-VI вв. до н. э. сложились все необходимые условия для ее возникновения. А потому факт ее рождения — это дело не случая, а результат исторического развития, когда на определенном этапе «возможность философии, которая присутствует во всякой достаточно развитой мировоззренческой мифологии, превращается в необходимость»[59]. Как уже отмечалось, эту необходимость возникновения философии Гегель связывает с зарождением свободы мысли. А свобода мысли, в свою очередь, предполагает расцвет действительной политической свободы. Таким образом, необходимость возникновения философ™ в конечном итоге сопряжена с социальными условиями и предпосылками, позволяющими с необходимостью реализовать возможность философии.