4.3.1. Учение о «двух градах»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

С учением о двух видах любви Блаженного Августина тесно связано его учение о «двух градах». Со времени грехопадения мир был разделен на два града: град земной и град Божий {небесный), основанные на двух видах любви: земной создан полной любовью к себе вплоть до забвения Бога; Божий {небесный) — любовью к Богу, вплоть до полного презрения к себе, самозабвения. «Мы разделили, — пишет в этой связи Августин, — человеческий род на два разряда: один тех людей, которые живут по человеку, другой тех, которые живут по Богу. Эти разряды мы символически назвали двумя градами, т. е. двумя обществами людей, из которых одному предназначено вечно царствовать с Богом, а другому подвергнуться вечному наказанию с дьяволом»[408].

Вся история человечества с самого своего начала определяется борьбой двух божественно-человеческих институтов — града Божия и града земного. Божье царство составляют «люди духовные», имеющие «упорядоченную» любовь, т. е. те праведники, которые свою любовь к Богу доводят до презрения к себе. Земное царство же состоит из «людей плотских», любящих наслаждаться тем, чем следует только пользоваться, т. е. из тех себялюбцев, которые совсем забывают о Боге. Первоначально божье царство состояло из верных Богу ангелов, ветхозаветных патриархов, пророков и других богоизбранных. После пришествия Христа и появления христиан божье царство значительно расширилось благодаря смирению и покорности людей перед Богом.

Описывая историю земного царства, Августин дает ее периодизацию и в этом смысле он был первым европейским философом истории. Правда, в периодизации истории земного царства, которой Августин посвятил несколько книг (с XV по XVIII книги) своего знаменитого труда «О граде Божием», он не был оригинальным, ибо он ее, по сути, позаимствовал из Евангелия от Матфея. Всю историю земного человечества Августин заключает между двумя катастрофическими событиями: грехопадением Адама и Евы и Страшным судом.

Предлагая модель, схему периодизации истории земных государств, Августин проводит аналогию между шестью днями творения, шестью возрастами человеческой жизни и важнейшими главами Священной истории, а именно: шестью основными библейскими историями, как они «явствуют» из Ветхого Завета и истории христианства. В соответствии с этим Блаженный Августин предложил следующую периодизацию истории земного царства:

   1 эпоха — эпоха младенчества,, которой соответствует историческая эпоха,

начавшаяся от Адама и Евы и продолжавшаяся до всемирного потопа. Первым основателем земного града стал братоубийца Каин, по зависти убивший своего брата Авеля, гражданина Града небесного.

   2 эпоха — эпоха детства: началась от всемирного потопа и продолжа

лась до пророка Авраама.

   3 эпоха — эпоха отрочества: ей соответствует библейская история от

, пророка Авраама до царя Давида.

   4 эпоха — эпоха юности: от царя Давида до Вавилонского пленения.

   5 эпоха — эпоха зрелости: от Вавилонского пленения до рождения Христа.

   6 эпоха — эпоха старости: от рождения Христа до дня Страшного суда.

В день Страшного суда завершается история земного царства и начинается история царства небесного (божьего). В своем земном эмпирическом существовании общество праведников смешано с обществом грешников, себялюбцев. В день Страшного суда праведники отделяются от большинства грешников, с которыми они были перемешаны в течение нескольких тысячелетий своей истории. С этого дня, знаменующего собой конец земной историй человечества, праведники окончательно отделяют свой град и соединяются с Богом. Грешников же Бог соединяет с их давно истлевшими телами и ввергает в ад. .

Из всего вышесказанного ясно, что смысл и назначение человеческой истории Августин видит в нравственном прогрессе и основной нравственный пафос августинизма — человек должен себя достойно вести себя в земном граде, чтобы затем, когда закончится история царства земного навечно стать гражданином царства божьего. В этом смысле августинизм следует понимать как универсальную парадигму христианского философствования, на которую вплоть до середины XIII в. ориентировался любой более или менее значительный мыслитель христианского Запада.