8.2.2.3. Критическая (трансцендентальная) метафизика И. Канта

Предложенный Кантом новый, «переворотный», по своей сути, способ мышления, открыл метафизике путь к науке. Главному трансцендентальному вопросу: Как возможна метафизика, или Возможна ли метафизика как всеобщая и необходимая наука? Кант посвящает второй отдел «Трансцендентальной логики» — «Трансцендентальная диалектика». Утвердительный ответ на поставленный вопрос, по мнению философа, может быть только при одном условии: если метафизика будет рассматриваться как не догматическая, т. е. метафизика вещей (примером ее может служить традиционная метафизика Г. Лейбница и Хр. Вольфа), а критическая, трансцендентальная, т. е. метафизика знания. Особенность этой метафизики состоит в том, что она имеет дело с чистыми понятиями разума, предмет которых не может быть дан в опыте, в тенденции они устремлены на познание вещей в себе. Такие понятия Кант именует трансцендентальными идеями. Они лежат в природе разума так же, как категории — в природе рассудка. И если рассудок — способность давать правила для единения многообразия чувственных созерцаний, способность создавать единство явлений посредством правил, то разум — способность давать сами принципы познания, способность создавать единство правил рассудка по принципам. Следовательно, разум никогда не направлен прямо на опыт или на какую-нибудь вещь, а всегда направлен на рассудок, чтобы с помощью априорных понятий придать единство его многообразным знаниям, привести его в полное согласие с самим собой.

Лежащие в природе разума трансцендентальные идеи позволяют достичь безусловного знания о синтетическом единстве всех условий бытия. Это безусловное синтетическое единство Кант связывает с тремя отношениями: 1) отношение к субъекту, 2) отношение к многообразному содержанию объекта в явлении, 3) отношение ко всем вещам вообще. В соответствии с этим он разделяет все трансцендентальные идеи на три класса: первый содержит в себе безусловное единство мыслящего субъекта, который есть предмет психологии, второй — безусловное единство условий явлений, являющихся предметом космологии, третий — безусловное единство условий всех предметов мышления вообще, высшее условие возможности всего, что можно мыслить, которое есть предмет теологии^А9.

Итак, чистый разум имеет в своей основе три трансцендентальные идеи: идею души {психологическую идею), идею мира {космологическую идею) и идею Бога {теологическую идею), которые образуют три основные проблемы метафизики и составляют содержание трех метафизических дисциплин — рациональной психологии, рациональной космологии и рациональной теологии.

Примененный Кантом трансцендентальный метод в исследовании проблем метафизики позволил ему с самого начала обосновать несостоятельность прежней догматической метафизики вольфианского толка и, прежде всего, рациональной психологии, ориентированной на поиск лежащей в основе мыслительной деятельности субстанционально простой и неделимой души, идею существования которой упорно отстаивали картезианцы и вольфианцы. Иллюзию, в которую впадал догматический разум рациональной психологии в своем поиске души-субстанции, философ усматривал в том, что в логике именуют паралогизмом (ложным заключением, следующим из применения двух понятий под прикрытием одного понятия). Этот паралогизм Кант выражал следующим умозаключением: «То, что нельзя мыслить иначе как субъект, не существует иначе как субъект и есть, следовательно, субстанция. Мыслящее же существо, рассматриваемое только как таковое, нельзя мыслить иначе, как субъект. Следовательно, оно и существует как таковой, т. е. как субстанция»[820] [821].

Как видно из данного умозаключения, мышление берется в обеих посылках в совершенно разных значениях: в большей посылке — так, как оно относится к объекту вообще, а в меньшей посылке — только так, как оно существует в отношении к самосознанию; иными словами, в первом I случае речь идет о вещах, которые можно мыслить только как субъекты, во втором же случае речь идет не о вещах, а о мышлении, в котором Я всегда является субъектом сознания.

Именно на ложности этого умозаключения строится кантова критика рациональной психологии. Однако обоснование принципиальной невозможности рациональной психологии, согласно «прусскому мудрецу», не, отрицает ни загробную жизнь и бессмертие души, ни необходимость их признания. Оно лишь доказывает невозможность теоретического обоснования идеи о загробной жизни и бессмертии души.

В космологической идее содержится вопрос о мире как о совокупности условий существования всех явлений в их полноте. Данный вопрос был предметом рассмотрения рациональной космологии, являющейся второй метафизической дисциплиной, при решении проблем которой наш разум с ’ неизбежностью впадает в иллюзию. Последняя коренится в самой природе разума, которая постоянно повелевает ему переступать границы возможного опыта и устремляться к безусловному, непознаваемому. Как только разум выходит за пределы опыта, он тут же впадает в противоречия, которые Кант именует антиномиями.

Антиномии — это противоречащие друг другу, взаимоисключающие друг друга суждения, которые в равной мере могут быть логически обоснованы. Схематично они состоят из тезиса и антитезиса.

Философ выделяет четыре антиномии чистого разума:

   1. Тезис: Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве. Антитезис: Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени, и в пространстве.

   2. Тезис: Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое или то, что сложено из простого. Антитезис: Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей, и вообще в мире нет ничего простого.

   3. Тезис: Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить причинность через свободу. Антитезис: Нет никакой свободы, всё совершается в мире только по законам природы.

   4. Тезис: К миру принадлежит или как часть его, или как причина безусловно необходимая сущность.

Антитезис: Нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности — ни в мире, ни вне мира — как его причины.

Сформулированные Кантом антиномии чистого разума, которые, по его словам, «на деле есть самое благотворное заблуждение, в какое только [822] может впасть человеческий разум»[823], имеют особое значение для понимания мотивов и причин расхождения Канта с прежней метафизикой. Антиномии можно рассматривать как средство, предохраняющее от трансцендентальной видимости, которая вводила традиционную метафизику в заблуждение и побуждала ее принимать явления, которые не более чем представления, за вещи в себе. Разрешение антиномий возможно лишь при одном замечании, что явление истинно, пока разум применяется в опыте, но, как только он выходит за его пределы и становится трансцендентным, явление не создает ничего, кроме одной видимости. Стало быть, антиномии являются, образно говоря, своеобразным сигналом для нашего разума, предупреждающим его о том, что он вышел в запредельную для него сферу. Тем самым они четко фиксируют границы того мира, к которому может и должен применяться наш разум: это мир явлений, возможного опыта, не позволяют выходить за границы опыта и судить о вещах вне его, как о вещах самих по себе.

Третья трансцендентальная идея — теологическая идея. Кант именует ее «трансцендентальным идеалом» чистого разума. Если в психологической и космологической идеях разум начинает с опыта и затем устремляется к абсолютным основаниям, то в теологической идее разум с самого начала покидает опыт и устремляется к бытию абсолютного существа. Иллюзорность притязаний нашего разума обнаруживается, прежде всего, в идее существования Бога. Судьба ее предрешена результатами четвертой антиномии. И всё же Кант подробно рассматривает и отвергает имевшие в его время доказательства бытия бога — физикотеологические, космологические и онтологические. Вскрыв их несостоятельность, он фактически изгнал Бога из мира явлений. Этим он показал, что теологическая идея невозможна при спекулятивном применении разума (т. е. когда мы идем от существования вещей в мире к их причине), она остается для него только идеалом, «понятием, которое завершает и увенчивает всё человеческое знание и объективную реальность которого этим путем… нельзя доказать, но и нельзя также и опровергнуть»[824], теологическая идея недоказуема аргументами теоретического (чистого) разума, она, как увидим в дальнейшем, есть только постулат разума практического, усматривающего в ней регулятора оценки религиозных представлений людей. И тем не менее идея бога как трансцендентальный идеал чистого разума сохраняется Кантом, ибо в ней заключено основное содержание религии и теологии. А вместе с тем сохраняется и теология, правда, не в своей спекулятивной форме, которую великий кёнигсбергец отверг, а трансцендентальной. Трансцендентальная онтология, по его мнению, возможна как теология, доказывающая свою необходимость путем определения своего понятия и постоянной цензуры нашего разума, часто вводимого в заблуждение чувственностью.

Завершая рассмотрение «Трансцендентальной диалектики», философ заключает, что все наши рассуждения, желающие вывести нас за пределы возможного опыта, обманчивы и безосновательны. Но несмотря на это наш разум склонен переходить за границы опыта, что приводит к антиномиям, свидетельствующим об иллюзорности трансцендентальных идей, если их рассматривать как понятия действительных вещей. И поскольку разум имеет своим предметом только рассудок и его целесообразное применение, то он, подобно тому, как рассудок объединяет многообразное в объекте посредством понятий, объединяет многообразное содержание понятий посредством трансцендентальных идей, которые для разума так же естественны, как категории для рассудка. Стало быть, хотя трансцендентальные идеи и обманчивы, они всё же имеют полезное применение: они направляют рассудок к определенной цели, т. е. они имеют регулятивное применение и служат правилом для рассудка. Если же отказаться от регулятивного применения идей, то наш разум различными путями впадает в заблуждения, покидая в этом случае почву опыта.

Такие идеи разума, как замечает Кант, «не черпаются из природы; скорее наоборот, мы задаем вопросы природе сообразно этим идеям и считаем наше знание недостаточным, пока оно не адекватно им»[825]. Сами же идеи заданы нам природой нашего разума, а потому они не есть нечто абсолютное, существующее само по себе, нечто действительное. Применительно, например, к третьей трансцендентальной идее — идее Бога, это, значит, что у нас нет никаких оснований безусловно признавать предмет этой идеи — Бога, предполагать, что он существует сам по себе. Мы можем мыслить Бога только в идее.

Подводя общий итог своей трансцендентальной философии, Кант¹ приходит к выводу, что «чистый разум, который, как казалось на первых порах, обещал нам по крайней мере расширение знания за все пределы опыта, содержит в себе, если правильно понимать его, только регулятивные принципы»[826]. И хотя в отношении чувственных созерцаний, понятий и идей человеческое познание имеет априорные источники знания, которые, как кажется на первый взгляд, пренебрегают пределами возможного опыта, тем не менее, кантовская критика показывает, что чистый разум не может выйти за сферу возможного опыта и что его истинное назначение состоит в том, «чтобы проникнуть в самую глубь природы сообразно всем возможным принципам единства…, но при этом никогда не переходить границы природы, за которыми для нас нет ничего, кроме пустоты»[827]. Такова вкратце предпринятая Кантом критика чистого разума.

Если теперь попытаться в сжатой, схематичной форме выразить суть кантовской теории познания, то она примерно выглядит так. В отличие от господствовавшей до и после Канта в истории философии гносеологической традиции, согласно которой люди в процессе познания объективно отражают мир, «прусский мудрец» полагал, что в процессе познания мы, познающие субъекты, мир не отражаем, а конструируем в соответствии с теми априорными формами знания, которые у нас изначально есть до всякого опыта. Подобно рыбаку, который для ловли рыбы забрасывает сеть в воду, познающий субъект набрасывает на мир свою «логическую сеть», каковой, по сути, являются априорные формы знания, и путем логических манипуляций пытается подогнать под нее мир. Стало быть, мы мир познаем таким, каким мы его уже заранее до всякого опыта построили в своей голове в соответствии с изначально данными нам соответствующей культурой априорными формами знания. Последние не только предшествуют нашему опыту, но и делают возможным наш опыт. Именно они определяют наш способ «видения» мира: мир таков, каким он нам является нашему сознанию. А является он нам таким, каким мы его заранее построили в своей голове.

Итак, мы познаем мир только на уровне явлений. А поскольку на разных уровнях культуры мир является по-разному, то в каждой культуре есть своя, соответствующая ее потребностям и целям, а потому и адекватная для нее, картина мира, которая, безусловно, никак не совпадает с миром как таковым, с миром «вещей в себе». Последний как мир сущности никогда не может быть познан, он навсегда скрыт от нас. По Карпу, мы его можем мыслить, но он абсолютно не познаваем. Тем самым философ провел непроходимую пропасть между миром явлений и миром вещей в себе, ограничив наш разум сферой возможного опыта. Стало быть, наш разум не всесилен.

Поставив границы нашему разуму, Кант фактически пошатнул здание классической науки и философии, которое зиждилось на традиционном (классическом и просветительском) мифе о всесилии разума, и, прежде всего, разума научного. Именно этой своей идеей ограниченности человеческого разума кёнигсбергский филосдф воздвиг стену, которая навсегда отделила его от так называемой немецкой классической философии, школы Фихте, Шеллинга и Гегеля. Как известно, эти немецкие философы поставили своей основной целью преодолеть проложенную Кантом пропасть между миром явлений и миром вещей в себе, иными словами, между бытием мира и бытием мышления. Утвердив тождество бытия и мышления, так называемые «ученики» Канта столь разошлись со своим «учителем», что говорить об их творческом развитии духа философии «прусского мудреца» нет никаких оснований. На самом деле, они стали его не последователями, а идейными противниками. Именуя себя его толкователями и сторонниками, они были на самом деле лишь его карикатурами.